Фантастика из журнала «Энергия» - Ван Вогт Альфред Элтон - Страница 16

— Это невозможно, — сказал вождь. — Мы, гончары Вселенной, бьемся над ней тысячелетия.

— …Но больше никаких убийств. Если не прекратите, я положу конец гончарному производству.

Глаза вождя засверкали.

— Ваши слова враждебны!

— Если вы думаете, что я этого не сделаю, вы ошибаетесь, — продолжал Ковилл. — Я брошу бомбу в жерло вулкана и взорву пещеру и всю гору. Власть призвана защищать каждого человека, где бы он ни был, а это значит защищать ми-туун от племени гончаров, которое охотится за их костями.

Встревоженный Томм потянул Ковилла за рукав.

— Садитесь в вертолет, — прошептал Томм. — У них вид угрожающий. Они вот-вот набросятся.

Ковилл повернулся спиной к помрачневшему вождю и нарочито не спеша вскарабкался в вертолет. Томм осторожно поднялся вслед за ним. Ему казалось, что вождь готов напасть на них, а Томм вовсе не рвался в драку.

Он включил сцепление, лезвия винта стали перемалывать воздух; вертолет поднялся, оставив внизу кучку безмолвных гончаров в серых бурнусах. Ковилл с довольным видом откинулся на сидение.

— С подобными людьми только так и можно, а именно — показать им свое превосходство; только так они станут вас уважать. Малейшая неуверенность, они почувствуют слабинку, как пить дать, и тогда вы пропали.

Томм промолчал. Методы Ковилла могли принести непосредственные плоды, но, в конечном счете, с точки зрения Томма, они были недальновидны, неприятны и в целом нетерпимы. На месте Ковилла он бы подчеркнул возможность Управления обеспечить заменители костной извести и, может быть, помочь разрешить какие-нибудь технические трудности, хотя, конечно, гончары знают свое дело и уверены в собственном мастерстве.

Правда, желтой глазури у них нет.

В тот же вечер он взял в библиотеке Управления пленку и вставил в переносной видеоскоп. Пленка повествовала о гончарном деле. И Томм впитал столько знаний, сколько смог.

В течение последующих нескольких дней Томм работал над излюбленным проектом Ковилла — планом строительства небольшой атомной электростанции. Томму не нравилась эта идея. Каналы Пеноплана мягко освещались желтыми фонариками, сады сияли в пламени свечей, выдыхали густой аромат ночных цветов — это был город из страны чудес; электричество, двигатели, лампы дневного света, водяные насосы, несомненно, ослабят его очарование. Однако Ковилл настаивал, что Вселенная только выиграет от постепенного слияния в огромный единый промышленный комплекс.

Дважды Томм проходил мимо посудного базара и дважды заглядывал туда полюбоваться на переливающиеся сосуды и побеседовать с девушкой, которая обслуживала покупателей. Она была завораживающе красива, изящество и обаяние вошли в ее плоть и кровь, она с интересом слушала все, что Томм мог рассказать об окружающей Вселенной, и он, юный, мягкосердечный и одинокий, все с возрастающим нетерпением ждал новых встреч.

Какое-то время Ковилл страшно загружал его работой. Из министерства шли указания, и Ковилл поручал задания Томму, а сам либо дремал в плетеном кресле, либо прогуливался в специальной черной с красным лодке по каналам Пеноплана.

Наконец в один из дней далеко за полдень Томм отложил свои записи и вышел на затененную могучими каотанговыми деревьями улицу. Он пересек центральный рынок, где торговцы спешили продать оставшиеся к вечеру товары, около покрытой дерном набережной свернул на тропинку и вскоре оказался на посудном базаре.

Но девушки там не оказалось. Сбоку у стены скромно стоял худой мужчина в черной куртке и ждал, когда к нему обратятся. В конце концов Томм подошел к нему.

— А где Су-зен?

Мужчина замялся. Томм забеспокоился.

— Она заболела? Может быть, она бросила работу?

— Она ушла.

— Куда ушла?

— К праотцам.

— Что-о? — у Томма пробежал мороз по коже, он окаменел.

Продавец опустил голову.

— Она умерла?

— Да, умерла.

— Но от чего? Несколько дней назад она была здорова.

Мужчина снова замялся.

— Умереть можно по-разному, землянин.

Томм разозлился.

— Быстро говорите, что случилось!

Опешив от такого напора, мужчина затараторил:

— Гончары призвали ее к себе в горы; она ушла, но скоро она будет жить вечно, и душа ее погрузится в чудесное стекло…

— Скажите прямо, — не отступался Томм, — когда гончары забрали ее, она была жива?

— Да, жива.

— Еще кого-нибудь забрали?

— Еще троих.

— Живых?

— Живых.

Томм побежал в Управление.

Ковилл случайно оказался на месте, он проверял работу Томма. Томм выпалил:

— Гончары не успокоились, на днях они увели четверых ми-туун.

Ковилл выпятил подбородок и цветисто выругался. Томм понимал, что Ковилл возмущен не столько самим преступлением, сколько тем, что гончары бросили ему вызов, ослушались его. Его лично оскорбили, это так не пройдет.

— Выведите вертолет, — кратко приказал Ковилл. — Поставьте его перед зданием.

Когда Томм посадил вертолет, Ковилл уже ждал, держа в руках одну из трех имевшихся в распоряжении Управления атомных бомб — продолговатый цилиндр, прикрепленный к парашюту. Ковилл приладил его в положенное место на вертолете и отошел.

— Летите к их треклятому вулкану, — резко сказал он. — Сбросьте бомбу в кратер. Эти чертовы головорезы надолго запомнят мой урок. В следующий раз я взорву их поселок.

Томм знал, как Ковилл не любит летать, поэтому ничуть не удивился поручению. Без лишних слов он взлетел, поднялся над Пенопланом и направился к Кукманкской гряде.

Гнев остыл. Гончары попали в ловушку собственных традиций, они не ведают, что такое зло. Распоряжение Ковилла теперь казалось Томму опрометчивым, вызванным самодурством, мстительностью и крайней спешкой. А если ми-туун еще живы? Не лучше ли попробовать договориться с гончарами и освободить пленников? Вместо того, чтобы зависнуть над вулканом, он пошел на посадку, приземлился в мрачной деревне и, захватив гамма-ружье, выпрыгнул на унылую каменистую площадь.

В этот раз Томму пришлось ждать не больше минуты. Вождь большими шагами поднимался по холму, полы бурнуса развевались, обнажая сильные ноги, на лице застыла недобрая улыбка.

— Значит, опять будете нагло изображать господ. Ну, хорошо — нам нужна костная известь, твоя подойдет в самый раз. Приготовь свою душу для Великой печи, и следующую жизнь ты обретешь в вечном сиянии совершенной глазури.

Томм испугался, но вместе с тем им овладело какое-то отчаянное безрассудство. Он тронул ружье.

— Я убью кучу гончаров и вас первым, — произнес Томм чужим для собственных ушей голосом. — Я пришел за четверыми ми-туун, которых вы увели из Пеноплана. Набеги нужно прекратить. Вы, кажется, не понимаете, что мы можем вас наказать.

Вождь сложил руки за спиной, слова Томма, по всей видимости, не произвели на него никакого впечатления.

— Вы летаете, как птицы, но птицы мало что могут, только гадить на тех, кто внизу.

Томм вытащил ружье из чехла, прицелился в возвышавшийся в четверти мили от них валун.

— Смотри на эту скалу, — и разрывная пуля превратила гранит в осколки.

Вождь отпрянул назад, брови у него поднялись.

— По правде говоря, ты кусаешься больнее, чем я думал. Но… — он показал на сомкнувшееся вокруг Томма кольцо гончаров, — мы убьем тебя прежде, чем ты успеешь как следует нашкодить. Мы, гончары, не боимся смерти, ибо смерть есть погружение в вечное созерцание из-под слоя стекла.

— Послушайте, — Томм настаивал. — Я пришел не за тем, чтобы угрожать, я хочу заключить с вами сделку. Мой начальник Ковилл приказал разрушить гору, взорвать пещеры, и я могу это сделать так же легко, как я разрушил скалу. — Гончары глухо заворчали. — Если вы причините мне зло, будьте уверены, вам это с рук не сойдет. Но я уже сказал, что пришел сюда против воли моего начальника и хочу заключить с вами сделку.

— Какую сделку ты можешь нам предложить? — презрительно спросил вождь. — Нас не интересует ничего, кроме нашего ремесла, — он подал знак, и не успел Томм и глазом моргнуть, как его схватили два дюжих гончара и выбили из рук ружье.