Наш Ближний Восток. Записки советского посла в Египте и Иране - Виноградов Владимир - Страница 18

Пресной воды на острове нет, поэтому ее производит опресняющая установка, построенная израильтянами. На острове был создан, конечно, и магазин, торгующий самыми разнообразными импортными товарами без таможенных пошлин и налогов. Поэтому вся иранская элита гурьбой повалила в этот магазин. Возвращались они с ящиками французского коньяка, шотландского виски и… подушками, чемоданами и разной другой утварью, которой полно в тегеранских магазинах. Но здесь выгоднее, хотя не намного, но выгоднее.

31 декабря 1977 года шах встречал новый год – «год коня» – в своем кругу. У него в гостях был президент Картер с женой и дочерью. И король Иордании Хусейн прибыл. Впрочем, Картер торопился, ему надо было посетить еще ряд стран, и в Тегеране он задержался так, пролетом. Конечно, это не была та встреча, о которой мечтал шах, – как равного с равным, с обстоятельной, проникновенной беседой, анализом различных ситуаций, выработкой совместных решений. Для американцев шах не дорос до такого статуса. Чтобы компенсировать отсутствие существенной деловой части, Картер не скупился на красивые слова на новогоднем банкете: назвал Иран одним из столпов «демократии» на Среднем Востоке, в районе Персидского залива. Забыл на эти часы о всех своих показных тревогах относительно нарушения «прав человека». Изящные дамы в красивых платьях, не менее изящные мужчины во фраках, хрусталь, тонкое вино, красивые манеры, изысканно наигранная, веселая беззаботность сильных мира сего, встречающих с оптимистическими надеждами очередной год своего царствования. И создавалась видимость, что разница лишь только в том, что одни царствуют в Америке, другие – почти в центре Азии. И все это – на крупных фотографиях в сотнях тысяч экземплярах по стране, в миллионах по всему миру. Смотрите: здесь, на Аравийском полуострове, в Персидском заливе, – передовая линия обороны американских интересов (так говорил Картер), а вот здесь Иран – верный бастион защиты интересов Запада и Азии (так говорил шах).

Один не смущался тем, что относил границы своих интересов за несколько тысяч километров от своей земли, не спрашивая народы тех стран, где он предначертал эту линию, другой не замечал своей смешной роли «защитника» чуждых иранскому народу интересов. Впрочем, иранский народ никто не спрашивал.

Началась публикация в печати сериями последнего опуса шаха – его книги «К великой цивилизации».

9 января 1978 года полиция обстреляла толпу в Куме – религиозном центре в 100 км от Ирана. Говорят, как всегда в таких случаях, были «беспорядки», толпа не подчинилась требованиям полиции, пришлось открыть огонь и т. д. Были, конечно, убитые. Сколько? Власти говорят, человек шесть. Другие сообщения – около сотни.

«Ну и что? – говорили нам. – Такое явление нередкое, скоро забудется, волноваться не надо. Лучше бы выявить смутьянов, наверняка действовали какие-нибудь иностранные агенты».

Прочитав об этом в газетах, мы пытались выяснить, в чем дело. Это и не тема в печати, и не тема в разговорах дипломатов.

Однако кое-что проясняют требования религиозных кругов о возврате к конституции 1906 года. Это конституция монархии, но с наличием парламента, а главное – там предусмотрено создание Совета религиозных деятелей, который должен следить за соответствием принимаемых законов исламскому праву – шариату. Без их согласия ни один закон не вступит в силу. Шах в сороковых годах внес поправки в конституцию: монархия как основа государственного строя осталась, меджлис – тоже, но Совет духовенства для наблюдения за принятием законов был упразднен, что вызвало ярость высших кругов духовенства.

Шах как ни в чем не бывало готовился к визитам в ряд иностранных государств, обсуждаются и другие дела – все вроде бы идет нормально, как всегда.

А между тем этот день оказался отправным моментом длинной цепи событий, приведших к свержению шаха и установлению в Иране так называемой исламской республики и вообще ко всему тому, что последовало в этой стране непонятного, странного, невоспринимаемого… Если бы знать заранее о каждом дне, войдет ли он в историю! А историю-то творит каждый день.

События 9 января в Куме исторически должны были произойти, как и сотни аналогичных событий в других городах Ирана. Для проявления недовольства было много оснований. А жестокий метод властей всегда насаждался в Иране – он был частью системы правления. Но, видимо, внутренние условия для взрыва в Иране, никому пока незаметные, назрели настолько, что стали благоприятной почвой для дальнейшего, не поддающегося контролю властей мощного распространения оппозиционного движения по всей стране – и внутрь, и вглубь.

26 января по всей стране отмечалось пятнадцатилетие «революции шаха и народа» – начала проведения шахом ряда реформ, толкнувших развитие Ирана еще сильнее по капиталистическому пути.

На площади Шахъяд в Тегеране, где громадный портрет шаха, идет демонстрация с лозунгами, плакатами. Впереди шествуют в одном ряду премьер-министр Амузгар, председатель сената Шариф-Имами, председатель меджлиса Риази, министр двора Ховейда, министры, руководящие лица партии «Растахиз».

Выступая, Амузгар говорит о «чуде», совершившемся в Иране, которое стало возможным только под руководством августейшего главы государства. «Революция шаха и народа» в интересах всего народа, в отличие от других явлений в социальной области в других странах, где один класс получал выгоды за счет другого класса, подчеркивает Амузгар.

Ховейда также говорит о громадных достижениях Ирана за прошедшие 15 лет, не забывая упомянуть, что 13 из этих 15 лет премьер-министром был он.

Оба крыла партии выступили с заявлениями. «Конструктивное» нажимало на необходимость большей свободы дискуссий, «прогрессивное» угрожало тем, кто выступает с «фальшивой» поддержкой конституции, имея, однако, в виду разрушить результаты «революции» (это – в огород духовенства). Официальные источники сообщали, что в Тегеране было более 300 тысяч демонстрантов, в том числе значительное число женщин, что отражало их решимость, как говорилось в сообщениях, разбить любые попытки вернуть женщин к «дореволюционному», неравноправному социальному положению.

Мы смотрели на эту демонстрацию, видели действительно много девиц, маршировавших в изящной форме (вспомогательный корпус армии, полиции и т. д.), но 300 тысяч, конечно, не было. Этак раз в десять меньше.

18 февраля исполнилось 40 дней после кумских событий. 40 дней – срок для поминовения усопших. На этот раз события произошли в Табризе – центре иранского Азербайджана. Здесь, как говорили, опять «произошли беспорядки» – толпы громили магазины, банки, кинотеатр, где демонстрировались западные фильмы, устраивали поджоги. Полиции «пришлось» открыть огонь. Опять кровавая расправа. На этот раз она привлекла большее внимание. О ней заговорили не только во всех уголках Ирана, но и за рубежом.

Иранская печать и растахизские агитаторы дружно повторяли пущенную властями в оборот версию: беспорядки в Табризе – дело рук «иностранных агентов» и «исламских марксистов». Начали делать намеки на косвенную причастность Советского Союза. Все это нас сразу убедило в серьезности причин волнений, коль скоро шах и его аппарат скрывают подлинные корни волнений. Зачем это нужно шаху? Ведь он должен хорошо знать, что Советский Союз и «иностранные агенты» не имеют никакого отношения к этим событиям. Или ему кто-то подбрасывает дезинформацию?

В ответ на расстрелы в Табризе забастовал тегеранский базар, не вышли на учебу студенты тегеранских университетов. Это уже новое явление. Это явление солидарности, т. е. действия сознательные в ответ на события в другом месте, с другими людьми. Значит, в тех событиях было что-то такое, что затрагивало интересы людей в других городах.

…Вечером у нас в посольстве – традиционный прием по случаю годовщины Советской армии. Поразила откровенность иранских гостей – ожесточенно критиковали внутренние события в Иране, раньше этого не было. Собеседники говорят о сильной оппозиции со стороны части духовенства, которое опирается на недовольство различных слоев иранского общества. Здесь и протест против проникновения иностранцев в Иран, отсюда разгром американских и английских банков; возмущение ростом дороговизны и бешеным обогащением немногих. Во внешних делах – это протест против влезания Ирана в арабские и африканские дела на стороне реакционных режимов. Это движение не столько против шаха лично и монархии, сколько за повышение роли духовенства в политической жизни страны и против некоторых аспектов политики шаха и ее побочных явлений. Так говорят наши иранские собеседники.