Завещание ворона - Вересов Дмитрий - Страница 30

• Предыдущая
• 30/78
• Следующая

— Нашли? — спросил Бомон.

— Да, шеф. Упаковка из-под печенья «Бальзен».

— Пустая?

— Ну... — Вьетнамец-китаец замялся.

— Говорите, Лю.

— Там... Использованный презерватив со следами губной помады. Прикажете отдать на экспертизу, шеф?

— Выбросить к чертовой матери!.. Идите, Лю, вы свободны...

Нонжар и Вайсмюллер закончили одновременно.

— Чисто, шеф.

— Чисто, шеф.

— Пусть одеваются, — распорядился Бомон.

— Что будем делать? — свистящим шепотом спросил Нонжар. — Снимаем с рейса и в управление, для дальнейших разбирательств?

— А смысл? Четыре девчонки за два дня, а финтифлюшки нет, как нет. А тут американка, одними пардонами можем не отделаться. — Бомон подошел к компьютеру, посмотрел на цветное изображение роскошной диадемы, на черно-белый фоторобот, занимающий вторую половину экрана. — Точно тебе говорю, не она это. Косички, кожа смуглая, никакой родинки, а главное — ни слова по-французски... В общем, приноси официальные извинения, сажай в самолет, а я пойду кофейку выпью. Устал...

Не так уж он и устал, заступив на смену всего полтора часа назад. Просто боялся колдовского взгляда этой юной, загадочно-прекрасной американки с цветочной фамилией и африканскими косичками.

«Все счастливые семьи похожи друг на друга...» Ну, и пускай! Какое им до кого дело? Тогда в Питере... Леня, Ник и Ваня... наши ребята, с которыми так хотелось встретиться, собраться всем вместе, просто посидеть, поржать. А когда сидели за столом в ресторане гостиницы, и все вроде сбылось, как мечталось, даже лучше... Но было что-то между ними не то, какая-то трещинка что ли пролегла. А когда расстались, долго прощаясь при этом, говоря о дружбе и обязательной следующей встрече, они с Павлом вдруг испытали облегчение.

По несчастью или к счастью,

Истина проста:

Никогда не возвращайся

В прежние места...

А истина не так проста. Может, как раз и надо возвращаться в покинутые тобой места, чтобы показать вечному нытику в твоей душе, что все прошло для тебя там. Там все другое, давно чужое. Одни руины. Живи здесь и сейчас. Радуйся переменам в твоей жизни, пой новые песни, читай новые книги. Что же еще нужно? У Павла на работе все в полном порядке и в плане денег, и, самое главное, что дело свое он любит и знает. Еще как знает! Когда они встречаются с профессором Вилаи, и, забыв об окружающих, обо всем на свете, с горящими глазами, говорят о своей любимой проблеме сверхпроводимости, испытываешь чувство какого-то умиления. Это когда в школьные годы, да и почему только в школьные, мечтаешь: вот бы встретились Пушкин и Лермонтов. И сказали бы друг другу самое главное, или бы просто постояли рядом... Но это, к сожалению, невозможно.

А разве здесь это было возможно? Один бежит из Венгрии от фашистов, попадает в Америку, становится большим ученым, занимается какими-то научными проблемами, читает статью никому неизвестного Павла Чернова из Советского Союза как раз по сути своих исследований, вдохновляется, работает дальше... Другой вынужден оставить науку, мечется по стране, преследуемый, чудом избежавший гибели, попадает в Штаты... Цепь случайностей. А в результате встречаются два этих человека разные по возрасту, по рождению, по всему разные... И заняты теперь одним общим делом. И понимают друг друга с полуслова. Летают высоко над всеми, но рядом. Может, это и есть та самая сверхпроводимость, которую они ищут?

Что это она? Будто про профессора и Павла думает, а на самом деле про себя и Павла. Это они с Павлом летают рядом, далеко от всех остальных, это между ними эта самая сверхпроводимость. Потому и Леня, Ваня, Ник почувствовали себя лишними. Ведь и сказки на этом месте, обычно, заканчиваются. Жили они долго и счастливо. Вот и сказке конец. Кто уж о тихом семейном счастье будет рассказывать? Кто об этом будет читать?..

— Чему ты улыбаешься?

— Так... Они жили долго и счастливо и умерли в один день...

— И похоронили их рядом на высоком холме. Про плывут пароходы: «Привет супругам Розен!», пролетят самолеты: «Привет супругам Розен!», а пройдут пионеры...

— А пионерам здесь делать нечего. Детям до шестнадцати лет...

Лицо Татьяны склонилось над лицом Павла, распущенные черные волосы закрыли их обоих от мира.

— Мы в шалаше, — прошептала она. — Над нами только далекое звездное небо. А рядом лес, поле ромашек и васильков. Стрекочут кузнечики... Ты слышишь?

— Да... А еще...

— Тсс... Молчи. А внизу у реки пасутся кони. Они пьют звездное небо прямо из речки, а гривы у них такие длинные, что касаются дна...

— ...и ослик.

— Какой ослик?

— Маленький ослик с грустными глазами. Можно, он тоже будет пастись у речки?

— Ты мой маленький ослик. Ослик Паша. My little donkey Paul.

— Пол-ослика? Обижаешь!

— Иди ко мне, Большой Брат...

В это утро пятилетний бутуз Алеша, пришедший в спальню родителей, очень удивился, когда вместо двух мягких горных хребтов, между которыми ехал обычно его игрушечный автопоезд, обнаружил тихо посапывавший остров, окруженный океаном одеяла. Ему пришлось вернуться в детскую, где еще спал младший братец Митя, и искать в игрушках эскадренный миноносец «Сент-Луис». Военный корабль сначала патрулировал мирный остров, но началась буря, поднялась волна, и «Сент Луис» врезался носом в береговые скалы...

Что-то ткнулось в спину, Павел вздрогнул и открыл глаза. Объятья супругов Розен распались. Начинался обычный будний день.

Сесиль еще удивлялась, как Татьяна Розен управлялась с тремя мужиками без домработницы и при этом умудрялась так выглядеть. Сесиль никогда не жила в русской деревне без газа, водопровода и с удобствами во дворе. Она никогда не вкалывала на ленинградской стройке, успевая халтурить и еще бегать на танцы. Бедняжка! Что она видела? С чем могла сравнить? Привычка к комфорту даже в мелочах, не говоря уже о самом необходимом. А главное, чего Сесиль никак не смогла бы понять, было то, что она запросто отказалась бы и от этого односемейного американского дома в Денвере, и от собственной машины и от всех этих примочек цивилизации, и вернулась назад в неустроенность и неприхотливость, но только вместе с ее мальчиками и Нюточкой.

Можно, конечно, было Мите и Леше завтракать в детском саду, но мелкие хлопоты по приготовлению нехитрой трапезы стоят того, чтобы начинать день всем вместе за большим семейным столом в светлой гостиной. Слушать милых малышей и наблюдать Павла в роли отца семейства.

— Мама, почему мы с Митей едим эту кашу, а папа сэндвичи с кофе?

Старший Алексей вступил в период «почемучки» и заодно отстаивания собственных прав.

— Мама, да! Посему ... кофе? — Трехлетний Митя, похожий на деда Дмитрия Дормидонтовича, отца Павла, не только внешне, но и какой-то уверенностью, основательностью, забавлял родителей манерой вставлять в свою детскую речь вводные предложения. — Посему кофе? Хоселось бы снать!

— Потому что папа уже большой, ему не надо расти, как вам.

— И еще потому, — подключился Павел к воспитательной работе, — что папа научился прокладывать траншеи при помощи супергрейдера, а вы еще нет!

Алеша открыл рот с непроглоченной кашей.

— Суп и клейтел, — повторил Митя.

— Внимание! Вот супергрейдер фирмы «Спун энд компани»! — все, включая Татьяну, заворожено смотрели на обычную ложку в руке Павла. — Прокладываем первый туннель с Севера на Юг, не забывая выгружать в рот отработанный грунт...

Каша была съедена в пять минут. Мальчики побежали за игрушечными экскаваторами в свою комнату, чтобы взять их с собой в детский сад.

— Как бы они сегодня не стали ездить по каше своими машинами?

— Придется им сказать, что у «Спун энд компани» выигран тендер на производство проходческих работ... — в улыбке Павла ей показалась скрытая озабоченность. — Ты говорила, что уже присмотрела water bed?

• Предыдущая
• 30/78
• Следующая