Кот Боб: во имя любви - Боуэн Джеймс - Страница 20

В этот раз народу на гей-параде было в четыре-пять раз больше, но все были в хорошем настроении. И Боб тоже.

Он привык к толпе. Было время, когда он немного побаивался людей в «страшных» костюмах, однако в этом году, благодаря прогулками по улицам Лондона, его страх ослаб. Он видел всех: и странных живых статуй, раскрашенных под серебро, и французских глотателей огня, и даже огромных драконов на китайский Новый год.

Сегодня здесь было множество самых невероятных костюмов. Вокруг трубили и свистели. Боб с этим неплохо справлялся. Он сидел на моем плече, наслаждаясь праздничной атмосферой и вниманием людей из толпы. Некоторые знали его по имени и просили нас сфотографироваться с ними; несколько человек даже сказали, что с нетерпением ждут книгу о нас.

— Сначала нам нужно ее написать, — пошутил я, хотя в моих словах была лишь доля шутки.

Днем, когда парад закончился, мы с Бобом отправились на площадь Сохо. Вдруг я почувствовал, как кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся и увидел Холли, социального работника.

— Джеймс, ты курсируешь, — сказала она.

— Нет, — возразил я.

— Ты курсируешь, я видела тебя, — настаивала она. — Я сообщу об этом.

Я решил, что Холли не хотела испортить мне день, и продолжил наслаждаться праздником.

В среду начались неприятности.

Приехав в Айслингтон в полдень, я зашел к Рите, координатору на Айслингтон Грин, чтобы взять новую партию журналов.

— Прости, Джеймс, — сказала она, — я не могу тебе ничего продать. Кажется, кто-то видел, как ты курсируешь в Вест-Энде. Ты знаешь, что делать. Тебе придется поехать в головной офис в Воксхолл.

Я рассердился по нескольким причинам. Во-первых, сущей нелепицей было сказать, будто я курсировал. Во-вторых, для меня было очень накладно нестись аж в Воксхолл. Но я должен был сохранить за собой место у станции «Энджел»: я не мог отказаться от единственного куска хлеба с маслом.

В офисе «Big Issue» я просидел часа полтора, прежде чем смог увидеть супервайзера.

— Боюсь, тебе придется сделать перерыв на месяц-два, потому что социальный работник видела, как ты курсируешь, — сказал он.

Я попытался оправдаться, но это не помогло. Тогда я решил стойко принять этот удар и сделать перерыв. Я подписал бумаги, сдал свою форму и удостоверение и поехал домой, расстроенный, но смирившийся.

— Ничего не попишешь, Боб, — вздохнул я. — Как там говорится? Всякое доброе дело наказуемо.

Я решил провести этот месяц, работая над книгой и играя на улице. По истечении срока я снова приехал в офис «Big Issue» и забрал свою форму и удостоверение. Я также купил партию журналов, чтобы вернуться на свое место у станции «Энджел».

— Мы снова в деле, Боб, — сказал я, когда мы сели в автобус и поехали вдоль Темзы.

Выйдя на улицу, я увидел, что мое место никем не занято. Поэтому я устроился, как обычно, и принялся за работу.

Часа через полтора появился другой продавец. Это был парень, которого я иногда видел здесь неподалеку. Он занимался этим делом относительно недавно, и у него была лохматая, злая, старая собака.

— Что ты здесь делаешь? Это мой угол, — сказал он.

— Нет, — ответил я пораженно. — Этот угол мой уже больше года.

— Возможно, раньше он и был твоим, но теперь он мой, — бросил он. — Иди поговори с Ритой. Она введет тебя в курс.

— Так и сделаю, приятель, не сомневайся, — сказал я и отправился по Хай-стрит в офис координатора Айслингтон Грин.

Увидев меня, Рита нахмурилась, и мне сразу стало ясно, что что-то не так.

— О, привет, Джеймс, — сказала она, боясь посмотреть мне в глаза. — Кто-то из офиса в Воскхолле сделал это за моей спиной. Они сказали, что этот парень может стоять там все время. Я ничего не могла поделать.

Я потерял дар речи.

Может, это хвастовство с моей стороны, но именно я сделал это место доходным. Пока не появился я, никто не хотел там работать. Все думали, что прохожие слишком торопятся, чтобы останавливаться, болтать с продавцом и покупать журнал. Но я укрепился там — во многом благодаря Бобу, конечно. Даже соцработники говорили, что количество людей, которые приходили посмотреть на нас, сильно выросло. И журнал стал продаваться лучше.

— Не могу поверить, что они так со мной поступили, — сказал я Рите. — Все из-за этой книги? Они решили, что, раз я над ней работаю, мне не нужно больше продавать журналы? Потому что если так, то они ошибаются. Это всего лишь мимолетный успех, а мне нужна постоянная работа.

Но Рита лишь качала головой и повторяла: «Я не знаю» и «Мне очень жаль».

В конце концов я просто вылетел из здания. Боб сидел у меня на плече.

Я не горжусь тем, что сделал потом. Я чувствовал себя обманутым и униженным, поэтому решил взять дело в свои руки.

Я пошел обратно к метро.

— Даю двадцать фунтов за угол. Как тебе? — спросил я парня.

Мгновение он раздумывал, затем схватил купюру, собрал свои журналы и ушел, утащив за собой собаку.

Я едва простоял там десять минут, как он вернулся вместе с Холли.

— Джеймс, это больше не твое место, — сказала она.

— Мое. Я только что заплатил за него двадцать фунтов этому парню.

— Так не пойдет, Джеймс, и ты прекрасно это знаешь, — произнесла она.

Я не мог понять, почему они так со мной поступают. Неужели я так плохо себя вел? Неужели меня так сильно не любили в среде работников журнала? Наверное, так и было. Они все плохо ко мне относились.

— Можно мне назад мои двадцать фунтов? — спросил я у парня.

— Нет. Я еще ничего не заработал, — ответил он.

Я знал, что он не покупал журналы, а значит, не потратил мои двадцать фунтов. Я плюнул на все и стал играть здесь же, в двадцати футах. Я не имел на это права, но мне было плевать.

Вновь появилась Холли, на этот раз с полицейским и еще одним соцработником, Джоном, который плелся в хвосте.

— Боюсь, мне придется попросить вас уйти, сэр. В противном случае я буду вынужден сделать вам предупреждение, — сказал полицейский.

— Тебе придется сделать еще один перерыв, Джеймс, — добавила Холли.

Это было последней каплей. Я решил оборвать все связи с «Big Issue». Я этого не хотел. Мне нравилось продавать журналы. Но меня терзало чувство глубокой несправедливости.

Возможно, я потерял самообладание и отреагировал слишком бурно, когда узнал, что мое место занял кто-то другой. Я просто чувствовал себя преданным, тем более после того, как мы с Бобом стали неофициальными представителями журнала. Обо мне писали в «Islington Tribune», в «Camden Journal», даже в «Independent», и в каждой из статей упоминался «Big Issue». Это был один из видов рекламы. Мы воплотили идею благотворительности: они помогали нам, чтобы помочь самим себе. По крайней мере, я так думал.

И я снова задался вопросом: неужели наша с Бобом деятельность обернулась против нас? Но я знал, что нужно делать.

Я не поехал в Воксхолл, чтобы подписать бумаги на полугодичный отпуск. Я продал свой последний экземпляр журнала. Мне было тошнило от всего случившегося, и это пробудило во мне худшие качества.

С этого момента я решил сосредоточиться на Бобе, книге и тех вещах, которые помогут мне стать лучше.

После трагедии, разыгравшейся у станции «Энджел», я чувствовал себя какое-то время потерянным. В глубине души я знал, что поступил правильно, но иногда все же переживал, что допустил ошибку.

У меня ушла неделя или около того, чтобы справиться с этим.

— Ты не можешь вечно мучиться из-за этого, — говорил я себе. — Ты должен двигаться дальше. Должен сосредоточиться на хорошем, особенно на книге.

После того как мы с Гарри закончили рукопись, я в течение нескольких недель ждал звонка: «Извини, мы сделали ужасную ошибку». Но этого не случилось.

— Мы опубликуем ее следующей весной, в марте, — сказали мне.