Великолепная Софи - Хейер Джорджетт - Страница 41

— Ты имел в виду следующий месяц, когда станешь совершеннолетним? — спросила Софи.

— Ну-у, нет, — покраснев, признался он. — Хотя, я полагаю, так думал старый Голдхангер, когда согласился одолжить мне. Поверь, я никогда не говорил ему об этом! Я лишь сказал, что совершенно точно получу большую сумму — я был в этом уверен, Софи! Я даже не предполагал, что это может не произойти! Боб Гилмортон — это мой близкий друг — хорошо знал владельца и поклялся мне, что его лошадь не проиграет!

Софи, у которой была отличная память, моментально вспомнила, что имя Голдхангер было на той бумажонке, что она нашла в своей комнате, но она не показала вида, а лишь спросила, неужели вероломная лошадь проиграла скачки.

— Она осталась без места! — со стоном сказал Хьюберт.

Она понимающе кивнула.

— Сэр Горас говорит, что если понадеяться, что лошадь улучшит материальное положение, то она всегда остается без места, — заметила она. — Он также говорит, что если садишься играть с пустыми карманами, то тоже проиграешь. Лишь когда ты набит деньгами, тогда можешь надеяться на выигрыш. Сэр Горас всегда прав!

Не споря с этим, Хьюберт несколько минут озлобленно рассказывал о забеге своей лошади, столь рьяно обвиняя владельца, тренера и жокея, что любой, менее сдержанный человек, чем его кузина, заподозрил бы его в клевете и злословии. Она, сочувственно слушая, дала ему выговориться и лишь тогда напомнила о более важном, по ее мнению, вопросе.

— Хьюберт, ты же несовершеннолетний, — сказала она. — И я знаю, что ссужать деньги несовершеннолетним противозаконно. Я знаю это, потому что молодой мистер… имя не имеет значения, но мы хорошо его знали… когда один из моих знакомых попал в подобную беду, он пришел к сэру Горасу за советом, и сэр Горас сказал ему это. Полагаю, наказание за подобного рода дела довольно тяжелое.

— Видишь ли, я знаю, — ответил Хьюберт. — Большинство из них не решились бы, но… дело в том, что один из моих друзей знал этого парня, Голдхангера, и рассказал мне о нем и… и посоветовал мне, что говорить… он также рассказал мне о процентах, но тогда это не имело для меня значения, потому что я думал…

— Они очень большие? — прервала его Софи.

Он кивнул.

— Да, потому что, хоть я и прибавил себе возраст, он отлично знал, что мне нет двадцати одного, и… и я был полностью в его власти. Я думал, что смогу погасить долг после этих скачек.

— Сколько ты занял, Хьюберт?

— Пятьсот фунтов, — пробормотал он.

— Боже милосердный, ты столько проиграл в карты? — воскликнула она.

— Нет, понимаешь ли, мне нужна была сотня, чтобы поставить на эту проклятую клячу, — объяснил он. — Не было смысла занимать, только чтобы расплатиться с долгом. Надо ведь как-то отдать деньги Голдхангеру, правда?

Софи рассмешил этот остроумный способ получения доходов, но Хьюберт обиделся, и она извинилась.

— Ясно, что твой мистер Голдхангер — бесчестный негодяй!

— Да, — ответил измученный Хьюберт. — Он старый черт, и мне не следовало даже приближаться к нему. Правда, тогда я не знал его так хорошо, как сейчас, но все равно, когда я увидел его… Теперь слишком поздно сетовать на это!

— Да, слишком поздно. Ладно, не стоит отчаиваться! Я уверена, что тебе нечего бояться, потому что он не сможет взыскивать деньги с несовершеннолетнего и преследовать тебя судом.

— Черт побери, Софи, я должен вернуть этому парню то, что занял у него! Но это не самое худшее. Он настаивал на залоге, и… и я подчинился!

Он так виновато сказал это, что в уме Софи пронеслись несколько невероятных предположений.

— Хьюберт, ты ведь не заложил фамильные драгоценности или… или что-нибудь в этом роде?

— О Боже, нет! Я не столь испорчен! — возмущенно выкрикнул он. — Это было моей собственностью, и я бы не назвал это фамильной драгоценностью. Хотя, полагаю, что если бы я потерял это, был бы ужасный скандал и меня бы посчитали чуть ли не вором-карманником! Мне оставил это дедушка Стэнтон-Лейси… по-моему, полнейшая безделица, потому что в наши дни мужчины этого уже не носят. А он, конечно, носил, и моя мама говорит, что при взгляде на это живо вспоминает его, потому что он никогда с этим не расставался… так что ты можешь представить, что произойдет, если она узнает, что я заложил это! Понимаешь, это кольцо с большим квадратным изумрудом, окруженным бриллиантами. Представь, что я надел такую вещь! На меня бы все сбежались поглазеть! Оно всегда хранилось у мамы, и я не знал, что оно мое до прошлогоднего маскарада, когда она дала мне его надеть и сказала, что оно принадлежит мне. А когда Голдхангер потребовал залог, я… я не смог придумать ничего лучше и… ну, я знал, где мама держит его, и взял его! И не говори мне, что я украл, это неправда, оно лежало у нее только потому, что я не носил его!

— Нет, нет, конечно же, я знаю, что ты ничего не украдешь! — торопливо заверила его Софи.

Он внимательно рассматривал свои руки.

— Нет. Пойми, я не говорю, что должен был брать его из шкатулки мамы, но… оно ведь мое!

— Да, в самом деле ты не должен был! — сказала Софи. — Полагаю, она рассердится на тебя, если узнает, так что нам надо немедленно вернуть его.

— Я бы с радостью, но нет никакой возможности! Я просто не знаю, что делать! Когда эта лошадь проиграла, я был готов пустить пулю в лоб! Но это было бы бесполезно, так как не решило бы дела, а лишь вызвало бы ужасный скандал.

— Как хорошо, что ты мне все рассказал! Я точно знаю, что тебе следует сделать. Чистосердечно признайся во всем брату! Он, без сомнения, устроит тебе жуткий нагоняй, но ты сможешь рассчитывать на его помощь в этом деле.

— Ты не знаешь его. Нагоняй, несомненно! Будь уверена, он заберет меня из Оксфорда и заставит или пойти в армию или сделать что-нибудь в этом роде! Я перепробую все способы раньше, чем обращусь к нему!

— В таком случае, я одолжу тебе пятьсот фунтов, — сказала Софи.

Он вспыхнул.

— Ты важная персона, Софи… нет, я не это хотел сказать. — Ты превосходная девушка! Я чертовски благодарен, но конечно же, не буду занимать деньги у тебя! Нет, нет, прошу, не уговаривай! Вопрос решен! Кроме того, ты не понимаешь! Старый кровопийца заставил меня подписать долговое обязательство на пятнадцать процентов ежемесячно!

— О Боже, ты ведь не согласился на такое вымогательство?

— А что еще мне оставалось? Мне нужны были деньги, чтобы заплатить карточные долги, и я знал, что было бесполезно идти к Говарду и Гиббсу или к кому нибудь еще — они бы указали мне на дверь.

— Хьюберт, я убеждена, что он не сможет вытащить из тебя ни одного пенни процентов! Пойми, по закону он не может взыскать даже первоначальную сумму! Позволь мне одолжить тебе пятьсот фунтов, отвези их ему и потребуй возврата долговой расписки и кольца! Объясни ему, что если он не согласится на эту сумму, ему же будет хуже!

— Да, а он сообщит обо мне в Оксфорд! Говорю тебе, Софи, он совершеннейший негодяй! На самом деле он не обычный заимодавец, я уверен, что он — как это называется у них — перекупщик или укрыватель краденного или приемщик, ну, ты поняла. Более того, я уверен, что он откажется вернуть мне кольцо, даже если я призову его к ответу; полагаю, он уже продал его.

Как Софи ни старалась, она не смогла переубедить его. Он откровенно страшился мистера Голдхангера, и так как она не могла понять причину этого, ей лишь оставалось предположить, что какая-то более мрачная угроза нависла над его головой. Она и не старалась узнать, что бы это могло быть, потому что была абсолютно уверена, что это не впечатлит ее. Вместо этого она спросила, что он намерен предпринять, чтобы выпутаться из беды, если не хочет ни обратиться к брату, ни занять у нее. Ответ был не очень определенным; Хьюберт был еще достаточно молод, чтобы лелеять юношескую веру в своевременные чудеса. Он несколько раз повторил, что у него в запасе еще целый месяц, прежде чем надо будет принимать окончательное решение, и, хотя неохотно согласился, что в конце концов ему может быть придется прибегнуть к помощи брата, было очевидно, что он надеется на то, что обстоятельства помогут ему этого избежать. Попытавшись притвориться беспечным, он попросил Софи не забивать этим голову, а так как она была убеждена, что продолжать с ним спор бесполезно, она промолчала.