Сага о шпионской любви - Атаманенко Игорь Григорьевич - Страница 10
- Предыдущая
- 10/16
- Следующая
– Давай разденемся, – продолжил атаку «КОНСТАНТИНОВ».
Она молча сдернула блузку на ковер, до подмышек подняла подол широкой юбки, с остервенением рванула ажурные трусики, явив на свет Божий две молочно-белые ляжки, скрепленные наверху черным треугольником, и с едва заметной улыбкой застыла посреди комнаты.
– О Господи, какая же ты красивая! Как пахнет от тебя чистотой весеннего дождя, горьким медом и… розами!
Аристотель шагнул к Ширин, прижал к себе и ощутил под пальцами упругую бархатную грудь, которая казалась ему огромным персиком.
– Чему ты смеешься? – прошептала она.
– Я счастлив, – еле шевельнулись его губы. Подняв женщину на руки, он тут же опрокинул ее на ковер. Крепко держась за его шею, она прошептала:
– Не здесь, не здесь… Не сейчас!..
Аристотель, вмиг захмелевший от предвкушения близости, упрямо мотал головой – только здесь, только здесь, немедленно!
Как в бреду говорили они – быстро, яростно, смятенно – и весь их горячечный разговор был просто криком, – его оголтелым и торжествующим «ДА!» и ее отчаянным и бессильным «НЕТ!»
С истерической слезой в горле она бормотала, уговаривала подождать, только не сейчас, потом, лучше потом, но сейчас не надо, это ужасно – ведь знакомы они всего лишь второй день, это ужасно, ей стыдно, у нее ни с кем такого не было, она ему верит, но они же не скоты, не животные…
«КОНСТАНТИНОВ» в каком-то сомнамбулическом приступе продолжал раскладывать ее между обжигающе-холодными ведерцами с шампанским, трясущимися руками скользил по упругому шелку ее бедер, пока его ладонь не вобрала в себя горячий бутон ее лона. Наконец похоть и приключенческий задор победили последние крупицы разума в ней, и она уступила. До хруста прижав женщину к себе, Аристотель присел немного, а ее вздернул на себя.
Она коротко вскрикнула и обмякла, отдавшись во власть его безумного порыва. Белые лучи вздыбившихся ног турчанки, черный мохнатый тюльпан ее естества сводили Аристотеля с ума, рвали на куски его воспаленное воображение…
Ее губы были закушены, а в уголках глаз метались бесовские искорки. И когда он вошел в нее, она зажмурилась, сладко и глухо замычала.
«Врет, ведь все врет! Не надо сейчас, мне стыдно, у меня ни с кем такого еще не было… А в Париже? Тоже ни с кем и ничего не было?!» – мелькнула у Аристотеля мысль и тут же погасла кометой, потому что он почувствовал, как мука наслаждения перетекает из ее чресел в него, и водоворот нечеловеческой страсти отключил сознание.
Фантастический загул начался. Время остановилось за порогом каюты, там, на палубе, а может быть, на Страстном бульваре?
Сексуальным атакам, казалось, не будет конца. Наконец обоюдная страсть достигла апогея, и «КОНСТАНТИНОВ» почувствовал, как женское тело забилось в последних счастливых конвульсиях обладания. Тела их замерли. Ширин, больно вцепившись Аристотелю в грудь, испытующе наблюдала за ним, вперив взгляд в его зрачки. Он приподнялся над ней и совершенно неожиданно для самого себя громко рассмеялся.
– Ари, что происходит? – забеспокоилась женщина.
– Ширин, тебе сколько лет?
– Двадцать семь… А что?
– Нет-нет, ничего… Ты сумела мне вернуть мои двадцать семь. Безумие какое-то… Подумать только, десятки женщин пролетают в твоей жизни, как снежинки во время метели, как вдруг – стоп машина! Ты нашел то, что искал всю жизнь…
Аристотель испытывал счастье и боль одновременно, глядя на это щедрое молодое тело, преисполненное неги, готовое к пылкой отдаче, эти влекущие глаза, одинаково хитрющие и доверчивые. Он думал о том, что между ними дистанция в полтора десятилетия и… генерал Казаченко. А так хочется продлить эти мгновения яростного первобытного блаженства, когда это тело, разгоняемое тобою, мычит и сладко воет, а ты нутром чуешь, что забавы с ним никогда не прискучат и не внушат усталости, потому как, не успев закончить первый заезд, ты уже вновь готов продолжить эту лютую скачку!
«Вот и попробуй изложить это генералу Казаченко в отчете о проведенном мероприятии! Да разве я сумею описать это? Да разве он сумеет понять?! Странно, – вдруг пришло в голову “КОНСТАНТИНОВУ”, – а девочка что? Уже никуда не торопится?»
Будто подслушав его мысли, Ширин обеспокоенно спросила:
– Ари, который час? Боюсь, что меня уже ищут в посольстве!
– Я сейчас вызову из Генерального штаба вертолет, и он тебя доставит прямо в кабинет посла. Только чур не одеваться!
…Поднявшись на палубу катера, «КОНСТАНТИНОВ» приказал штурвальному возвращаться. На подходе к берегу агент, стоя у самой кромки палубы, в порыве страсти вновь подхватил Ширин на руки. Как-то так получилось, что в этот момент катер заложил такой крутой вираж, что мужчина и женщина, как снопы, рухнули за борт. В ту же секунду вслед им полетели два спасательных круга, а лжебоцман, спокойно вытащив из кармана широченных морских клешей какой-то черный пластмассовый предмет размером со спичечный коробок, поднес его к ручке дамской сумочки, с которой турчанка не расставалась ни на минуту. Коробок жалобно запищал. В следующую секунду из другого кармана клешей был извлечен еще один черный коробочек. Прикоснувшись к ручке, он едва слышно зажужжал.
Лжебоцман удовлетворенно крякнул:
«Ну вот, диктофон теперь будет молчать, как Герасим… А щас посмотрим, как там наши Муму, не утонули еще?»
На берегу «КОНСТАНТИНОВ» рассмешил перепуганную турчанку, рассказав, что именно за такие приключения он получил все свои боевые награды.
…Устранением записи беседы, которую «ШЕХЕРЕЗАДА» должна была доставить своему оператору, Казаченко подталкивал Селлерса сделать еще одну попытку «прокачать» начальника отдела Главного штаба ВМФ России, коим для американца являлся «КОНСТАНТИНОВ». Цель: выяснить направление разведывательных устремлений американца.
Глава третья. Грезы «Шехерезады»
В ночь после свидания на даче Ширин долго не могла уснуть. Уже Ахмед-паша, отложив на прикроватную тумбочку томик стихов Махмуда Абдул Бакы, пожелал ей спокойной ночи и выключил свой ночник, а она продолжала жадно курить, неотрывно глядя в потолок.
С нежностью турчанка перебирала в памяти гербарий прошедшего дня – свежие лепестки воспоминаний о часах общения с Аристотелем. За годы, проведенные в Париже, она сменила множество постелей, и лица наиболее выдающихся партнеров и любовников порой продолжали стоять у нее перед глазами, но теперь их напрочь вытеснил образ боевого морского офицера…
Всякая женщина, даже не отягощенная таким богатым сексуальным опытом и не наделенная такой ослепительной красотой, как Ширин, хранит в сердце сказку о Принце, который вот-вот придет, но почему-то всегда опаздывает на целые годы. И вот он, наконец, предстал перед ней в облике Аристотеля…
«Удивительное дело! – размышляла турчанка, раскуривая очередную сигарету. – Я впервые встречаю человека, мужчину с такой разноречивой духовной палитрой.
Ари, ты – усталый циник, self-made man – человек, без чужой помощи пробившийся в жизни, – с оттенком грусти сообщающий о своей профессии разведчика, и вместе с тем ты – поэт, романтик, иначе как можно расценить преподнесенный тобой стог цветов и все, что было затем!
По твоему поведению чувствуется, что хотя ты и избалован вниманием красивых женщин и обладаешь какой-то сатанинской гордостью, но при этом тебе удалось сохранить некое мальчишеское очарование. В твоих оливковых глазах и наивная чувственность девственника, и жесткость, даже жестокость хищника… При всей моей настойчивости ты не ответил всерьез ни на один из моих вопросов, сумел все перевести в шутку и уйти от прямого ответа. Ничего не скажешь – разведчик!
И все-таки твое истинно мужское начало, твой крепко взнузданный половой инстинкт, обаяние, такт и внутренняя грация производят неизгладимое впечатление… Когда ты улыбаешься, твое лицо озаряется каким-то детским мечтательным сиянием, тебя сразу хочется притянуть к себе и отдаться тебе без остатка!
- Предыдущая
- 10/16
- Следующая
