Советская фантастика 20—40-х годов (антология) - Иванов Всеволод - Страница 5

Так произошло нефантастическое соединение фантастики, «реальной» коммунистической утопии с современностью. Эта связь стала зримее и крепче в преддверии грозных событий Великой Отечественной войны. Моделируя конфликт двух миров, Л. Леонов не стремился угодить любителям острых ощущений. До появления романа «Дорога на Океан», как мы знаем, было написано множество авантюрно — приключенческих и военных утопий. В середине тридцатых годов идеал мировой реакции, фашизм, объявил о начале похода против большевизма. В этом смысле рассказ о возможном конфликте был предупреждением о грозящей опасности, имел мобилизующее значение, но призывал людей быть оптимистами.

В военные годы неодолимой верой в торжество Добра над Злом, жизнью над смертью во имя будущего были проникнуты фантастические произведения другого основоположника советской литературы, Всеволода Иванова. Мы знали о нем больше по повестям «Партизаны», «Бронепоезд 14–69», на основе которой была затем создана всемирно известная пьеса о революции в России, «Цветные ветры», романам «Похождение факира», «Пархоменко» и другим, по замечательной военной публицистике, где писатель создавал образы героев фронта — современных витязей, «возвеличивал историю, их породившую, показывал, из чего выросли их характеры, из какой земли, из каких исторических традиций». И очень мало знали о Вс. Иванове — фантасте. Между тем «литература мечты» занимала в творчестве писателя видное место. Дарование «выдумщика» проявилось у Вс. Иванова с первых произведений и особенно ярко засверкало в его «фантастическом цикле». Недаром друзья шутливо называли этот дар «всеволодианством».

Бурная и смелая фантазия писателя раскрылась уже в автобиографическом романе тридцатых годов «Похождение факира». Как «выдумщик» он предстал в повести «Возвращение Будды», где легенды смело вторглись в жизнь. В этом содержался намек на замысел «фантастического цикла», появившегося через двадцать лет.

Свою фантастику Вс. Иванов создавал в тяжелое для страны время. Шла война. Погибал цвет русской нации, других народностей. Разруха и смерть казались беспредельными, но наш народ — богатырь упрямо и твердо шел к победе. Герой одного из рассказов «фантастического цикла», «Опаловая лента», говорил: «Война с фашизмом повышает и без того повышенный интерес к мощным шекспировским страстям. Мы воюем за гуманизм. Шекспир рожден гуманизмом, он высшее проявление его. Теперь воистину мы видим творца истории — человека, не по пояс, а во весь рост. Мы уподобились и даже превысили лучшие идеалы человечества…» Беспощадную, «народную священную войну» с «империей зла» — германским фашизмом писатель справедливо считал гуманизмом, а героизм советских солдат — высшим его проявлением. В этом же рассказе были знаменательные слова: «Русский человек, будучи едва ли не самым фантастичным в мире, предпочитает считать себя реалистом». Они исторически масштабны по своему смыслу. Писатель хотел подчеркнуть, что невиданный доселе героизм и самопожертвование русского народа не имеют равных в истории, но в его основе не слепая ненависть, а неукротимое желание верить в Добро и творить его. Корни этой особенности «русского характера» (как не вспомнить «здесь русский дух, здесь Русью пахнет» А. Пушкина), национального самосознания уходили в легенды о «невидимом граде Китеже» и мечты о «городе Солнца», в достижения отечественной и мировой культуры. «Фантастичность» русского человека представлялась таковой в его обычной жизни.

Мысль Вс. Иванова о фантастической реальности красной нитью проходит через весь «фантастический цикл».

Рассказ «Медная лампа» стал прологом «цикла» и со всей определенностью заявил об этом.

Писатель словно продолжал свою автобиографию из романа «Похождения факира» и в «волшебном» ключе описывал приключения молодого человека, который на все имеющиеся в наличии сбережения купил на рынке у босяка Васи Михнова старую «медную лампу на время». Насовсем лампа не продавалась. Она волшебная, как утверждал босяк. В ответ на сомнения героя Вася Михнов философски заметил: «Для дурака — все сказка, а для умного — везде найдется правда».

И вот герой на' берегу густо — синего Иртыша с заветной лампой в руках. «Ну что ж, попробуем, — сказал я сам себе, глядя на лампу. — Прокатимся в будущее и прошлое, растворимся в пространстве, разборчиво, без развязанности, разделим по пунктам все мечты и выберем лучшую, а затем уже осуществим ее ради любимой». Он думал о «своем» счастье и представлял себя императором, полководцем, банкиром, заводчиком, путешественником, ученым, героем, но отвергал все. И деньги тоже. Во имя чего? Для героя открылась высшая ценность: творчество, вдохновение, любовь. Он забыл, что «лампы Алладина» не существует, простил обман Васе, с искренним сожалением возвратил ему старую лампу и укрепился в правоте своего открытия. А спустя много лет почувствовал, что открытие юности стало убеждением.

Фашизм противоречил романтике личных открытий, убеждений. Он был несовместим с «русским духом» в его интернациональном, высокогуманистическом понимании. Вс. Иванов повел своего героя в смертную атаку на зло во имя своих убеждений в центральном произведении «фантастического цикла», повести «Агасфер».

Шла война. Фашизм стремился приспособить древние мифы и легенды в своих интересах. Его идеологи представляли бесценные творения людского гения так, чтобы показать порочность человеческой природы, извечную склонность человека к насилию и злу. Фон Эйтцен — Агасфер для Ильи Ильича не просто герой из такого мифа, а лживое олицетворение ползучей хитрости, мракобесия, человеконенавистничества. Под маской Агасфера скрывался неумолимый и жестокий враг. Он замыслил убийство. Пользуясь слабостью, пытался «отстегнуть наглухо застегнутую душу». Начался поединок двух воль и чувств, убеждений, в ходе которого переосмысливалась «западная» легенда об Агасфере. В ней появились даже мотивы русской народной сказки о Кащее бессмертном. Тайну жизни Агасфера, с которым сражался Илья Ильич, по его мнению, хранит обитый медью сундук, где спрятан меч и сумочка с золотым яичком. Илья Ильич убежден в этом. Но как к нему добраться? Значит, надо выиграть поединок.

В поисках «обновления» на Востоке, на русской земле Агасфер и ему подобные старались получить новую жизнь за счет жизни и крови пожалевших его. После каждой встречи с ним герой слабел, его жизнь шла на «умаление». Наконец, отбросив ставшие ненужными жалость и сострадание, Илья Ильич Собрал в кулак все душевные силы и решил проникнуть в тайну жизни фон Эйтцена. Он узнал, где лежит медный сундук, и решительно повел в лес (заметим, в Подмосковье) фон Эйтцена, к заветному дереву. И вот уже золотое яичко в руках у Ильи Ильича, он чувствовал «медленное, еле ощутимое биение». Его воля непреклонна. Герой возродился.

«…Приятное, теплое чувство все росло и росло во мне. Казалось, прибавилось во мне сил, казалось, увидал я родные и широко знакомые места, казалось, встретил я ближайшего и любимого человека… даже рот был у меня окрашен каким — то невыразимо чудесным ощущением. Ух, хорошо! Ух, замечательно!»

Миг победы пришел. Новоявленный Агасфер в облике фон Эйтцена исчез в лиловато — нежной болотной водице. Романтически приподнятые нравственные откровения Ильи Ильича, проникнутые грозным патриотическим пафосом, звучали гимном родной земле, «фантастическому», но такому реальному русскому человеку.

Многие годы Вс. Иванов работал над большим историко — фантастическим романом «Сокровища Александра Македонского». Герой вел поиски частицы культурных сокровищ могущественной державы, которые, по преданию, не погибли и таились где — то в Семиречье, в Джунгарском Ала — Тау.

В 1962 году, составляя сборник для издательства «Советский писатель», Вс. Иванов включил в него роман, сделав примечание: «Сокровища Александра Македонского» — рассказ о мечтателях XX века». Отрывок был опубликован в № 53 журнала «Звезда Востока» в 1967 году, но роман остался незаконченным.

Вс. Иванов оставался «мечтателем» до последних дней жизни. Осенью 1961 года он ездил в родную Сибирь, на Иртыш. Под впечатлением свидания с родиной написал рассказ «Хмель». Восторгаясь красотой «лучистой, сияющей» природы, писатель высказал сокровенные мысли: «Не осень и не снег несут гуси — лебеди, а хмель, блистающий и заздравный хмель жизни.