Бригантина - Гончар Олесь - Страница 34

— А ваше мнение о моем сыне?

— Я верю в Гену. От него можно многого ждать. Может, это даже гениальное дитя. Может, в нем зреет новый Шопен!.. Ведь мерить человека мы должны не его падениями, а его взлетами — вот там, на вершинах, будет его настоящесть, я так считаю.

Категоричность ее тона вызвала улыбку у Валерия Ивановича. А когда Марыся Павловна направилась к корпусу, поблескивая своими тугими загорелыми ножками, Валерий Иванович с веселой гордостью пояснил архитектору:

— У нас в коллективе о ней говорят: «В маленьком теле — великий дух…» — И добавил: — Не обижайтесь, извините ее, что она так резко с вами обошлась… В конце концов, все это из добрых побуждений…

— Характер!

— Работа с нарушителями накладывает отпечаток…

— Характером она, по-моему, и сама правонарушительница, — молвил серьезно архитектор.

А когда он собрался уезжать, возле проходной под аркой его догнала взволнованная Марыся Павловна. И не одна — за руку держала… Гену! Своего «вундеркинда»… Подвела, решительно толкнула мальчика к отцу:

— Проси прощения!

И Гена, не говоря ни слова, самозабвенно припал, прижался щекой к батьковой руке.

…Не скоро, не скоро узнает он, что это была их последняя встреча. На высоком косогоре, который уже столько лет подмывают волны искусственного моря да все не могут размыть, на самой вершине степного холма, откуда видно полсвета, будет найден к вечеру пожилой седой человек, навеки застывший за рулем автомобиля. Вокруг степь будет, и воды сияющие, и небо в багряных парусах заката… И никто не скажет, от чего могло разорваться сердце. От гнева? От тоски? От любви?..

Гену после этого еще долго продержат в неведении, в тоске будет поглядывать он на ворота, и услышат от него не раз:

— Почему-то папа так долго не приезжает…

Ожил, ожил Кульбака!

Кто бы мог сказать, что пройдет совсем немного времени, и уже новая слава коснется камышанца своим крылом, и вся школа обратит на него восторженные взгляды: Кульбака вышел в чемпионы! Одержал первенство в том редкостном и полузабытом виде спорта, который только по чьему-то недосмотру не занял до сих пор надлежащего места на олимпийских играх. Был выходной, гоняли мяч, бегали стометровку, подтягивались на кольцах возле старого платана, брались тягать-перетягивать канат, а потом Кульбака предложил еще вот это: наперегонки… в мешке!

Слыхали вы о таком?

Ходьба или даже бег в мешке — такого вида спорта никто в школе не знал, кроме Тритузного, который, вспомнив молодость, признался, что и он когда-то, давным-давно, в таких веселых гонках принимал участие и даже побеждал. Всех захватила новая спортивная игра, уже и те, кто, разделившись на команды, перетягивали канат, устремились сюда, чтобы поглядеть, а то и помериться сноровкой, — а ну-ка, кто в этой удивительной ходьбе окажется самым ловким и самым умелым, кто завоюет чемпионство! Тритузный, распалившись, вызвал на соревнование самого инициатора, камышанец вызов принял, и это придало особый накал всей игре. Кульбака, конечно же, утаил, что он в этом деле имел уже определенный навык еще с Камышанки, где не раз устраивались подобные турниры. Было, было! Ходил он и в мешках из-под сахара, и в кулях из-под крупы, и в крапивных, и в полиэтиленовых, и даже в простых бумажных из-под суперфосфата. А еще достигал он финишей в путах конских на ногах — были в плавнях у них и такие гонки.

У Тритузного, наверное, тоже был за спиной опыт этой сложной ходьбы, потому что чувствовал он себя уверенно, даже похвалялся:

— Главный приз будет мой, это уж как вы себе хотите.

Повара в белых колпаках вынесли тот приз с большой помпезностью: на алюминиевом блюде лежало нечто укрытое прозрачной пленкой, кое-кто думал, что это торт, а оказалось — жареный петух. А это даже и лучше. Понесли в самый конец двора, примостили на пьедестале. И у многих участников состязания аж слюнки потекли от одного аппетитного духа жареной курятины, что для хлопцев было не последним стимулом к победе.

А когда принесли охапку порожних мешков со склада, их расхватали мигом, еще и не всем досталось. Преподаватель физкультуры, взявшийся руководить игрой, переговорил с Тритузным и даже Кульбаку привлек к выработке правил, которых следует придерживаться в этом виде соревнований. Наконец дистанция была определена, группы укомплектованы, и наступил момент, когда из игрушечного пистолета прозвучал стартовый выстрел. Началось!

Любительская кинопленка Берестецкого сохранит и для последующих правонарушительских поколений замечательное событие этого дня, напряженный турнир школьного рыцарства. Четко будет видно на ней, как выходят на дистанцию люди в мешках, бегут, барахтаются, падают, а судьи-учительницы да шефы из морского порта помирают со смеху. И есть от чего: зрелище как в цирке!

С первой стартовой секунды Кульбака напрягся, хищно прицелился и рванулся вперед. Дух соперничества завладел им, и хоть ноги были где-то там, в мешке, Порфир пошел стремительно, даже с подскоком. Ловкость, натренированность, воля к победе — все было за то, чтобы так идти!

— Вперед, вперед к жареному петуху! — подбадривали со всех сторон зрители, тоже распаляясь.

Толстоногий Синьор Помидор, который после выстрела судьи сразу вырвался было вперед, сделал всего лишь несколько шагов и тут же запутался, плюхнулся наземь — так оно и должно было быть: поспешишь — людей насмешишь… Наиболее опасным конкурентом Кульбаки и впрямь оказался Тритузный. Еще когда он только влезал в мешок и примерялся, мальчик заметил, как умело он это проделывает, видно, знаком с такой ходьбой, пойдет не впервые, — значит, такого берегись! Близкое надсадное дыхание Тритузного Кульбака все время ощущал на себе. Вот он идет почти впритык, почти наравне с тобой, сопит, ноги у него заплетаются, но он не падает, даже покрикивает молодцевато:

— Давно не ходил, а все-таки вспомнил!

Поединок между ними сразу оказался в центре внимания, приковал заинтересованные взгляды болельщиков, состязание, собственно, и вылилось в борьбу двоих — Тритузного и Кульбаки, которые с первых шагов шли неразлучно, в одинаковом темпе ринулись вперед, в направлении к петуху, поднимая мешками пылищу и с каждой секундой все больше отрываясь от других. «Уродится же такое настырное», — не раз говаривали о Кульбаке односельчане, и как эта настырность проявила себя сейчас! «Лопну, а не сдамся», — сказал себе Порфир и прямо из кожи лез, чтобы не отстать от соперника, более того — чтобы завоевать первенство!

А тут еще публика подзадоривает, стриженая братия ревет, будто где-нибудь на корриде, по крикам Порфир чувствует, что у него болельщиков больше, чем у Тритузного, со всех сторон экзальтированные зрители поддают жару, а школьный фотограф Федя в тюбетейке и долговязый Берестецкий с портативной кинокамерой, перебегая, выбирают наиболее удобную позицию, торопясь увековечить самый впечатляющий момент поединка. Морские шефы и учительницы, забыв о своей солидности, хохочут, визжат, ведь и в самом деле — смехота смотреть, как люди силятся перегнать друг друга в этой, наверное, самой потешной на свете ходьбе! Те же люди, а какие становятся странные да смешные, одна умора за ними наблюдать. Ноги, привычные к нормальному шагу, беспорядочно семенят в мешковине, спотыкаются и подбивают одна другую, пока ходок, совсем запутавшись, потеряв равновесие, не распластается на траве, чтобы спустя мгновение снова подняться и броситься догонять впереди идущих. Публика больше всего подбадривает тех, кто впереди, тех, которые, как Тритузный и Кульбака, оторвавшись от остальных, первыми подходят к финишу, преодолевая расстояние с такой ловкостью, будто они отродясь только и ходили по земле в мешках!

Был момент, когда Тритузный оказался впереди всех, но, видно, почувствовал, что Кульбака уже наступает ему на пятки, оглянулся, весело переполошенный, раскрасневшийся, будто только что из бани, и эта оглядка ему дорого обошлась! Сбился с ноги, зашатался, пытаясь удержаться руками за воздух, и тут же увидели Антона Герасимовича на четвереньках, уже знаменитая фуражка покатилась прочь, а Берестецкий, своевременно подбежав, успел-таки щелкнуть, увековечить на пленку этот неповторимый миг.