На край света (трилогия) - Голдинг Уильям - Страница 113

В лицо подул легкий бриз. Я вернулся в пассажирский коридор и заглянул в салон. За столами никого – даже Пайка не видно.

– Бейтс! Где старший офицер?

– Не могу сказать, сэр. Может, передохнуть решил, сэр.

Я спустился в кают-компанию.

– Веббер, где мистер Саммерс?

Веббер кивнул на дверь каюты Чарльза и прошептал:

– У себя, сэр.

Я постучал.

– Чарльз! Это я!

Нет ответа. Но разве мы не друзья? Я постучал еще раз и отворил дверь. Чарльз сидел на краю койки, вцепившись в деревянную раму. Он уставился на противоположную переборку, вернее, сквозь нее. В мою сторону даже не моргнул. Загорелое лицо его вытянулось и пожелтело.

– Господи! Что стряслось?

Он только головой дернул.

– Эй, старина!

Губы у Чарльза задрожали. Я быстро сел рядом, накрыл его руку своей. С его чела на пальцы мне скатилась капля пота.

– Это я, Эдмунд!

Он вытер взмокшее лицо и бессильно уронил руку.

– Да объясните вы что-нибудь, ради Бога! Вам плохо?

Тишина.

– Чарльз! А у нас хорошие новости – на всех трех мачтах поставили паруса!

Только теперь он заговорил:

– Помехи.

– Какие еще помехи?

– Он заявил, что я чиню помехи.

– Андерсон!

Чарльза трясло, словно от холода. Я убрал руку.

– Я ведь чувствую, мы прибавили ход, – забормотал он. – Везет ему, правда? Мертвый штиль как раз на время работы – и снова ветер. Андерсон уверяет, что мы прибавили два узла. Вот он и отчитал меня. Крайне холодно.

– Отчитал – за что?

– За то, что я чиню помехи. Я и не думал, что можно чувствовать себя настолько униженным. Трал – он ведь снес чуть ли не половину киля. А кому какое дело? Теперь вот, ради полутора-двух узлов, Бене засунул в дерево раскаленные балки и оставил их там!

– Он клянется, что они покроют стенки желобов слоем угля.

Чарльз наконец-то поднял на меня глаза.

– Вы его видели? Говорили с ним?

– Я…

– Я не должен ему мешать, понимаете?! Он – блестящий молодой офицер, а я – унылый, косный…

– Не мог он такого сказать!

– Защищая своего любимца, он скажет все, что угодно. Велел мне не торчать у Бене на пути… – Он осекся, а потом злобно прошипел: – Не торчать на пути!

– Клянусь вам, я этого так не оставлю! Да я подниму против него все власти в колонии! Да я…

Чарльз резко передохнул и прошептал:

– Не вздумайте. Это же бунт!

– Это справедливость!

Чарльз уткнулся лицом в ладони. И произнес еле слышно:

– Не справедливости я жажду…

Я с трудом выдавил:

– Чарльз… я знаю – я всего лишь пассажир… но эта чудовищная…

Он озлобленно рассмеялся.

– Разумеется, вы – пассажир, но это не значит, что пассажирам ничего не грозит. А если даже вам удастся сделать то, о чем вы толкуете, нового назначения мне все равно не получить, не говоря уж о карьере капитана!

– Бене – метеорит, падающая звезда. Рано или поздно он свалится с небосклона.

Чарльз выпрямился и обхватил себя обеими руками.

– Чувствуете, как мы движемся, даже при таком легком ветре? Бене почти удвоил нашу скорость. Но попомните мои слова: каждый узел добавит нам воды!

– Сейчас он пишет «Оду к Природе».

– В самом деле? Напомните ему, что Природа ничего не дает даром, за все приходится платить.

– Из моих уст это утверждение прозвучит странно. Думаю, он поймет, откуда ветер дует.

Лицо Чарльза чуть порозовело.

– Благослови вас Бог, старина – можно мне вас так называть?

– Господи, да зовите, как хотите!

– Вы настоящий друг. Как похоже на вас – прийти со словами утешения в то время, как все остальные… Все, хватит! Простите меня. Я веду себя совсем не по-мужски.

– Да вы стоите сотни таких, как Бене. И двух сотен таких, как Андерсон!

– Это мой фонарь?

Вопрос застал меня врасплох. Я приподнял руку с зажатым в ней фонарем.

– Нет. Это, понимаете ли…

И замолчал, не зная, как продолжить. Спустя мгновение Чарльз пожал плечами.

– Просто он судовой. Ну да ладно, не важно.

Неожиданно он стукнул кулаком по раскрытой ладони.

– Как же он меня унизил, просто растоптал! До чего несправедливо – и все за то, что я подверг критике мнение подчиненного!

– Его кто-нибудь слышал?

Чарльз помотал головой.

– Правила он блюдет. Что я мог поделать? Мы стояли на шканцах, и он официально вызвал меня к себе: «Будьте так любезны зайти в мою каюту, мистер Саммерс». Там и пропесочил – набычился из-под бровей, подбородок выпятил…

– Знаю, знаю, видел!

– Брань на вороте не виснет, знаете такую пословицу? Только вот речи капитана меня словно крюками разодрали.

– Вот и хорошо, что вы выговорились! Представляю, как вам обидно! Но клянусь, справедливость восторжествует. Честная игра, помните?

– Да, конечно. Колли… как давно это было.

– Только вот что нам сейчас делать? Улыбнитесь, прошу вас.

– Чувствуете? Ветер крепчает. Ладно, пусть над этим ломают головы капитан и начальник вахты. Только представьте, Эдмунд, – если бы так задуло хотя бы пару часов назад! Как же мне не везет! Ловлю себя на том, что… Нет, нет, я чересчур несправедлив. Мачту починили, скорость выросла, и я этому рад!

– Мы все рады.

– И все-таки, Эдмунд… С этим раскаленным железом… Я назначу смотрящего, пока все не остынет – больше-то все равно ничего не сделаешь. Придется проглотить упреки и продолжать службу. Что за такие существа мы, люди, если несколько раздраженных фраз значат для нас больше, чем вероятность гибели?

– В конце концов, никто не узнает…

– Да что вы? На этом-то корабле? На моей памяти не было судна, где слухи и сплетни не разносились бы так споро!

– Все забудется, рано или поздно.

– Это путешествие запомнят надолго, больно уж дорого оно обошлось.

– Вам, пожалуй, не следует впадать в уныние, потому что лейтенант Саммерс мало-помалу вырастет в капитана, а там, глядишь, и в контр-адмирала Саммерса!

Чарльз немного оживился.

– Это всего лишь мечта, и, боюсь, таковой и останется.

– Когда вы буквально спасли меня, одарив сухой одеждой – заметили, что я больше не чешусь? – я вспомнил о Главке и Диомеде. Вам, конечно же, не доводилось слышать эту историю, так же как мне раньше не доводилось сталкиваться с особенностями строения мачты или с прокладыванием пути по звездам. Дело вот в чем. Во время битвы два врага обнаружили, что их связывали родственные узы…

– Я ведь вам уже говорил. У меня нет родных, и слава Богу! Все лучше, чем иметь в родственниках Бене или Андерсона!

– Бросьте! Все не так плохо. Откуда такая угрюмость? Забавный сюжет сложился бы, если бы выяснилось, что вы французишка, как Бене! Нет, я уподобил нас двум героям древности.

– О! Прошу прощения.

– Они бросили оружие и обменялись доспехами на память. Боги, похоже, лишили их разума, потому что противники не заметили неравного обмена: медный доспех за золотой. Раньше я считал, что это просто рассказ, но теперь, понимаете, Чарльз, я нахожу в нем совершеннейшую аллегорию дружбы. Друзья отдают друг другу самое дорогое и не думают о цене!

– Верно!

– Для меня матросская роба – самое настоящее золото. Так примите же мою медь! Первый же корабль, отчаливший из Сиднейской бухты, привезет с собой не только мой дневник с восхищенным описанием ваших достоинств, но и письмо к крестному, где я перечислю причины, по которым вас просто обязаны возвести в чин капитана!

Чарльз бледнел и краснел.

– Благодарю вас от всего сердца. Нет, это невозможно – мне никогда не везло с продвижением по службе. Неужели вы в силах что-нибудь изменить?

– Как сказал, так и сделаю.

– Что ж… Постараюсь поверить. Должен поверить! Знаете, я настолько не привык к… Как бы это сказать… К привилегиям, к…

– К тому, чтобы получать заслуженное?

Чарльз поднялся.

– Чувствую себя словно в тот день, когда адмирал Гамбьер[103] произвел меня в гардемарины!