Выбери любимый жанр

Злая корча. Книга 2 - Абсентис Денис - Страница 25


Изменить размер шрифта:

25

Собственно, доказывать сейчас необоснованность паники представляется даже излишним, поскольку мы и де-факто знаем, что никакой войны тогда не произошло. Историки просто показывают, что ее «и не могло быть».

Осознали это советские руководители, похоже, уже к концу года, что мы можем увидеть на примере расформирования полков Осоавиахима. В государственном бюджете СССР на 1927/28 г. общие расходы на оборону возрастали до 1 млд. руб., по сравнению с 780 млн. рублей в 1926/27 г., но этого показалось мало: решено было использовать различные формы военного обучения населения. Центральный Совет Осоавиахима страны обратился с воззванием «Ко всем членам Осоавиахима, ко всем трудящимся Союза ССР», в котором предлагалось провести во всех организациях общества неделю смотра и удвоить свои ряды в эти дни. На следующий день было принято решение начать кампанию «Наш ответ Чемберлену», продолжением которой должна была стать «Неделя обороны». 24 июня 1927 года президиум ЦС Осоавиахима СССР принял резолюцию о военной подготовке трудящихся, что подразумевало кружки военных знаний, стрелковые кружки и авиахимотряды. К концу лета Осоавиахим уже приступил к формированию войсковых организаций общества. Просуществовали эти войска, впрочем, недолго. Созданные в момент паники летом-осенью 1927 года войсковые организации Осоавиахима (только в одной Башкирской АССР было создано 5 полков, 5 отдельных батальонов и 1 отдельная рота) были расформированы уже в начале 1928 года.

В научной литературе на сегодняшний день никак не комментируется ликвидация войсковых формирований общества, вполне возможно, что руководство увидело в них «троцкистскую» опасность всеобщей военизации населения. Чрезмерная военная активность гражданского населения, наблюдавшаяся в стране и в республике во второй половине 1927 г., таила в себе несомненную опасность для руководства СССР. В таких условиях необходимо было срочно обуздать энергию масс и оборонной организации, что и было сделано[179].

Фактически, при таком взгляде предполагается, что паранойя руководства только усилилась — с августа власти стали формировать войсковые организации, а к декабрю этих войск сами испугались (ЦС Осоавиахима СССР принял циркуляр о ликвидации военных формирований уже в декабре). Но в дальнейших событиях явных признаков истерии не просматривается, поэтому мы можем посмотреть на происходившее с противоположной точки зрения — психоз 1927 года, затронувший также и власти, просто пошел на спад. И это хорошо коррелирует с особенностями урожаев 1926–1928 гг. Собственно, различие между Великим страхом и Военной тревогой (пора уже величать ее с заглавной буквы и без кавычек) состоит не в деталях самой паники, а в том, что распространение спорыньи во время Великого страха изначально можно было только предполагать и доказывать косвенно, через нарративные источники, записи врачей и пр., а время Военной тревоги де-факто пришлось на крупнейшую эпидемию эрготизма в XX веке. В засушливом 1928 году спорыньи уже не было, в 1929 году дипломатические отношения с Великобританией были восстановлены.

Заметим, что в процитированных выше публикациях есть один общий характерный момент — утверждение, что «нервозность успешно передается всему народу» сверху, что слухи о близкой войне появляются в народе только «после опубликования в прессе речей» крупных политических деятелей СССР. Однако историки забыли о фольклоре. Любая власть считает, что ей выгодно поддерживать народ «в тонусе» угрозой внешнего врага. Так было всегда, аналогичное запугивание «пасомых» мы можем увидеть даже в соборном послании апостола Петра: «Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить» (1 Пет 5:8). Советские власти угрозой войны с империалистами пугали население и ранее (фильм 1925 г. о «газе Наполеона», например), но, несмотря на «подготавливаемую империалистами газовую атаку», народ так не паниковал. Значит ли это, что пропаганда скорой войны к 1927 году стала более убедительной, и в нее действительно поверили? Если мы отвлечемся от документов ЦК ВКП(б), стенограмм конференций и протоколов выступлений, но обратимся к народному фольклору, то увидим, что все могло происходить ровно наоборот — слухи о грядущей войне спонтанно пошли снизу и передались наверх (а уже оттуда бумерангом вернулись в народ — это самоподдерживающаяся реакция). Не после «речей на XV Московской губпартконференции» (она прошла в январе 1927 г.) возник в народе этот страх реально надвигающейся войны. Изначально он начал распространяться на Урале среди крестьян после уборки урожая летом 1926 года — то есть именно там, где разворачивалась в тот момент эпидемия эрготизма. И такими страхами живо интересовалось ОГПУ. А сводки о народном фольклоре шли в Политбюро, подогревая психоз — классическая положительная обратная связь.

Эти сводки о настроениях собирались оперуполномоченными каждый день по заданной матрице (иногда при помощи специальной группы информаторов): агент обязан был зафиксировать, где именно и в какой ситуации услышан текст; если он не знал имени рассказчика, то должен был максимально подробно описать его предположительную социальную принадлежность. Таким образом, в поле зрения властей стало попадать огромное количество текстов, по мнению властей, репрезентирующих мнение «безмолвствующего большинства». С 1922 года ежедневная информация с мест из сводок ЧК стала объединяться в госинформсводку, которая поступала членам Политбюро[180].

В этом собираемом чекистами фольклоре нас заинтересует одна циклично повторяющаяся быличка, которая позже в материалах НКВД получит зловещее название: «Легенда о мешке с хлебом, луже крови и таинственном старике».

Глава 10

Хлеб и кровь

— Какие порошки? Надо позвать доктора… Ты — отравилась чем-нибудь?

— Тише! Это — спорынья, — шептала она, закрыв глаза. — Я сделала аборт.

М. Горький. Жизнь Клима Самгина

Видения «кровавого хлеба» не закончились в средневековье. Они продолжались в Европе и в новое время, представляясь христианам «евхаристическими чудесами». Особый вид такие легенды приобрели в СССР, наложившись на местные фольклорные мотивы. В этих народных рассказах мы уже не видим просто красного хлеба, хлеб и кровь символически отделены друг от друга. Кроме того, кровь здесь предсказывает скорую войну. За такими быличками пристально следит ОГПУ, а затем НКВД.

С самого момента возникновения советская власть сделала одной из своих важнейших задач контроль над распространением информации в формируемом «новом обществе», однако фольклорные тексты — то есть тексты, по определению, анонимные, устные и репрезентирующие взгляды не одного человека, а целой группы — плохо поддавались такому контролю известными ранее методами. Поэтому в самом начале существования Советского государства карательные органы обратили пристальное внимание, с одной стороны, на городской «новый фольклор» (этот самый «язык улицы») и, с другой, на деревенские слухи и былички, в которых они усматривали контрреволюционную агитацию.

Особенное внимание властей привлекал сюжет былички, в которой крестьянин видит гроб с кровью и неподъемный мешок с хлебом, а встреченный далее загадочный старик интерпретирует это как предсказание войны и голода. Сравните два текста:

 По дороге через лес к П.-Володарску шло несколько мужиков, где увидели груду несмолоченной ржи, они этому удивились, откуда в лесу же могла взяться рожь, стали растаскивать, в середине оказался гроб, внутри гроба — кровь, они испугались этого через несколько сажен (нрзб.) попадается навстречу женщина спрашивает что они видели (нрзб.) когда они рассказывают женщина превращается в Богородицу и говорит что это (нрзб.) знаменье божье, рожь означает голод, а гроб и кровь войну и так исчезает. Эта «агитация» охватила всю волость (сведения из сводки ОГПУ 1928 года по Ярославской области).

 На днях должна быть война Советского Союза с капиталистическими странами. Об этом мне известно из разговоров с гражданами села Рогаткино, которые ездили в село Дубровку и по дороге нашли мешок с хлебом. Они попробовали взять его, но не смогли поднять, хотя их было несколько человек. Далее по дороге им попалась другая находка — ведро с человеческой кровью, вызвало у них недоумение, и они поняли, что эти находки обозначают какую-то загадку, которую им разгадал встретившийся на дороге неизвестный старик. Этот старик объяснил, что мешок с хлебом обозначает, что в 1937 году будет сильный урожай, а ведро с кровью означает, что в этом году будет война и большое кровопролитие (рассказ колхозницы М.В. Прытковой, записанной в 1937 году оперуполномоченным НКВД в АССР немцев Поволжья).

«Органы» видят в этих рассказах явную антисоветскую агитацию, однако сам сюжет представляет собой традиционный фольклорный мотив «неподъемной сумочки», известный по былине о Святогоре, а варианты сюжета с гробом и кровью были распространены в Западной Европе еще в XVI веке.[181]

25
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело