Гильдия темных ткачей - Соловьева Евгения - Страница 17
- Предыдущая
- 17/87
- Следующая
Пока селяне не успели заполонить Юго-западный тракт повозками, пылью и суетой, Дайм ехал не спеша, наслаждаясь птичьим гомоном и запахами едва проснувшегося леса. Редкий миг тишины и покоя, одиночества и раздумий. Миг свободы — драгоценной, как синий жемчуг Залива Сирен, и обманчивой, как песни тех же сирен.
Наслаждаться тишиной и покоем помешало шебуршание в придорожных кустах. Дуболом сам собой запульсировал в ладони, но Дайм погасил его: много чести таким разбойничкам, ради них портить новые перчатки. Ни арбалетов, ни мечей у них не было, лишь один лук и три дубины. Выдержки тоже не оказалось: стрела просвистела в локте слева от Дайма и поразила ежевичник на обочине.
— Вылезайте, почтенные. Бить не буду.
Приглашение Дайм сопроводил мягким, но убедительным магическим приказом — четыре лиловые нити потянули ничего не понимающих парней на дорогу. Все четверо щеголяли деревянными сабо, домоткаными рубахами и прическами под горшок.
— Э… утречка вам, почтенный. — Самым храбрым оказался горе-разбойник с физиономией записного плута.
— И вам не хворать, — отозвался Дайм. — Что ж вы, юноши, в кустах потеряли? Малина не поспела.
— Да, эта… с лошади-то слезайте.
— Зачем?
Дайм строил из себя туповатого зануду и прощупывал лоботрясов на предмет сюрпризов от… Навскидку Дайм бы назвал десятка два магов или вельмож, не побрезговавших подставить деревенщину ради удовольствия ему насолить, а при очень большом везении — избавиться от занозы навсегда.
— Дык эта, — почесав дубиной грязную пятку, пояснил медлительный здоровяк с глазами больной коровы. — Нас четверо, а вы один, почтенный. Делиться надо.
— Делиться? Никак папаша научил.
Здоровяк насупился, пожевал губами и буркнул что-то неразборчивое в защиту папаши.
— Слазьте по-хорошему! — пришел ему на помощь плут.
— Ага, слазьте, пока мы добрые! — обрадовано поддержал его самый мелкий.
Лучник-мазила молча прятался за спинами дружков, пытаясь строить зверскую рожу и подрагивая подбородком. От всех четверых разило дурью, ленью, трусостью и злобой.
Дайм расслабился. Сюрпризов нет, дурь и разбойничков своя: наверняка наслушались в кабаке баек о сладкой вольной жизни, да удрали от мамок. Спрятав ухмылку, он покачал головой и одарил живописную группу укоризненным взглядом.
— И не совестно вам? Может, у меня, кроме этого коня, ничего и нет. Ограбите, придется и мне в разбойники идти.
— Вы зубы-то не заговаривайте… Кошель или жизнь! — почуяв слабину, пошли в наступление разбойнички, для храбрости подпихивая друг друга в бока. — Слезайте уж…
Дайм не выдержал и рассмеялся, чем поверг молодцов в замешательство. Они остановились и уставились на странного путника, лучник даже пригнулся на всякий случай.
— Ай, как нехорошо! — отсмеявшись, продолжил Дайм. — Вам мамки не говорили, что тракт — место опасное, тут деток обидеть могут? Ну-ка, бегом по домам, да передайте папашам, чтоб не пожалели вам вожжей!
Для пробуждения здравого смысла в твердых головах Дайм не ограничился словами. Небольшая иллюзия, и вместо веселого шера с бирюзовыми глазами перед парнями предстало нечто среднее между демоном Ургаша и деревенским старостой. Тварь приподнялась в седле, оскалилась, показывая длиннющие клыки.
— Домой! Быстро! И чтобы никогда! — провыл Дайм замогильным голосом. — У-у! Догоню-у!
Хруст веток, топот и сдавленное проклятие врезавшегося в дуб лучника послужили Дайму ответом. В пыли остались валяться дубинки и неуклюжий самодельный лук, в ежевике образовалась брешь, будто с тракта ломилось в лес стадо кабанов. Флегматично фыркнув, конь покосился на всадника — а тот от души хохотал.
— Хорошее предзнаменование, Шутник. — Проводив взглядом удаляющийся топот, Дайм похлопал коня по холке. — Вперед, в Суард!
Отпустив поводья, Дайм снова погрузился в размышления. Юго-западный тракт был знаком Шутнику до последнего камня, как и все дороги Империи: главе имперской Канцелярии не сиделось в Метрополии. За двенадцать лет службы он изъездил все шесть провинций вдоль и поперек, донося до шеров волю императора — не ту, что читают на храмовых площадях герольды и печатают на первых страницах газеты, а намеки, рекомендации и мягкие просьбы. А чтобы намеки не прошли мимо ушей подданных, на должность Тихого Голоса император поставил собственного бастарда, мага категории дуо. Высокая честь, на взгляд вельмож. Слишком высокая — на взгляд четырех законных сыновей императора, могущих похвалиться Цветными грамотами разве что категории кватро, а то и вовсе условной. И весьма обременительная честь служить шпионом, пугалом и палачом — для самого Дайма. Была бы его воля, Дайм доучился бы в Магадемии, женился на какой-нибудь не слишком родовитой шере, вернулся в свою глушь и никогда не попадался императору на глаза. Но, как любит говорить Его Всемогущество, шер предполагает, а император располагает.
Почувствовав хмурые мысли хозяина, Шутник вопросительно фыркнул.
— Быстрее! — Подобрав поводья, Дайм ударил коня каблуками.
Этот визит в Суард обещал быть непростым: там, где замешаны темные шеры и имперские кронпринцы, просто не бывает. Но тем интереснее игра! И выиграть эту партию у высокомерной сволочи, возлюбленного брата Лермы, Дайм просто обязан. Мало ли, что Дайм связан с Императором не только присягой, но и Печатью Верности, не позволяющей даже помыслить о том, чтобы причинить венценосному отцу вред. На сводных братьев его верность не распространяется.
«Кто владеет информацией, тот владеет положением», — не раз повторял ученику Светлейший Глава Конвента, Парьен. Дайм был полностью согласен с учителем — и, благодаря архивам и агентам Канцелярии, никогда не лез в воду, не зная броду. Но в этот раз именно информации ему недоставало. Всего об одной фигуре: принцессе Шуалейде. В донесениях капитан Ахшеддин уверяел, что принцесса — сумрачная шера, что-то такое из легенд и сказок Ману Одноглазого, но ведет себя как скорее как светлая. При этом в Уджирском ущелье она использовала чистейший темный дар, что и позволило Дайму расстроить помолвку Лермы с самой богатой провинцией Империи, чтоб дорогого братца зурги живьем сожрали. Распуская слухи о темном даре младшей принцессы Валанты, Дайм не тешил себя пустыми оправданиями «это для её же блага». Благо незнакомой девочки волновало его меньше всего: от века судьба принцесс — служить разменной политической монетой, будь они темными или светлыми. Теперь же одними слухами не обойтись, слишком высоки ставки.
Древняя столица Валанты больше шести сотен лет не знала ни войн, ни мятежей. Чистые широкие улицы Старого города зеленели кипарисами и померанцами, платанами и можжевельником, благоухали тимьяном и гибискусом. Каждый раз, приезжая в Суард, Дайм не отказывал себе в удовольствии полюбоваться фонтанами и словно игрушечными площадями, выложенными яркой геометрической мозаикой.
Во дворец он по обыкновению зашел с черного хода, под пеленой невидимости. Незамеченным добрался до гостевых покоев, давно предоставленных в его личное распоряжение. Простейший способ держать отвыкшую от магии публику в вечном недоумении и напряжении — неожиданно возникать ниоткуда. Конечно, если бы он появился посреди обеденного зала, в дыму и молниях, эффект был бы не хуже, но тратить прорву энергии на ерунду Дайм считал нецелесообразным.
В своей комнате, небольшой, но надежно защищенной даже от придворного мага, Дайм быстро ополоснулся, сменил дорожный костюм на черный с серебром мундир: тот дожидался в полупустом гардеробе. Натянул черные лайковые перчатки, подобающие палачу — вопиющее нарушение придворного этикета, но императорский бастард имеет право на придурь.
Стоило ему показаться в галерее западного крыла, во дворце поднялся переполох. Первый же встреченный паж, едва подметя беретом пол и оторвав испуганный и удивленный взгляд от Тихого Голоса Императора при полном параде, понесся докладывать королю.
В Зале Бабочек, испятнанной разноцветными бликами — солнечные лучи дробились в витражах и скользили по паркету карминными, шафранными и изумрудными пятнами — навстречу попался молодцеватый шер с ястребиным профилем, разодетый в шелка и кружева. Красный тон дара говорил о крови Огненного Дракона, а разбавленный почти до серости цвет ауры — о вырождении до условной категории, в которой уже не определить принадлежность ни Свету, ни Тьме. «Сиятельный» шер, печальная насмешка над легендарными сумрачными, любимыми детьми Двуединых.
- Предыдущая
- 17/87
- Следующая
