Биограф - Комарова Инна - Страница 31
- Предыдущая
- 31/39
- Следующая
Ближе ко второй неделе болезни температура опустилась ниже нормы. Рвоты, поносы прошли. Как видно процедуры всё же дали свой результат. Но судороги продолжали мучить ослабевшего ребёнка. Он больше не играл, не просил почитать ему или рассказать интересные истории. Не вставал с постели.
На третьей неделе у мальчика стали выпадать волосики на головке, и его роскошные локоны редели день ото дня. Выглядел он осунувшимся, сильно похудевшим, очень бледным, с тёмными кругами под глазами. Его некогда нежное личико приобрело сероватый оттенок. Бархатная гладкая кожа покрылась гнойничковыми папулами. Пальмиро погрустнел. Во сне часто бредил и звал Розину. Марио не отходил от сына. Когда он услышал, как Пальмиро во сне зовёт Розину, он решил во что бы то ни стало съездить за ней и уговорить переехать к ним.
Марио не на шутку испугался:
– Неужели Пальмиро заболел от тоски? Как же я не подумал об этом? Я виноват. Только я один виноват в том, что Пальмиро заболел. Тогда нужно было на коленях просить Розину поехать с нами. Мальчик вырос на её руках, любит её. А я разлучил их. Нет мне пощады, – терзался Марио. – Завтра же с раннего утра поеду за Розиной, – решил он.
Но жизнь вносит свои коррективы.
Утром няня позвала Марио и испуганно сказала:
– Я не понимаю, что с ребёнком. Он жалуется, что ему мало света, просит, чтобы принесли лампаду. Марио побежал к сыну.
Пальмиро лежал без движения. Его недетский взгляд устремился куда-то вдаль.
– Пальмиро, сынок, доброе утро, – сказал Марио дрожащим голосом. Выдержка отказывала ему.
– Вы что-то путаете, папа. Какое же утро? Ещё темно. Я попросил Элизу, чтобы она принесла лампаду, – потухшим голосом произнёс быстро повзрослевший малыш.
– Боже мой, что с тобой, сынок? Что тебя беспокоит, скажи мне? – расспрашивал Марио, припав к постели сына.
– Ничего, ничего не беспокоит. Спасибо, папа, – тихо проговорил Пальмиро.
– Позовите лекаря. Ну, что же вы стоите? – кричал Марио.
Он больше не руководил своими эмоциями. Скорбные мысли терзали мозг. Сердце вылетало из груди.
– Нет, – говорил он себе, – это немыслимо. Потерять ребёнка – единственное, что у меня осталось. Я не переживу этого.
Пальмиро ежеминутно напоминал ему Флоренс. Его присутствие согревало душу Марио.
Нунцио – лекарь, служивший в имении, первый осмотрел мальчика и развёл руками.
– Коллега, – обратился он к городскому лекарю, – взгляните. Зрачки не реагируют на свет, – пояснил он.
Городской лекарь открыл свой саквояж, достал из него инструменты. Внимательно обследовал глаза мальчика и подтвердил:
– Вы абсолютно правы, коллега. Мне нечего добавить, – сказал он. -Я сожалею, синьор, – обратился он к Марио. – Но на сей раз мы бессильны. Есть неизученные болезни, которые мы не умеем разгадывать и лечить. Мне очень жаль.
– Вы подписали моему сыну приговор? – твёрдым голосом спросил Марио, с трудом сдерживая рыдания.
– Нет, синьор. Будем искать. Но на это потребуется время. А как себя поведёт организм ослабленного болезнью ребёнка, мы не знаем, поэтому не можем ручаться за конечный результат. Повторяю, будем искать. Я сейчас же отравляюсь в город. С Вашего позволения переговорю с другими специалистами, будем созывать консилиум. Очень тяжёлый случай, – предупредил он.
– Дорогой мой! Я доверяю Вам и полагаюсь на Вас. Созывайте консилиум. Обещайте им любое вознаграждение, только помогите моему сыну, – умоляюще произнёс Марио.
–Нунцио, прошу тебя, пока синьор Клаудио вернётся, не отходи от Пальмиро, – приказал Марио.
– Слушаюсь, синьор. Не извольте, пожалуйста, беспокоится.
Разговор с няней
Марио поднялся очень рано. Тревога закралась в его душу, и он не мог спасть. Марио бесшумно подошёл к постели спящего Пальмиро. Нагнулся над ним, прислушиваясь, как мальчик дышит.
– Синьор, я должна Вам сообщить нечто очень важное, – сказала няня, сидящая у постели ребёнка. Я понимаю, мне надо было поговорить с Вами гораздо раньше, но я не решалась, – обратилась Элиза к Марио.
– Давайте выйдем, не будем ему мешать. Его сон поверхностный. Он так тяжело дышит. Бедный мой мальчик, он и во сне не отдыхает, – произнёс Марио шёпотом, выходя из спальни Пальмиро.
– Что Вы хотели мне сказать? – спросил он у няни.
– В том день, Вы помните, когда наш малыш занемог?
– Помню, как не помнить? – ответил Марио удивлённо.
– Так вот в тот самый день произошло очень странное событие, – волнуясь, она начала свой рассказ.
– Что Вы имеете в виду? Что произошло? Какое событие? –недоумевал Марио.
– Вы только не расстраивайтесь, синьор Марио, – успокаивала няня, стараясь смягчить удар. – Утром я принесла из кухни завтрак для Пальмиро. Поставила поднос на стол в столовой. И ушла будить Пальмиро. Так я делаю каждый день, с тех пор, как ухаживаю за Пальмиро. Мы с ним побеседовали, пока я его одевала. Вы знаете, синьор Марио, у мальчика в то утро было прекрасное настроение, – вспоминала Элиза. – Затем я его умыла. И мы отправились в столовую на завтрак.
Элиза остановилась. В её поведении ощущалась неловкость. Похоже, она внутренне боролась сама с собой, не будучи уверенной, надо ли рассказывать барину о происшедшем.
– Элиза, я Вас слушаю, – поторопил её Марио.
Она подняла глаза на Марио и продолжила:
– Когда мы вошли в столовую, я увидела синьору Франческу.
– Простите, а что она там делала? – громко спросил Марио, воспринимая эту новость в штыки. Всё, что касалось его отношений с Франческой, вызывало в нём негативную, болезненную реакцию.
– Она не бывает на нашей половине, непонятно, – насторожился Марио.
– Не знаю, синьор. Я тоже очень удивилась. Она стояла у стола.
В руке, которая зависла над стаканом с соком для Пальмиро, она что-то держала, но рассмотреть мне не удалось. Синьора сильно сжала кулак. Вы знаете, она как-то странно на меня смотрела. Мне показалось, что она не в себе. Синьора задала мне несколько вопросов. Она чем-то была недовольна, не в настроении. Я ответила. Она постояла ещё несколько минут и ушла. Я усадила Пальмиро, накормила завтраком, пока собирала посуду, мальчик крутился рядом. Потом я отвела его в детскую. А там он показал мне свою находку – маленький пузырёк. На дне его была светло-коричневая жидкость. Я понюхала и у меня закружилась голова. Я тут же отнесла пузырёк нашему лекарю – Нунцию. Честно говоря, я подумала, что это он обронил. Нунцио посмотрел, но по запаху не смог определить содержимое пузырька. Сказал, что у него такого состава нет. Он спросил у меня, у кого я взяла пузырёк, желая разобраться, кто именно принёс его. Нунцио сразу же заподозрил неладное. Вылил эти капли на стёклышко под своим прибором (всё не запомню, как он его называет) и сказал, что у него такого состава точно нет. Он твёрдо уверен. Нунцио долго расспрашивал меня, где я его взяла. Я ему подробно всё объяснила. Он в ответ только пожал плечами.
А вечером того же дня у Пальмиро открылся жар, – завершила Элиза свой монолог.
– Очень странно. Почему же ты мне об этом не рассказала тот час? – спросил Марио.
– Побоялась гнева синьоры, – призналась Элиза, плача.
Марио догадался. Он всё понял. Однако не стал выяснять отношений с Франческой.
Всё тайное становится явным
Шло время. Как-то после водных процедур, Аделина, помогая Франческе одеться, внезапно обнаружила на её теле следы страшной болезни. Никому не сказав ни слова, она собралась и в одночасье покинула свою госпожу, прихватив с собой драгоценности Франчески и золотые монеты, которые та имела неосторожность оставить в своей спальне. Больше Аделину не видел никто.
Синим густым покрывалом спускается вечер к изголовью гор.
Он робко подкрадывается к ним. Осторожно укладывается, протискиваясь между ними. Удобно устраиваясь, стирая заострённые очертания верхушек гор.
Закончился день, промелькнул незаметно вечер. Ночь торжественно и величаво вступает в свои права. Всё явное осталось в ушедшем дне. Всё тайное принялось за работу. Она протекает, просачивается сквозь тело и душу ночи тихо, без шума, без окрика, без огласки. Шёпотом, на цыпочках, не дыша, скрываясь под плащом ночи.
- Предыдущая
- 31/39
- Следующая
