Адептус Механикус: Омнибус (ЛП) - Абнетт Дэн - Страница 83

Изображения прокручивались по оптическим системам магоса Блейлока, застывшие мгновения истории, запечатлённые для потомков и будущих потенциальных отчётов о его жизни и свершениях. Века данных хранились в катушках экзо-памяти и десятилетия в схемах внутри черепа. Жизнь Блейлока состояла из одних успехов и верной службы, и он создаст и сохранит всеобъемлющий отчёт об экспедиции Котова для запросов, которые непременно последуют.

Он не испытывал ни малейшей личной неприязни к Лекселю Котову, но знал, что его организационные способности и навыки статистического анализа намного превосходят аналогичные умения архимагоса. Потеря трёх миров-кузниц была непростительной, и Блейлок с высокой степенью статистической уверенности знал, что, обладая ресурсами марсианских кузниц Котова, он сможет расширить власть Адептус Механикус в регионах космоса, которым ещё только предстоит полностью раскрыть свой потенциал.

Но это амбиции для будущего.

Сначала экспедицию необходимо дискредитировать и Блейлок полагал, что нашёл первое оружие.

Он бегло просматривал изображения, сделанные в каюте Робаута Сюркуфа: бессмысленные благодарности военной службы Ультрамара, патенты на офицерский чин Флота и эмблемы различных линейных кораблей. Изображения мелькали с импульсом мысли, записанные картинки быстро сменяли друг друга, как в детской анимационной тетрадке.

Наконец он нашёл изображение, которое искал, и то, что до сих пор было только подозрением, вызванным аномальным несоответствием данных в записях манифольда, превратилось в уверенность, когда он увеличил масштаб документа, висевшего над столом вольного торговца.

Каперское свидетельство с аккредитацией сегментума Пацификус и крылатым орлом командования сектора Бакка представляло собой сложный многомерный гололит с многочисленными глубокими слоями шифрования, которые практически невозможно было подделать.

Практически невозможно, но не полностью невозможно.

Инфокровоток Блейлока раздулся от того, что для жреца Механикус напоминало удовольствие.

Каперское свидетельство Сюркуфа было фальшивым.

Чёрные Храмовники склонили головы в молитве, шесть убитых горем воинов стояли на коленях в одном из немногочисленных храмов “Сперанцы”, посвящённых исключительно славе Императора. Все они сняли доспехи, голые спины космических десантников были иссечены кнутами и цепями с крючьями для умерщвления плоти. Густые сгустки липкой крови стекали по ободранной коже, и брат-сержант Танна знал, что никакой боли не хватит, чтобы искупить их поражение.

Реклюзиарх погиб, и никто из них не обнажил клинок в его защиту.

Чёрные Храмовники стали воинами без места, которое могли назвать своим домом, они лишились духовного лидера и всего, что связывало с прошлым и долгом. “Сперанца” — не их корабль, а её обитатели — не их люди. Шесть воинов — вот всё, что осталось от крестового похода Шрама, и Танна не мог не думать о том, что после со смерти Элия во Вратах Дантиума на них лежит проклятье.

Смерть чемпиона Императора стала невообразимой потерей для Чёрных Храмовников, и хотя Кул Гилад утверждал, что крестовый поход Шрама не является ни епитимьёй, ни наказанием было трудно с ним согласиться. Отрезанные от собратьев-крестоносцев и пойманные в ловушку на противоположной стороне галактики они оказались настолько одинокими, насколько это вообще возможно.

И всё же у них оставался шанс продолжить дело Великого крестового похода, шанс принести свет Императора тем, кто не познал благословенного знания о его существовании. Сержант пытался смягчить этой мыслью боль от гибели Кул Гилада, но для остальных рана была ещё слишком свежей и кровоточащей. Никакие его слова не излечат их разбитую гордость и оскорблённую честь.

Танна проклял свою ограниченность. Он был сержантом, лидером сражения, который знал, как следовать приказам и заставить окружающих исполнить их. Но что им остаётся, если некому отдать эти приказы и наполнить сердца огнём и кровью? Танна не был великим оратором, великим новатором тактики или философии.

Он был непоколебимым в бою, грозным бойцом и надёжным убийцей.

Он не был лидером, и остальные воины знали это.

Впервые после вступления в батальную роту Танна чувствовал себя совершенно одиноким.

Хотя он сражался и проливал кровь вместе с этими героическими воинами добрую половину двух веков, Танна понимал, что неразрывные узы доверия между ними разорваны. Варда сказал, что не осуждает его за приказ запустить “Барисан” и направить “Громовой ястреб” сквозь гравитационные штормы к “Сперанце”, но между двумя братьями появилась тонкая и расширяющаяся трещина.

И хотя Варда был обычным боевым братом, он также являлся чемпионом Императора их крестового похода, и это придавало ему статус, который никто не мог игнорировать несмотря ни на какое звание.

Танна громче запел молитвы, его грудь, плечи и спину покрывали раны позора, которые он нанёс себе. В одной руке он сжимал колючую цепь, а в другой боевой клинок. Они были влажными от его крови. Сержант обратился к воинам и их холодные взгляды причинили ему большую боль, чем любые увечья.

— Доверься Императору в час битвы, — произнёс он, возвращаясь к ритуальному катехизису.

— Доверь Ему свою защиту и приложи все свои силы к истреблению богомерзких Его врагов.

— Пусть моря станут багровыми от крови убитых нами.

Танна нарушил традицию и произнёс последнюю фразу боевой клятвы вместе с остальными.

— Сокруши их мечты и надежды. И обрати все их песни в стоны по погибшим и предсмертные крики.

Не переведено.

Не переведено.

Небо над кратером Бужье, замаранное следами войн тысячелетней давности, подернутое ядовитой дымкой и словно затуманенное тоской, напомнило Гидраку о дне, когда он осознал, что ненавидит Марс.

Ветер гнал пыльную бурю, насыщенную тоннами загрязненного марсианского шлака, волнами вздымающегося над дальней стороной кольцевого вала. Не позже, чем через час, металлические чешуйки опустятся в чашу кратера Бужье сухим, удушливым покровом.

Разумеется, у команды Гидрака имелись средства защиты, но ничто не могло с полной уверенностью предохранить их от коварной марсианской пыли. Хотя они с Авророй[1] и облачились в талларнские пустынные комбинезоны и куфии песочного цвета, в последующие недели им придется вытаскивать из кожи друг друга острые частички металла.

Гидрак, стоявший на гребне вала из выброшенного грунта, поднес руку к оправе поляризационных очков, настраивая мультиспектральный обзор в попытке проникнуть взглядом за стену надвигающейся бури. Впрочем, он понимал, что это бессмысленное занятие — кузня Басири, мощный комплекс производственных зданий, никогда не прекращала работу, упорно разоряя окружающий ландшафт.

Конечно, всё, что сейчас видел Гидрак, представляло собой мутный, вишнево-красный ореол, светящийся на внутренней стороне очков. Триста километров пустоши, покрытой воронками, отделяло его от могучей кузни магоса Альхазена[2], но, проведя немало времени за изучением пиктов, предоставленных Энариком (и уделив намного больше внимания детальным планам, которые Симокатта[3] раздобыл в глубочайших слоях ноосферы), адепт не мог не воссоздавать в воображении жемчужные и нефритовые минареты, золотые башни и геодезические купола мануфакториумов Басири[4].

Там, за стеной бури, в этом центре военной промышленности, днем и ночью трудились миллионы техножрецов, сервиторов и законтрактованных рабов, создавая бронетехнику Астра Милитарум и машины Легио Титаникус.