Принцессы Романовы: царские дочери - Прокофьева Елена Владимировна "Dolorosa" - Страница 6

Павел обрел в Марии Федоровне единственного настоящего друга на всю оставшуюся жизнь. Она сдержала клятву верности, данную в юности, и всегда оставалась для мужа опорой, желанным берегом, к которому он с радостью возвращался после всех придворных бурь. И даже когда Павел бывал неверен ей – Мария Федоровна проявляла снисходительность и прощала. Она даже подружилась с фавориткой Павла, фрейлиной Нелидовой, дабы вместе успешнее оберегать его среди дворцовых интриг. Ради блага мужа Мария Федоровна согласна была на унижение… И это при том, что горда она была необычайно, это отмечал даже Наполеон: не было у него более свирепого недруга среди европейских правителей, чем эта женщина, принципиально не желавшая признать корсиканского выскочку равным.

Мария Федоровна – при ее красоте, высоком происхождении и душевном благородстве – была еще и талантливым человеком: казалось, при появлении на свет этой девочки присутствовали какие-то добрые феи, щедро ее одарившие! Она не только вышивала, но и прекрасно рисовала, а еще вырезала из дерева, камня и кости сложнейшие камеи и дарила их на торжества своим близким, причем ей удавались даже портреты – а это уже высший пилотаж для камнереза! Ее произведения мы и сейчас можем видеть в музеях Павловска, и они тем более поражают оттого, что создала их великая княгиня и мать десятерых детей, которая старалась сама заниматься воспитанием своих дочерей и младших сыновей.

Но самым восхитительным в этой женщине была ее страстная тяга к благотворительности. Мария Федоровна обожала детей и очень жалела сирот. Она очень интересовалась положением детей в Воспитательном доме, основанном Екатериной, и в 1797 году Павел I, взойдя на престол, поручил жене надзор над богоугодными заведениями. Он не мог выбрать лучшей кандидатуры: Мария Федоровна так рьяно взялась за дело, что даже шокировала других светских благотворительниц: императрица сама разворачивала пеленки на маленьких сиротах, смотрела, нет ли опрелостей, и даже нюхала младенцев – она знала, как должен пахнуть здоровый, содержащийся в чистоте малыш! – и лично осматривала кормилиц, проверяя чистоту их белья. Она не брезговала ничем, она приезжала для инспекции без предупреждения, пробовала на вкус еду, которую готовили для сирот, она разговаривала с детьми, обнимала и целовала их, как своих собственных: этому было много свидетелей, и многие с изумлением вспоминали об этом.

Из воспоминаний фрейлины Марии Мухановой: «Детей, воспитанных в ее заведениях, она никогда не покидала впоследствии, а во всю жизнь им помогала, входила во все подробности, до них касавшиеся, и была истинною матерью для всех. Никто из служивших ей не умирал во дворце иначе, как в ее присутствии. Она всех утешала до конца и всегда закрывала глаза умиравшим. Однажды сказали ей врачи, что жившая на Васильевском острове отставная ее камер-юнгфера страдает сильно от рака в груди, что можно было бы ее спасти, но она не соглашается на операцию иначе, как если во время производства ее будет находиться сама императрица. „Ну что же, – сказала она, – если только от этого зависит ее выздоровление, то я исполню ее желание“. Она поехала к ней и во все время операции держала ей голову. Она входила в малейшие подробности по своим заведениям и не только следила за воспитанием детей, но и не забывала посылать им лакомства и доставлять всякие удовольствия. Один мальчик принужден был долго лежать в постели по болезни; она доставляла ему рисунки, карандаши и разные вещицы. Со всяким курьером ей доносили о состоянии его здоровья – она тогда была в Москве. При назначении почетных опекунов выбор был самый строгий: с каждым из них она переписывалась сама еженедельно, осведомлялась о воспитанниках и воспитанницах, об их поведении и здоровье и всегда давала мудрые советы… Все было придумано нежным сердцем для пользы, радости и покоя всех от нее зависящих. Это было не сухое, безжизненное покровительство, но материнское попечение. Зато приезд ее в институт был настоящим праздником. Maman, maman, Mutterchen – слышалось отовсюду. Бывало, за большим обедом она приказывала снимать десерт и отсылать его в какой-нибудь институт по очереди. А как просила она в своем духовном завещании опекунов помнить, что первым основанием всех действий должно быть благодеяние!»

Можно утверждать, что при Марии Федоровне система воспитательных домов пережила свой расцвет. Она позаботилась также и об образовании детей, оставленных на государственное попечение, и писала в Опекунский совет: «Желая сделать воспитание питомцев Воспитательного дома сколь возможно полезнейшим как для них самих, так и для государства, я считаю нужным постепенно преобразовать оное и обратить внимание на обучение воспитанников наукам, распространяя оное на большее число предметов, нежели сколько было до настоящего времени, и усовершенствовать их в тех первоначальных сведениях, которым они нынче обучаются, дабы со временем могли они приобрести познания в хирургических, медицинских и аптекарских науках».

При содействии Марии Федоровны было открыто пятьсот благотворительных учреждений: бесплатные роддома, детские приюты, ясли. После ее смерти эта сеть получила название «Учреждения императрицы Марии Федоровны».

Мария Федоровна также внесла изменения в структуру Института благородных девиц: она сочла, что пятилетние девочки слишком малы для того, чтобы разлучаться с матерями, и повысила возрастной ценз воспитанниц. Вообще, участие императрицы Марии Федоровны в русской государственной жизни ограничивалось и в царствование сыновей ее почти исключительно заботами о женском образовании. Благодаря ее покровительству и отчасти содействию, в царствование Александра I было основано несколько женских учебных заведений, как в Санкт-Петербурге, так и в Москве, Харькове, Симбирске и других городах. В политику она не лезла. Ей хватало «домашних забот», а домом для нее была вся Россия.

Все это необходимо знать, чтобы понять, подле какой необыкновенной женщины, под чьим влиянием воспитывались пять дочерей императора Павла, почему каждая из них выросла личностью яркой и необычной, умеющей тонко чувствовать и понимать красоту окружающего мира, – не в пример многим своим сверстницам из высших кругов общества и даже из королевских семей.

Екатерина Великая не скрывала недовольства таким количеством внучек. Когда родилась ее пятая внучка, Ольга, она прямо сказала своему секретарю Храповицкому: «Много девок. Всех замуж не выдадут».

Она, конечно, ошиблась. Всех девочек выдали замуж. За исключением, кстати, той самой великой княжны Ольги, чье рождение бабушка отметила таким грозным предсказанием, а знаменитый поэт Державин – трогательной одой:

Увы, прелестная малышка умерла в возрасте двух с половиной лет. По совершенно непонятной для докторов того времени причине. В январе 1795 года императрица Екатерина сообщала в одном из своих писем: «15-го скончалась великая княжна Ольга. И представьте себе от чего? Вот уже недель осьмнадцать, как у нее обнаружился такой голод, что она беспрестанно просила кушать; от того она росла непомерно для своих двух с половиной лет; в то время вышло много коренных зубов зараз, и после шестнадцати недель страданий и медленной изнурительной лихорадки наступила смерть…» Теперь уже известно, что во время роста зубов у детей ослабляется иммунитет, и любая инфекция может стать для малыша смертельной. Именно по этой причине период до трех лет считался настолько опасным, что переживших его детей считали счастливчиками.

Державин написал еще одну оду – теперь уже «На кончину Великой княжны Ольги Павловны»: