Дело Кристофера (СИ) - Гейл Александра - Страница 16

Но, как выясняется, помощь уже близко, и перспективы на вечер куда как более радужные. И предвещает их с пинка распахнутая дверь и громкий вопль:

— Ах, ты с***а крашеная!

Со стороны секретарши раздается страшный грохот, шум и брань. Она с перепугу чуть не ударилась съехавшим с подставленной ладони подбородком о клавиатуру. И я не более расторопна, так как запуталась каблуками в проводе ноутбука. Вам точно нужно говорить, кто это явился по мои блондинистые космы или сами догадаетесь? Керри Робинс Прескотт, конечно.

— Джоанна Конелл, — продолжает она вопить, тем временем. — Я бросила мужа и троих детей в Ньюкасле, чтобы приехать к тебе в Сидней! А ты месяц в Австралии, несколько недель провела со мной в одном городе, но даже не сказала! Да я тебе половину волос выдеру… хотя нет, три четверти! Вот, я выдеру три четверти твоих-с****х-крашеных-косм!

— Керри! — Я, наконец, добираюсь до нее, пытаюсь обнять, а она меня бьет по рукам, не позволяет. На ее месте я бы не такое устроила. Каждый эпитет, которым она меня награждает, полностью правомерен.

— А еще ты выходишь замуж, и узнаю я это от кого бы вы думали?! ОТ МАДЛЕН КЛЕГГ! И узнаю я это походя, между рецептами яблочного-клегг-ее-возьми-пирожка и индейки в винном соусе! Для справки, все это я терплю раз в неделю ТОЛЬКО потому, что когда-то нас с ней познакомила ты, и у нее случится инфаркт, если я ей скажу, что являюсь хорошей женой не потому что знаю, что такое индейка в винном соусе, а потому что у меня уже трое детей и муж, и все они сыты, поддаются контролю и стопроцентно мне верны. О нет, я молчу, терплю, киваю и крашу ногти, делая вид, что пишу ее гребаный рецепт, а она вдруг просекает, и как выдаст: а вот Джо для Брюса будет готовить долбаную индейку! Какого Брюса? Ах да, того, который мистер-я-хочу-от-тебя-колечко-уже-год-а-ты-козел-все-тянешь! И когда он решился, твою мать, Конелл, ты мне даже не сказала?! Или может быть это потому, что ты была так заняла горячим летним сицилийским романом со своей карьерой, что все остальное просто выскользнуло из твоей покрашенной чуть ни не в платину головы?

— Керри! — пытаюсь я ее заткнуть, пока это еще в моих силах.

— Джоанна Конелл, ты официально…

— Керри! Было бы все хорошо — позвонила бы! А то представь, мы два с лишним года не виделись, и вдруг я объявляюсь, и начинаю с порога грузить тебя своими проблемами…

Это ее остужает в момент. И она, наконец, позволяет мне себя обнять. По щекам ее бегут слезы.

— Конелл, какая же ты Love Mississippi, — прочувствованно произносит Керри, и я тоже начинаю рыдать от осознания, насколько сильно мне ее не хватало. Хочется ей рассказать все. Нет, не так. Не все, а все-все. И не о Сицилии, не о выкрутасах Брюса и родителей, а о том, что я понятия не имею, что делать дальше со своей личной жизнью. Я всегда спрашивала ее совета, так как она считалась, ну, опытнее что ли. У нее была толпа парней, и все разные, а у меня только минное поле имени Шона Картера… хотя, такой опыт, конечно, тоже бесценен. Хоть книжку пиши.

— Ты же, паршивка, Джо. Ты хоть понимаешь, какая ты негодяйка? Ты обещала крестить моих детей, но даже не сказала о том, что он сделал тебе предложение!

— Знаешь, я бы с радостью пригласила тебя на эту чудесную помолвку вместо Пани и Картера.

Керри удивленно взмахивает своими длиннющими, мокрыми от слез ресницами и, забыв обо всех обидах, начинает смеяться.

— Подробностей! — требует она.

— О, запросто. Во-первых, все было очень в моем духе. Мама орет, папа орет, Пани орет, Брюс орет. И раз, и я в обмороке… Разобрались только к следующему утру, в шахматы сыграли, и я согласилась выйти замуж с условием, что мы возвращаемся в Сидней.

— Это даже больше в твоем духе, чем ты думаешь… Ты все еще ходячая катастрофа, да, Love Mississippi?

— Я вообще не при чем! Это все они!

— Только почему-то каждый раз…

И тут дверь снова распахивается, и на кафедру с видом подравшегося взъерошенного воробья влетает Каддини, врезается в Керри, извиняется, зачем-то отряхивает ее, а потом сгибается пополам и опирается руками о колени в попытке отдышаться.

— Док! Вот, твой отчет. Держи.

— Дурдом, — выносит вердикт секретарша.

— Эх, дружок, опоздал, — хмыкаю я. — У меня сегодня намечается не сдача лабораторной, а грандиознейшая пьянка.

— Со мной, — охотно поддерживает меня Керри и доверительно сообщает парнишке. — Текила, знаешь ли. С водкой.

— О нет, — начинаю протестовать я.

— О да. Ты мне за Ньюкасл должна, детка!

Мы с Керри сидим в баре, знакомом нам еще со студенческих времен. Выпили мы вполне достаточно для того, чтобы потянуло на задушевные беседы, но мысли пока не путаются. Я ей рассказываю о Брюсе и Сицилии. Керри так громко возмущается, что я опасаюсь, как бы нас не выгнали. Но поскольку студенты (а мы, разумеется, неподалеку от кампуса), все равно громче, смысла просить ее не шуметь нет никакого. Оказывается, на фоне меня ей и рассказать-то нечего. Муж, дети, счастливая жизнь за белым забором, подержанный степенный седан на подъездной дорожке. Американская мечта. Вот бы и мне было нечего рассказать. Она счастливица. Я бы хотела иметь ее жизнь. И не смогла бы выдержать оную. Ведь Керри сидит дома, нянчит детей, не работает, мужа любит. Мне бы у нее поучиться искусству радоваться тому, что есть, любить, что есть, беречь, что есть. А мне Брюса мало. Я только и делаю, что раз за разом прокручиваю в голове слова Монацелли и свою странную реакцию на голубоглазку Йол. Все ловлю в небе журавлей.

Звяк, пытается пообщаться со мной телефон. Открываю почту. Письмо от Пани. Что ей нужно? Стоило вспомнить… кхм… подружек Картера, как одна тут как тут. С третьей попытки попадаю по иконке непрочитанного сообщения, удивляюсь, ведь мы с Керри не так много выпили, а я… ах, черт, еще раз нажала, файл теперь какой-то грузится. Мрачно пытаюсь попасть по отмене, но значок просто крошечный, это выше моих пьяных сил, и в честь такого события, блэкбери устраивает окончательный демарш — демонстрирует трофей. И во весь экран высвечивается фото нас с Шоном, из числа тех, что были сделаны после крушения самолета. Пани отправила их всем Бабочкам. Хорошо хоть моих родителей и Брюса в рассылку не включила, и на том спасибо, ведь на картинке я сижу, закусив губу, а Картер застыл в какой-то неестественной позе. И, кажется, будто от срывания друг с друга одежды нас удерживают жалкие несколько секунд времени и сантиментов пятнадцать расстояния! Да не было такого! Не могло быть! Не в этой реальности! Монтаж, однозначно. Либо фотошоп, либо алкоголь. Решено! Но глюки, как выясняется, не только у меня.

— Ауч, как жарко, — игриво сообщает мне Керри, но полностью спрятать настороженность ей не удается. А я молчу, потому что если Монацелли видел все именно так…

— Манфред сказал, что я влюбилась в него, — внезапно выпаливаю я. — И, я боюсь, он прав, — добавляю тихонько.

— Влюбилась в Ман-Манфреда? — пьяно икает от неожиданности подруга.

— Ты совсем спятила?! В Картера!

Но по наполненным праведным ужасом глазам Керри я вижу, ответ неверный. Да-да, в Манфреда, в кого ж еще? Керри, только не выгляди такой перепуганной! Словно вняв моим мыслям, она стремительно отворачивается и начинает размахивать рукой:

— Текилы, мне нужна текила. Много! Срочно! Сейчас! В этом гребаном баре есть текила? — кричит она. И так как Керри есть Керри, помочь ей парни в ряд выстраиваются.

После взрывной смеси из водки, текилы и тотального расстройства, кажется, рассудок становится лишним. Я ничего, вообще ничего больше не помню. Никаких нравоучений, задушевных разговоров. Чистый лист. А затем я просыпаюсь в собственной квартире под треск разрывающегося негодованием будильника. Брюс сидит рядом на кровати. Смотрит и молчит. А в глазах такое разочарование. Ах да, Мадонна не должна себя вести подобным образом.

— Джо, что происходит?

— Керри приехала…

— Да, приехала, — сухо говорит он. — Я в курсе. Ее я тоже полуживую забирал вчера из бара. Самостоятельно вызвать такси вы оказались не в состоянии.