Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 (ЛП) - Рейнольдс Джош - Страница 1

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Они шли с запада и востока, с юга и севера. Они лезли из каждого уголка Империи, из каждой земли Старого Света — и даже из-за их пределов.

Одни из них были людьми или когда-то были таковыми; другие никогда людьми не были.

Едва ли не все они враждовали друг с другом. В иных обстоятельствах подобная встреча непременно закончилась бы всеобщей резней, поскольку каждый из них, обуреваемый жаждой крови, ополчался на своих заклятых врагов и соперников при каждом удобном случае.

Разумеется, поход проходил далеко не мирно. Никто из них даже не знал, что такое мир.

К концу дня запахло бойней. Однако смерть и взаимное уничтожение не были дозволены тем, кого объединил этот странный союз. Пока не были дозволены. Они должны были сначала принести смерть и уничтожение другим.

Общее у них было лишь одно: каждый служил Хаосу. Они поклонялись Хаосу в любом его воплощении, будь то Кхорн или Слаанеш, Нургл, Тзинч или любое другое темное божество.

Они объединились ради одной страшной цели — увечить, жечь, душить, разрывать на куски и убивать, убивать…

Еще не рассвело, когда он был уже на мосту. Большая луна, Маннслиб, уже скрылась. Ее спутница, маленькая Моррслиб, еще только начала всходить.

На середине деревянного моста он остановился. Облокотившись о перила, подождал, пока не начало светлеть, и лишь тогда решился идти дальше. Поднявшись на холм, он направился к лесу.

От дыхания в морозном воздухе поднимался пар; он то и дело вздрагивал от холода.

Рвань, которая считалась одеждой, защищала от холода плохо. Ветхие сапоги в попытке защитить ноги от сырости были изнутри выстланы тряпьем. Но трава уже пропиталась утренней росой, грязь на земле размокла, а сапоги еще не успели просохнуть со вчерашнего дня.

Но он не обращал на это внимания. Так было всегда, во всяком случае, сколько он себя помнил. Казалось, с того самого дня, как он начал ходить, он приходил сюда, то поднимая босыми ногами пыль, то хлюпая сапогами по грязи.

Дальше будет еще хуже. Через месяц появятся снег и лед, и его каждодневная работа станет еще тяжелее.

Он внимательно оглядывал лес, стараясь определить, не прячется ли кто меж ветвей. Даже в самый ясный день в этом лесу было темно, свет почти не проникал сюда.

Многие деревья сбросили листья, но от этого здесь стало только опаснее. Среди голых стволов труднее прятаться, а деревья как будто превратились в чудовищ, что готовы наброситься на тебя в любое мгновение.

Стояла тишина, но он знал, сколь она обманчива. Лес был полон всякой живности. Насекомые, птицы, животные — обычные его обитатели, но были здесь и другие, которых уж никак не назовешь обычными.

Ему стало страшно. Здесь, в лесу, ему всегда было страшно. В детстве он думал, что с возрастом эти страхи пройдут, но получилось как раз наоборот. Прежде он боялся всего непонятного. Теперь, когда он знал, кого можно здесь встретить, он стал бояться еще больше.

Возможно, потому он все еще и жив. Не будь он постоянно начеку, хоть раз допусти оплошность — и он давно бы уже погиб. Был бы утащен одним из тех существ, которые прячутся меж корявых деревьев.

Никто из жителей его деревни не ходил сюда в одиночку. Люди отправлялись в лес группами и только хорошо вооруженные. Дровосеки работали здесь только под надежной охраной.

Однако иногда и этого бывало недостаточно. В прошлом году ранним утром в лес отправились шестеро. Вечером они не вернулись. Они вообще никогда не вернулись. Поисковый отряд обнаружил лишь несколько окровавленных обрывков одежды.

Он подул на руки и потер их одна о другую, чтобы хоть чуть-чуть согреться. Затем вытащил из-за пояса кинжал. Держа в правой руке кинжал, а в левой моток веревки, чтобы связать охапку хвороста, он вступил под полог ветвей.

Он ходил в лес каждый день и всегда выбирал один и тот же маршрут. Он знал здесь каждое дерево и каждый корень, каждую ветку и каждый куст. Будь что-то не так, он сразу бы это заметил. Однако всякий раз отходить от привычной тропы приходилось все дальше. Валежник нужно было искать. Обламывать ветви было бессмысленно, поскольку даже зимой они не были достаточно сухими.

Возле тропы лес был уже основательно прорежен. Но чем дальше, тем гуще сплетались ветви, как будто стараясь оказаться поближе друг к другу, чтобы защититься от неведомого врага.

Впрочем, эта защита была не более надежной, чем у тех дровосеков, ибо на земле нередко попадались огромные поваленные стволы — словно жертвы нападения неизвестных хищников.

Он видел этих тварей лишь несколько раз, но довольно часто ощущал их присутствие. Он не знал, кто они и как называются, да и не стремился это узнать.

Для него они были существами, от которых следует держаться подальше.

Не люди, не звери, они казались их мерзкой помесью, результатом противоестественных совокуплений, отвратительной комбинацией меха, кожи, перьев, рук, копыт и рогов. И были они совершенно тупыми. По-видимому, в результате мутации у них отмерли все естественные органы чувств. У них не было ни мозга человека, ни инстинктов зверя.

Много раз он находился буквально в двух шагах от этих отвратительных тварей, скрываясь за стволом дерева, но они не смогли его увидеть, услышать или учуять.

Но если бы они его обнаружили, он был бы уже мертв. Вот почему он всегда держался настороже. Нельзя все время полагаться на везение.

Он подошел уже к самой кромке леса; сердце забилось сильнее, и он, забью о холоде, крепче сжал в ладони рукоять кинжала. Он продвигался вперед медленно, оглядываясь по сторонам, прислушиваясь и всматриваясь в заросли.

Все было тихо, никого не было видно, но он знал: рядом кто-то есть.

Впереди, совсем недалеко, затаилась одна из тварей. Возможно, она поджидает как раз его, уже зная, что он приходит сюда каждое утро. А возможно, он случайно попался ей.

Тварь находилась от него ярдах в пятидесяти; он мог ее хорошо рассмотреть — она пряталась меж корней расщепленного пня.

Он тоже затаился. Он умел быть терпеливым. Это уже не раз спасало ему жизнь.

Он стоял не шевелясь, боясь даже дышать, чтобы его не выдал пар изо рта; сердце бешено колотилось, во рту пересохло.

Эти существа вели ночной образ жизни. Когда становилось темно, они подбирались к деревне и утаскивали оставленный во дворе скот. С наступлением утра они возвращались в лес. Но днем или ночью — они всегда были смертельно опасны.