Адептус Механикус: Омнибус (ЛП) - Абнетт Дэн - Страница 26

Но одного человека, похоже, ещё не сломали.

Хоук оказался физически и психически крепче, чем ожидал Авреем, он чувствовал себя лучше, чем многие из мужчин и женщин, которые оказались с ним на борту. Авреем пришёл к выводу, что, когда запасы сил Юлия иссякали, его подпитывали горечь и злость. Работая рядом, он слышал нескончаемый поток злобных ругательств бывшего гвардейца, тот проклинал всех, начиная с архимагоса и заканчивая своим личным заклятым врагом, надзирателем Врешем. Авреем знал, что солдаты входят в число самых изобретательных сквернословов, но Юлий Хоук достиг в этом совершенно иного уровня.

Во время отдыха Хоук пересказывал истории о своей службе в Гвардии, и если хотя бы половина из того, что он говорил о чудовищных космических десантниках-предателях, осаждавших крепость Адептус Механикус, было правдой, то, пожалуй, ему можно было многое простить после столь ужасающего опыта. Его истории постоянно развивались с каждым новым пересказом для всё более благодарных слушателей. Хоук ругал надсмотрщиков Механикус и открыто призывал восстать против Вреша или принять меры, чтобы покончить с их принудительным рабством.

Авреем смеялся в отчаянии, но никто не следовал его примеру.

Между приступами мятежной демагогии Хоук часто исчезал в извилистом лабиринте стальных трапов, окружавших их спальное помещение, неизвестно куда направляясь, чтобы вновь появиться только когда Вреш включал сирену, отмечая начало рабочей смены. Всякий раз, когда Авреем спрашивал его, куда он ходил, Хоук только заговорщически касался носа и подмигивал.

— Всему своё время, Ави, всему своё время, — вот и всё, что он отвечал.

Как Хоук находил силы для таких таинственных прогулок, оставалось для Авреема тайной, пока он не понял, насколько умело Юлий избегал всего, что хоть как-то напоминало работу. Споры с Врешем, забытые инструменты, повреждённое оборудование и симуляции — всё это приводило к тому, что он работал намного меньше остальных. Но его вовсе не стали ненавидеть, как “сачка”, наоборот он только укрепил свою репутацию мятежника и подстрекателя.

Вот и сегодня Авреем стал свидетелем, как Вреш много раз посылал Хоука к шкафчикам с припасами, а тот сумел растянуть эту задачу на лишние несколько часов. К концу смены Авреем полностью вымотался и не мог думать ни о чём, кроме как упасть на свою третью койку в ряду и закрыть глаза, пока ненавистная сирена не пробудит его от кошмаров бесконечного рабства.

Кошмаров, которые не отличались от реальности.

— Ещё один день закончился, а? — спросил Хоук, незаметно подойдя к ним с Койном с усмешкой, которую Авреему захотелось стереть тяжёлым скребком. Но даже несмотря на своё опустошённое и ошеломлённое состояние он понимал, что это, скорее всего, плохая идея. Крушила ходил за Хоуком, как верный пёс, и Авреем не сомневался, что любая попытка поднять руку на Хоука, приведёт к тому, что кулак огрина превратит его лицо в пюре.

— Я просто хочу спать, Хоук, — сказал он.

— Ага, я тоже. Долгая смена, в течение которой мы помогали лететь этому судну. Ты в курсе, что мы самые важные люди на борту?

— Да ну?

— Конечно, само собой разумеется, если хочешь знать, — ответил Хоук, глубокомысленно кивнув. — Если мы перестанем делать свою работу — вся эта машина сломается. Может мы и самые крошечные шестерёнки, но мы всё равно остаёмся важными, верно? У каждой шестерёнки своя роль?

— Как скажешь, — пробормотал Койн.

— Ты считаешь, что некоторые шестерёнки важнее других?

— Да нет.

Хоук покачал головой. — Неважно. Я покажу тебе позже.

— Покажешь мне что? — спросил Авреем, хотя больше всего он хотел рухнуть на койку и урвать несколько часов беспокойного сна.

— Увидишь, — сказал Хоук, направляясь в хвост колонны усталых рабочих, Крушила верно следовал за ним попятам.

— О чём это он? — поинтересовался Койн.

— Не знаю, — ответил Авреем. Для Хоука было обычным делом дразнить тайнами, а затем давать задний ход, как капризная портовая шлюха. — И не особо хочу узнать.

Койн кивнул, и они вошли в отсек, который с типичной функциональностью Механикус и их легкомысленным презрением к человечности крепостных назвали пищеблоком-86. Тяжёлые стальные балки поддерживали потолок, с которого сыпалась промышленная серая краска, и свисали пульсирующие кабели, пышущие жаром трубы и тусклые ненадёжные фонари в железных клетках.

По всему залу протянулись ровные длинные ряды опорных столов, между которыми медленно двигались неповоротливые сервиторы, скупо отмеривая то, что со смехом называли пищей для крепостных. Она даже отдалённо не выглядела аппетитно, но единственной альтернативой оставался голод.

Иногда Авреем думал, что лучше всё же голодать.

Одна смена просто уходила, направляясь на очередную работу, а люди, только что покинувшие ядовитые перерабатывающие залы заходили, занимая её место.

— Трон Терры, — пробормотал Койн, когда нашёл, где сесть и втиснулся между человеком, лицо которого превратилось в бесформенную массу струпьев и химических пузырей. Второй сосед выглядел не лучше: его предплечья покрывала паутина плазменных флект-рубцов, которые похоже нанесли осознано. Авреем занял место напротив Койна и опустил голову на руки. Никто ничего не говорил, истощение, песок в горле и бессмысленность разговоров заставляли их молчать.

За спиной Койна появился сервитор, внешне он напоминал мужчину с бледной пепельной кожей, черепным кожухом, заменившим большую часть мозга, и грубой аугметикой, превратившей его в раба-киборга, который беспрекословно выполнит любую задачу. Возможно, когда-то он был преступником или каким-то другим социально опасным типом, но заслужил ли он полного лишения человечности и превращения в немногим больше чем органический инструмент? Впрочем, оставалась ли вообще большая разница между сервитором и людьми, которых он кормил?

Рот сервитора запечатывала тяжёлая дыхательная пробка, голову опоясывали фиксирующие цепи, намекая, что когда-то он был нарушителем спокойствия или мятежным демагогом. Из аугметированного горла донеслась волна белого шума, и Койн наклонился в сторону, когда сервитор поставил на стол отформованный пластмассовый поднос.

В его углублениях оказалась густая безвкусная и тягучая, словно смола питательная паста, горстка витаминов и стимулирующих таблеток, и жестяная чашка, наполовину наполненная насыщенной электролитами водой.

Авреем услышал за спиной тяжёлую поступь сервитора и почувствовал резкий запах свежей био-нефти на недавно установленных разъёмах. Он наклонился в сторону, и бледная рука поставила такой же поднос перед ним.

— Спасибо, — сказал Авреем.

— Зачем ты делаешь это? — спросил Койн. — Они даже не понимают твои слова.

— Старые привычки. Они напоминают мне, что мы всё ещё люди.

— Напрасная трата времени на мой взгляд.

— Ладно, не буду, — огрызнулся Авреем, слишком уставший, чтобы спорить.

Койн пожал плечами, а сервитор убрал руку и направился дальше вдоль стола, но оптические имплантаты Авреема успели зарегистрировать свет от подкожной электронной татуировки на внутренней стороне его предплечья, имя, написанное на витиеватом готическом шрифте. Авреем мигнул, потому что узнал имя и повернул руку, чтобы посмотреть на такую же надпись.

Савицкас.

— Стой! — крикнул он, встал из-за стола и направился за сервитором.

Сервитор был спиной к нему и носил брезентовые светоотражающие оранжевые брюки. Вдоль всего позвоночника вилась имплантированная арматура, а левую половину черепа заключили в бронзовый шлем. Он толкал перед собой гусеничную раздаточную тележку и двигался неторопливой походкой лунатика.

— Это ты? — спросил Авреем, почти боясь, что сервитор ответит.

Ответа не последовало, что, впрочем, и не удивило, и сервитор продолжил ставить пластмассовые подносы перед крепостными, словно к нему и не обращались.

Авреем шагнул в сторону и встал прямо перед сервитором, блокируя ему путь и мешая идти. Из-за стола донеслись раздражённые крики, но он проигнорировал их, слишком потрясённый, чтобы отойти.