Z – значит Захария - О'Брайен Роберт К. - Страница 7

26 мая

Сегодня такой же солнечный, ясный день, как и вчера, только ещё теплее. Судя по календарю (я забрала с собой в пещеру и его, и будильник), сегодня воскресенье. Это значит, что согласно издавна заведённому порядку, утром я должна была бы пойти в церковь, а остаток дня отдыхать. Иногда по воскресеньям я ходила на рыбалку, сочетая приятное с полезным. Идя в церковь, я обычно брала с собой Библию, а весной и летом букет цветов, чтобы украсить алтарь. Нет, конечно, о настоящей службе и мечтать не приходится, но я бы посидела и прочитала что-нибудь из Библии. Иногда я специально выбираю, что читать — люблю Псалмы и Книгу Екклезиаста, — а иногда просто открываю наугад, как придётся. В середине зимы я, как правило, в церковь не хожу, потому что она никак не отапливается и холод там пробирает до костей.

Собственно, в нашей церкви никогда и не проводилось настоящих служб, во всяком случае, не на моей памяти, и священника у нас тоже не было. Она очень маленькая и построена страшно давно одним из наших предков — «первых Бёрденов», как выражался мой отец, — когда они только-только поселились в долине и рассчитывали (как я полагаю), что постепенно вокруг фермы вырастет целый посёлок. Этого так и не случилось, поскольку даже спустя много лет сюда не вела нормальная дорога, только конная тропа, которая кончалась у перекрёстка; дальше шла дорога на Огдентаун. Когда нам надо было в церковь, мы всегда ездили в Огдентаун; в последний год перед войной я наконец закончила воскресную школу и могла теперь посещать службу на правах взрослой.

Но сегодня утром о заведённом порядке придётся забыть. Пришелец поднялся рано и уже готовил себе завтрак — по-прежнему на костре около дома. Действовал он споро и целенаправленно. Видно, уже разработал некий план, и я даже поняла, какой: он собирается исследовать долину на всей протяжённости, а также заглянуть за её пределы. Хочет узнать, как далеко простирается зелёная зона.

Перед тем как уйти, он положил в тарелку Фаро тушёнки из банки. Самого Фаро нигде не было видно, но как только человек двинулся в путь, пёс появился из-за дровяного сарая, где спал ночью, съел всё, что было в тарелке, и пошёл за незнакомцем. Сразу видно — Фаро с удовольствием присоединился бы к новому хозяину, ведь у того в руке было ружьё, но смелости не хватило. Через сотню ярдов пёс повернул назад, понюхал пустую тарелку, а потом отошёл и улёгся недалеко от палатки.

Я шла параллельно чужаку по лесной тропинке. Рано или поздно он тоже узнает о её существовании, и тогда мне придётся перебраться на другую сторону долины. Значит, нельзя терять бдительности — уследить за человеком в лесу гораздо труднее.

Но сегодня он не покидал дороги. Защитный костюм он не надел и двигался без него гораздо ловчее и быстрее, так что мне пришлось поднапрячься, чтобы не отставать: дорога — прямая, а тропинка вьётся по лесу; к тому же надо было остерегаться, чтобы не производить шума.

Достигнув магазина, чужак вошёл внутрь, а когда вышел, я поразилась. Даже не сразу его узнала. Мешковатый комбинезон исчез; вместо него на мужчине красовались хорошие брюки цвета хаки, отлично на нём сидящие, голубая рубашка, на голове лёгкая плетёная бейсболка, на ногах — рабочие башмаки. (Моя одежда!) Передо мной действительно был совсем другой человек, причём весьма привлекательный. Сейчас, с подстриженными волосами и бородой и аккуратно одетый, он выглядел гораздо моложе, правда, всё-таки намного старше меня. Я бы дала ему года тридцать два или, самое меньшее, тридцать.

После магазина он отправился дальше, к южному краю, к расщелине, ведущей наружу из долины. Шагая, он постоянно оглядывался по сторонам; ему было ново и интересно всё, что попадалось на пути, однако он не замедлял шага, пока не дошёл до дренажной трубы. Именно в этом месте маленький ручей, питающий пруд, потом выходящий из него и пробегающий по лужку, натыкается на поднятие почвы (здесь дно долины начинает повышаться к её южному концу), забирает вправо и вливается в Бёрден-крик.

Вот здесь незнакомец остановился. Думаю, впервые его посетила мысль, что по долине текут два ручья и что пруд образован не Бёрден-криком. И в этом месте, где они сливаются, разница между обоими потоками особенно бросается в глаза. Я сама тому свидетель. Даже за несколько футов до слияния в маленьком ручье есть жизнь: там резвятся мальки, головастики, бегают водомерки, а камни поросли зелёным мхом. Ничего этого нет в Бёрден-крике; а ниже по течению после места слияния — до самой расщелины и дальше — речка пуста и безжизненна.

Я не могу с уверенностью сказать, заметил ли чужак всё это, но он вглядывался в воду очень долго, опустившись на четвереньки. Если он всё понял, то неизбежно должен был встревожиться. Возможно, именно в этот момент он почувствовал, что заболел. Пройдёт совсем немного времени, и он разболеется куда тяжелее.

Как бы там ни было, встревожился пришелец или нет, но через несколько минут он продолжил путь, шагая так же бодро, как и раньше. Ещё через четверть часа он дошёл до конца долины, откуда дорога вела дальше к фермам амишей. Здесь начиналась мёртвая зона.

Этого он, однако, видеть не мог. Собственно, если не знать заранее, то трудно поверить, будто из долины у её южного конца есть выход. Потому что расщелина имеет форму очень большой буквы S, и пока ты не дойдёшь до её устья, будешь думать, будто перед тобой сплошная стена, поросшая деревьями. После этого дорога и ручей, вдоль которого она проложена, резко поворачивают направо, потом налево, потом снова направо — они прорезают гряду, словно туннель.

Таким образом, долина, которую с севера ограждает Бёрден-хилл, оказывается закрытой со всех сторон. Народ говорил, что здесь свой собственный климат, что ветры окружающего мира сюда не залетают.

Когда чужак добрался до расщелины, я потеряла его из виду — с того места на склоне долины, где я находилась, заглянуть в ущелье невозможно. Но отрезок дороги, проходящей по нему, длиной не превышает всего пары сотен ярдов; так что скоро незнакомец появится снова. Увидев мёртвую землю, он, конечно же, вернётся; идти дальше без своего синтетического костюма он не сможет.

Я присела на залитой солнцем прогалинке и ждала, не сводя глаз с разворачивающейся внизу картины: вот узкая чёрная дорога, рядом с ней змеится речка, противоположный склон долины, до которого отсюда рукой подать, порос дубами и буками — старыми, толстыми, отбрасывающими на землю густые чёрные тени. Выше, над ними, есть скальный выступ — серый утёс. Играя, мы частенько взбирались на него; он не так крут, как кажется издали.

Было уже одиннадцать часов, и снова становилось жарко. Откуда-то из-за спины доносился тонкий аромат цветущей черники, жужжали пчёлы. В подобные мгновения мне очень не достаёт пения птиц.

Должно быть, мой гость провёл довольно много времени на том конце ущелья, отдыхая или осматриваясь, потому что появился он не раньше, чем минут через двадцать и двигался теперь немного медленнее. Он направился обратно к дому.

И вот примерно на половине пути это и случилось: он остановился, сел прямо на дорогу, и его вырвало. Он оставался там несколько минут, полулежал, опершись на локоть, и блевал. Потом поднялся и пошёл дальше.

Это повторилось ещё три раза; и после третьего он еле брёл, таща за собой винтовку. Добравшись до палатки, он заполз внутрь и больше уже не выходил. Прибежал заметно осмелевший Фаро и обнюхал вход в палатку. Он даже чуть-чуть повилял хвостом, а потом отошёл и присел возле пустой тарелки.

Новый хозяин так его и не накормил. В этот вечер он не развёл костёр и не приготовил ужин. Но, кто знает, может, наутро ему станет лучше.

27 мая

Я пишу это утром, после завтрака, сидя у входа в пещеру с биноклем у глаз —наблюдаю за домом и палаткой. Ну хоть бы какой-нибудь признак жизни. Но нет, ничего, только собака снова подошла к палатке, помахала хвостом и выжидающе посидела пару минут у входа. За это время Фаро, по-видимому, раскинул мозгами, потому что обежал вокруг дома и устремился вверх по склону. Пришёл ко мне в гости. Бедная псинка. Он голоден, и теперь, вернувшись домой, ожидает, что его будут кормить. В магазине полно собачьей еды, но здесь, в пещере, понятное дело, запасов нет, поэтому я дала ему немного кукурузного хлеба и консервированной тушёнки. Теперь я больше обрадовалась Фаро, потому что в настоящий момент не боялась, что незнакомец нагрянет ко мне. Я погладила пса, поговорила с ним. Наевшись, он улёгся рядом и положил голову мне на ногу. Я растрогалась — так Фаро поступал только с Дэвидом и больше ни с кем. Однако через несколько минут он поднялся и побежал вниз. Вынырнув около дома, пёс уселся рядом со входом в палатку. Хоть я и нравлюсь Фаро, в хозяева себе он всё же, кажется, выбрал этого чужака.