Французская фантастическая проза (антология) - Моруа Андре - Страница 96

Это было устрашающее зрелище. Воздух прочерчивали нескончаемые ливни падающих звезд, в один миг превращавшихся в солдат, одетых в самое разнообразное платье. Я понял, что каждый из сражающихся, дабы обмануть противника, совершает мгновенные броски в прошлое и в будущее.

На моих глазах все бадарийцы внезапно куда-то сгинули, но тут же материализовались вновь, одетые в медвежьи шкуры и вооруженные каменными топорами. Они, вероятно, по ошибке залетели слишком далеко в прошлое. В ответ перголийцы растворились в сиянии разноцветных огней, а потом возникли в виде копьеносцев, построенных в каре. Я подумал, что передо мной македонская боевая фаланга. В свою очередь отряд бадарийцев преобразился в батальон мотосгрелков.

Мне пришлось наблюдать довольно занятные схватки. Благородный Амун-Ка-Зайлат сначала был одет в греческую тунику, потом — в латы средневекового рыцаря, восседавшего на боевом коне, также закованном в доспехи. Далее он превратился в американского солдата, а вслед за этим — в туго спеленутого младенца. Очевидно, по ошибке. Вскоре он исчез и возник снова в обличии уродливого скелета. Своими костлявыми пальцами он схватил Джинг-Джонга, на голове которого к этому моменту красовалась меховая шапка. Перголиец сделал неуловимое движение и стал гигантской доисторической обезьяной, глаза которой, впрочем, горели все тем же хорошо знакомым мне огнем. В ответ на это Амун-Ка-Зайлат рассыпался в прах.

На пороге кабаре валялись причудливые трупы, которые тут же вставали, осыпали друг друга разноязычными проклятиями, схватывались врукопашную, съеживались, раздувались, превращались в монстров, в зародышей, рассыпались в тлен. Перекрещивались лучи. Сплетались волны. Зал кабаре тонул в реках крови, которые тут же высыхали и пропадали.

Потом я увидел… Но как описать то, что не поддается никакому описанию? С меня было довольно. Я схватил чудом уцелевшую бутылку и единым духом осушил ее, чтобы разом избавить себя от всех этих кошмаров.

Бой мало-помалу стихал. Постепенно погасли лучи. Монстры испарились. Стало пусто и неуютно. Молчаливый бармен сметал в угол осколки стекла. Все воины куда-то подевались. Один лишь Амун-Ка-Зайлат сидел рядом и говорил:

— Налей мне чего-нибудь, друг мой, ибо сражение было нелегким. К тому же мысли мои путаются как никогда. Враги рассеялись во времени, но и наши солдаты тоже. Меня убивали, наверно, раз двенадцать, но зато, к великой моей радости, я успел сорок раз вышибить мозги Джинг-Джонгу, причем каждый раз в ином веке. Тем не менее отведать твоего славного винца, сдается мне, это не помешает.

— Но чем же все кончилось? — еле выговорил я.

Ну, сказал он уклончиво, — так сразу не объяснишь. Не знаю, с чего и начать.

Внезапно он показался мне постаревшим, усталым, сникшим. Даже внешний облик его изменился: лицо потеряло свою чеканность, осанка — прежнюю горделивость.

Послушай, — медленно начал он. Если не ошибаюсь, то истина заключается в следующем. Тебе известно, что Джииг-Джоне замышлял переселить в Бадари часть перголийцев. Так вот, нам удалось перехватить только их передовой отряд, в то время как подавляющее большинство иерголийцев высадилось у нас в гораздо более отдаленном прошлом. Задолго до моего рождения Бадари уже попала под влас ть этих существ, о которых мне отныне неудобно плохо отзываться.

Наступило молчание. Нет, я не бредил: он действительно съеживался и старел на глазах. Лицо его избороздили морщины. Еще одно, последнее чудо? Или я все-таки сошел с ума? Где я видел эту сатанинскую ухмылку, эти глаза, горящие дьявольской хитростью, эти тонкие губы?.. Он продолжал:

— Так что план Джинг-Джонга осуществится, то есть уже осуществился. То, что произошло, мог бы, в сущности, предсказать заранее какой-нибудь мудрец, но я после всех этих приключений пребываю в такой растерянности, что мой мозг не в силах охватить всего разом.

Бадарийская раса растворилась. Ее вытеснила раса перголийская. Преклони колени, парижанин, перед необъятной мудростью сущего! Перголийцы превратились в бадарийцев, но затем, с течением времени, бадарийцы в свою очередь стали перголийцами. Они одновременно и предки наши, и мы сами, и наши потомки; мы же — и пращуры их, и прапраправнуки одновременно. Все мы так переплелись, что стали одним и тем же. Они — это мы, говорю я тебе, а мы, живущие в Бадари, — это они.

Каждая из двух воюющих сторон, которых ты видел, отражает один из аспектов одной и той же действительности. Каждый воин сражался с самим собой, а я, Амун-Ка-Зайлат, и есть ученый перголиед Джинг-Джонг. Я порождаю сам себя в будущем и воскресаю в прошлом…

Превращение завершилось. Рядом со мной сидел, прихлебывая из бокала, Джинг-Джонг. Голова моя пошла кругом. Переживания расстроили мои нервы и затуманили рассудок.

Я вышел из кабаре. Бледный рассвет занимался над старым Монпарнасом, где прошла моя тихая жизнь. Джинг-Джонг увязался за мной. Он беспрестанно хихикал, заранее зная, что произойдет. Присутствие его превратилось для меня в пытку. Любой ценой я должен был вырваться из этого кошмара.

Внизу, в сточной канавке я заметил матово-белый округлый предмет. Видно, один из воинов обронил здесь свою машину времени. Я подобрал ее и с интересом принялся разглядывать. Внимание мое привлекли две кнопки. Перголийский ученый с подозрительной готовностью объяснил мне их назначение; одна служила для начала движения ео времени, а другая — для остановки.

— Машина установлена на прошлое, — ободряюще говорил перголиец. — Попробуй, не бойся. Ты улетишь совсем недалеко. Только нажми первую кнопку и тотчас другую: ты вернешься в прошлое, но всего на несколько часов. Это совсем просто.

И таково было обуревавшее меня желание вырваться из ада, что я не стал долго раздумывать. Мне и в голову не пришло, что за приторной услужливостью Джинг-Джонга кроется дьявольская хитрость. Я зажмурил глаза и лишь потом, нажав на кнопки, проклял все на свете.

Меня сильно тряхнуло, подкатила тошнота, вокруг замелькали яркие светила. Потом — еще один толчок, и я вновь на Земле.

Через секунду я все понял. Окружающий мир помолодел на двенадцать часов. Я включился в существование накануне вечером, с теми же мыслями и настроениями, что и тогда, перед началом всех приключений. Мне предстояло заново переживать эту кошмарную ночь, причем во всех подробностях, а стало быть, на исходе ночи мне вновь придется подобрать машину времени и нажать на кнопку. И снова я вернусь назад, и опять потащусь через эту ночь… И так вновь и вновь, до бесконечности. Еле заметное движение моего пальца навсегда затянуло меня в замкнутый цикл течения времени…[16]

Я открыл глаза и осмотрелся.

Я сидел на террасе кафе «Куполь», глядя на прохожих и потягивая прохладное пиво, — удовольствие, которому я всегда предаюсь в жаркое время года. На столе по обыкновению лежала развернутая газета, и, устав смотреть на прохожих, я опускал в нее глаза и пробегал строчку-другую.

Мне казалось, что в целом жизнь вполне сносна.

Именно в эту секунду в мое мирное существование вторгся бадариец…

Голоса Пространства^{5}

Впервые я услышал голоса Пространства на борту искусственного спутника, что кружит между орбитами Земли и Луны. На спутнике я оказался потому, что жить на Земле стало невыносимо и захотелось бежать от однообразия и эпидемии сумасшествия, которое подстерегало меня там, на нашей планете. Думаю, вы помните, каковы они были. Годы безумия. Сумасбродство и нетерпимость каждый день грозили войной, и переполненные лечебницы уже не вмещали помешанных.

Но для тех, в ком отвращение не погасило искру жизни, еще оставалось Пространство. Вот где люди еще пытались чего-то достичь. Там, вдали от бессмысленной суеты и угара больших городов, без помех отдавалась раздумьям и работе горсточка людей. Там мы точно знали, каких одолевать противников пустоту, страх, невесомость — и к каким целям стремиться — к Марсу, Венере, Юпитеру, Сатурну, к астероидам, а быть может, и к Меркурию, и к Урану; мы даже мечтали проложить дорогу детям и внукам. Пусть они достигнут звезд.