Незаконнорожденная - Уэбб Кэтрин - Страница 9

– О, малышка, я знаю, подобное кажется тебе странным, но это совершенно необходимо, и ты почувствуешь себя гораздо лучше без грязи, которая покрывает твою кожу. Я сразу поняла, что тебе в первую очередь понадобятся три вещи: сон, еда и ванна. Так что теперь, после того как ты выспалась и наелась, пора перейти к купанию, – сказала Элис.

Пташка принялась извиваться и уворачиваться. Она не находила ничего приятного в том, что ее раздели: обычно это ничем хорошим для нее не заканчивалось.

– Перестань, – мягко приказала Элис. Она взяла в руки лицо девочки и пристально посмотрела ей в глаза. – Это не причинит тебе никакого вреда, с тобой ничего не случится. Ты мне веришь?

Пташка секунду подумала и кивнула в ответ.

– Молодец, – похвалила Элис.

Когда Элис закончила с раздеванием, Бриджит принесла брусок мыла, гребень, льняные полотенца и щетку с угрожающего вида щетиной. Пташка недоверчиво на нее покосилась. Снятая одежда состояла из платья с длинными рукавами, сшитого из лоскутков различных тканей и подпоясанного куском бечевки, а также двух предметов нижнего белья из грубой шерсти – панталон, которые доходили девочке до колен, и мешковатой нижней сорочки. Все было вонючим и настолько грязным, что первоначальный цвет даже не угадывался. Во всех швах копошились вши, на рукав Элис прыгнула блоха, и она раздавила ее ногтем большого пальца. Старую одежду бросили в огонь, и обе женщины в течение долгой минуты молча глядели на обнаженную Пташку.

– Храни нас святые угодники, – пробормотала Бриджит, и девочка первый раз увидела жалость в ее глазах.

Они смотрели на шрамы и кровоподтеки, покрывающие все ее тело. Элис протянула к девочке мягкие пальцы и провела ими вдоль особенно длинного рубца, идущего от худого левого плечика до нижнего края выступающих ребер, красного и зловещего, оставшегося от раны, нанесенной плетью или кнутом. Нахмурившись, Элис повернула девочку к себе спиной. Она была покрыта косыми полосами, оставленными палкой или ремнем. Поперек старых шрамов, поверх них, шли свежие. Настоящая паутина, следы избиения, которые навсегда останутся на коже. На задней части бедер виднелись отметины в виде больших выступающих пятен с блестящей поверхностью.

– Это, без сомнения, ожоги, – сказала Бриджит, и Пташка почувствовала, как пожилая женщина проводит по ее коже шершавыми пальцами. Их прикосновение заставило девочку поежиться, и поврежденная кожа покрылась пупырышками.

Потом Элис опять повернула ее лицом к себе. В глазах у Элис стояли слезы, но она улыбалась. У Бриджит был хмурый вид, предвещавший грозу, и Пташка робко отодвинулась от нее подальше.

– Что ж, – произнесла Элис почти беззвучно. – Тут ты найдешь защиту от всех, кто мог обращаться с тобой так жестоко. Не знаю, с кем ты жила раньше, но теперь, Пташка, мы твоя семья. Разве не так, Бриджит?

Бриджит пошевелила нижней губой, словно колебалась, стоит ли отвечать, и наконец проговорила:

– Ребенок не может быть настолько испорченным, чтобы заслужить такие наказания. У меня есть бальзам из плодов шиповника и яблок, он поможет смягчить эти рубцы. – С этими словами она вышла из кухни и направилась в кладовую, а Элис улыбнулась Пташке и вытерла слезы у себя на глазах тыльной стороной руки.

– Вот видишь, – сказала она, – у Бриджит язык точно бритва и ладить с ней не всегда просто, но сердце у нее мягче масла и всегда готово растаять. Так что добро пожаловать.

Вода в корыте вскоре потемнела от грязи. Элис намылила Пташку всю целиком, а потом принялась тереть полотенцем, к большой радости девочки проигнорировав жесткую щетку. Больше всего времени ушло на мытье головы. Волосы спутались и были все в колтунах, склеившихся от жира и грязи. В них даже попадались мелкие камешки, веточки и солома. Элис перебрала пряди пальцами, намылила и вычесала волосы гребнем – так бережно, как только могла, – и наконец они стали чистыми. При этом целые пучки волос оказались лишними и теперь плавали в мыльной воде, похожие на пауков. Зимнее солнце заглянуло в окошко, и, когда Бриджит вернулась на кухню, она буквально остолбенела:

– Какой цвет! Кто бы подумал, что под грязью скрывается такая красота!

– Ну и какой это цвет? – спросила Элис, поворачивая голову девочки то одной стороной, то другой, словно не в силах выбрать, с какой та выглядит лучше.

– Ее волосы похожи вон на тот медный чайник и на огонь под ним.

– О, как замечательно. А мне они показались просто каштановыми, – сказала Элис.

Пташка с удивлением наклонила голову и посмотрела на девушку.

– Что ж, теперь она куда больше напоминает ребенка и куда меньше земляного червяка, – проговорила Бриджит, одобрительно кивая.

Когда волосы высохли, то распушились и завились, что привело Элис в еще больший восторг. Они сидели в гостиной, намного более роскошной, чем все комнаты, какие Пташка когда-либо видела, хотя мебель в ней была простая и не новая, а каменный пол не был ничем покрыт. На Пташку надели старое платье Элис, которое оказалось слишком большим и волочилось по полу. Шерстяные чулки тоже были слишком велики, а потому вскоре сползли до лодыжек и болтались вокруг них. На ноги Пташке надели кожаные шлепанцы, которые держались при помощи тесемок.

– Ну вот теперь она опять похожа на огородное пугало, – заметила Бриджит, и Элис рассмеялась.

– Только чуть-чуть. И лишь до тех пор, пока мы не раздобудем для нее одежду получше. В четверг поедем на рынок и что-нибудь подыщем. Бриджит может сшить тебе несколько платьев, – обратилась Элис к малышке, – а когда ты подрастешь, тебе придутся впору мои старые вещи.

– Конечно, твоя старая одежда может ей подойти, когда она станет постарше, но только она слишком хороша для служанки. Так что ей придется обзавестись другой.

– Для служанки? Пташка не служанка. Теперь мы с ней одна семья. Я всегда хотела иметь младшую сестру.

– Твоя сестра? Знаешь, Элис… – начала было Бриджит, но, глянув в лицо девушки, смягчилась и решила не спорить. – Она должна научиться быть полезной. Это очень важно. Ты не всегда сможешь ее содержать.

– Она будет полезной! Конечно же будет. Я научу ее читать и писать, она станет настоящей леди…

– А я научу ее готовить, наводить чистоту и зарабатывать себе на жизнь.

Элис улыбнулась:

– Что ж, очень хорошо.

– Но если она немая, выполнить наши планы будет труднее.

– Нет, она не немая, – возразила Элис, коснулась подбородка Пташки и, приподняв ей голову, пристально посмотрела девочке в глаза. – Голос у нее пропал от страха. Но он вернется, когда настанет время.

– Есть еще одна проблема. Возможно, самая большая, и ты ее не учитываешь. – У Пташки сердце ушло в пятки. Ей так хотелось остаться в этом доме. Очень-очень. Элис тревожно взглянула на Бриджит, словно боялась того, что та может сказать. – Твой благодетель. Он приедет в эту субботу. И кто знает, обрадуется ли он, узнав, что ему придется кормить кого-то еще. В особенности если это будет маленькая бродяжка. – Элис глубоко вздохнула, и Пташка почувствовала, как по ее телу прошла дрожь. – Ты должна будешь сделать так, как он скажет, – заключила Бриджит, на сей раз куда более участливым голосом, чем обычно.

Внезапно на лице Элис отразилось такое отчаяние, что у Пташки сжалось сердце. Она открыла рот, но не смогла издать ни звука: из него не вырвалось ничего, кроме воздуха. Тогда девочка перевела дыхание, откашлялась и повторила попытку.

– Я буду хорошо себя вести, – сказала она, и Элис заплакала от радости.

Выйти из дома Аллейнов в Лэнсдаунском Полумесяце после того, как вся работа была выполнена, не составляло большого труда. Комната Пташки, которая была не многим больше обыкновенного чулана, примыкала к комнате поварихи, и дверь выходила в темный коридор, ведущий из кухни. В комнате стояла только узкая деревянная кровать да подставка для ночного горшка. Никаких окон, лишь коврик перед кроватью, чтобы босым ногам не было зябко ступать на холодный пол. Когда обитавшая за стенкой Сол Брэдбери ложилась в постель, то спала как убитая, сладко посапывая, уткнув подбородок в обильную плоть своей шеи. Если же она не спала, то все равно предпочитала хранить молчание, пока Пташка проявляла благоразумную осторожность. У них сложилось взаимопонимание. Сол Брэдбери закрывала глаза на отлучки Пташки, когда девушке следовало бы оставаться дома, а та воздерживалась от замечаний, когда из буфетной пропадали остатки еды, да и не только остатки. А еще Пташка не замечала, как Сол Брэдбери пьет по утрам бренди или, разговаривая с мальчишкой, доставляющим товар из лавки бакалейщика, дает ему на чай мелочь не из своего кармана за то, что он пересказывает сплетни о соседях. Домоправительница, миссис Хаттон, не спускалась на первый этаж после того, как миссис Аллейн удалялась спать, – у нее и у Доркас комнаты были на втором этаже.