Танатонавты - Вербер Бернард - Страница 1

• 1/120
• Следующая

ТАНАТОНАВТ, сущ., муж.р., (от греч. thanatos, «смерть», и nautes, «мореплаватель»). Разведчик смерти.

1492 г.: Первые шаги на американском континенте

1969 г.: Первые шаги на Луне

2062 г.: Первые шаги на континенте мертвых

2068 г.: Первые публикации о пути к реинкарнации

Из учебника для 2-го класса

Есть ли у меня право об этом говорить?

Даже сейчас — уж сколько времени прошло! — мне трудно поверить, что все так и было. Мне трудно поверить, что я принял участие в такой грандиозной эпопее. Мне трудно поверить, что я выжил и могу о ней рассказать.

Похоже, никто не знал, что все будет происходить так быстро и зайдет так далеко. Никто не знал.

Что нас толкнуло на этот идиотизм? Не знаю. Может, что-то от той глупости, которую называют «любопытство»? То самое любопытство, которое тянет нас заглянуть в пропасть, чтобы представить, каким жутким будет падение, стоит только сделать еще один шаг…

Или это была еще и потребность почувствовать вкус авантюры, вкус приключения в этом обленившемся и скучном мире?

Кое-кто говорит: «Так было предначертано, это должно было так случиться». Ну, не знаю, я не верю в предначертанную судьбу. Я верю, что у людей есть выбор. Именно он-то и определяет судьбу, а может статься, человеческий выбор определяет и саму Вселенную.

Я помню все, каждый эпизод, каждое слово, каждое событие этого великого приключения.

Есть ли у меня право обо всем вам рассказать?

Орел: я расскажу. Решка: сохраню в тайне.

Орел.

Что ж, если я должен отыскать истоки всех развернувшихся событий, мне придется заглянуть далеко, далеко назад, в свое собственное прошлое…

На запрос по поводу основных сведений

Фамилия: Пинсон

Имя: Мишель

Цвет волос: шатен

Глаза: карие

Рост: 1 метр 75 см

Особые приметы: нет

Примечание: пионер движения танатонавтов

Слабое место: недостает уверенности в себе

Как и у всех детей, у меня тоже был день "С", день открытия Смерти. Мой первый мертвец был вполне обычным человеком, хоть и привыкшим жить среди трупов. Это мсье Дюпон, наш мясник. На витрине большими буквами был написан его девиз: «Для Дюпона нет препона». Однажды утром мать сообщила, что не смогла купить вырезку к завтрашнему воскресному обеду, потому как мсье Дюпон умер. Его задавило охлажденной говяжьей тушей, которая неожиданно сорвалась с крюка.

Мне, должно быть, было тогда годика четыре. Тут же я спросил у матери, что значит это слово: «У.М.Е.Р.».

Она остановилась в замешательстве, прямо как в тот случай, когда я поинтересовался, не вылечат ли противозачаточные пилюли мой кашель.

Мать опустила глаза.

— Ну… э-э… «умер» — это значит: его здесь больше нет.

— Это как из комнаты уйти?

— Не только из комнаты. Это значит также уйти из дома, города, страны.

— Ага, далекое путешествие? Как бы на каникулы?

— Э-э… нет, не совсем так. Потому что когда человек умирает, он больше не двигается.

— Не двигается, но далеко уезжает? Обалдеть! Как такое возможно?

Пожалуй, как раз эта неудачная попытка объяснить кончину мясника Дюпона и оставила во мне почву для любопытства, на которой — гораздо позднее — Рауль Разорбак смог высадить ростки своих фантасмагорий.

По крайней мере, мне так кажется.

Три месяца спустя, когда сообщили, что моя прабабушка Аглая умерла, то я, как рассказывают, воскликнул: «И она тоже?! Ничего себе, никогда не думал, что она на это способна!» Рассвирепевший, дико вращающий глазами прадедушка выкрикнул фразу, которую я никогда не забуду:

— Да ты что, не знаешь, что смерть — это самое страшное, что только может случиться !

Нет. Этого я не знал.

— Ну… я думал, что…, — стал мямлить я.

— С такими вещами не шутят ! — добавил он, чтоб вогнать гвоздь поглубже. — Если есть на свете вещь, с которой никто не шутит, так это смерть!

Потом эстафетную палочку принял папаша. Все они хотели мне втолковать, что смерть — это абсолютное табу. О ней не говорят, о ней не вспоминают, а если и произносят ее имя, то только со страхом и почтением. И в любом случае нельзя упоминать это слово всуе, потому как, дескать, это приносит несчастье.

Меня трясли и пихали.

— Твоя прабабушка Аглая умерла. Это ужасно. Если б ты не был таким бессердечным… ты бы рыдал!

Тут надо сказать, что к рассвету из моего братца Конрада натекло, как из половой тряпки, если ее выжать.

Ага, когда люди умирают, нужно плакать? Мне никто ничего не говорил. А если о кое-каких вещах не упоминают, то могли бы и предупредить, что ли.

Чтобы помочь мне заплакать, отец, раздраженный такой несовершеннолетней наглостью, подарил, среди прочего, пару оплеух. С их помощью он надеялся, что я запомню, во-первых, что «смерть — это самое страшное, что только может случиться» и во-вторых, что «с такими вещами не шутят».

— Ты почему не плачешь? — опять стал приставать отец, вернувшись с похорон прабабушки Аглаи.

— Оставь его в покое, Мишелю пяти еще нет, он даже не знает, что такое смерть, — попыталась заступиться мать.

— Он отлично знает, он только думает, что для него смерть других неважна. Слушай, когда мы с тобой умрем, он и слезинки не проронит!

Вот так я начал всерьез понимать, что со смертью не шутят. Впоследствии, когда мне сообщали о чьей-то кончине, я изо всех сил старался думать о чем-нибудь печальном… о стеблях вареного шпината, например. Слезы появлялись сами собой и все были довольны.

Потом у меня был более прямой контакт со смертью. В смысле, когда мне было семь лет от роду, я сам умер. Это событие произошло в феврале, в ясный чистый день. Надо сказать, что перед этим у нас был очень мягкий январь, а часто, знаете, бывает, что за мягким январем идет солнечный февраль.

• 1/120
• Следующая