Дурной возраст - Буало-Нарсежак Пьер Том - Страница 24

Люсьен сразу же открыл последнюю страницу. Там был изображен приблизительный план, где крестиками обозначены бытовка и бетономешалка. Следовало продолжение статьи:

Люсьен сложил газету. Комплименты комиссара ему были небезразличны, но теперь выкуп перестал быть проблемой. Все это отошло в прошлое. В газете сообщались новости, начиная с прошедшего вечера, что означало, что в момент ее выхода из печати Элиана еще не дала о себе знать. Когда же ей удался побег? Если она сбежала раньше, очевидно, что ничего более срочного для нее не было, как объявиться, звонить, трубить на всех перекрестках о том, что случилось, и полиция уже должна быть на месте. Допустимо, таким образом, что она сбежала рано утром, долго шла пешком, прежде чем ей пришли на помощь. Но даже в таком случае вот уже несколько часов, как она свободна. Несмотря на «недюжинную сообразительность», которую соблаговолил за ним признать комиссар, Люсьен отказывался понимать, что случилось. Вернулся на кухню и принялся допрашивать Марту.

— Никто не приходил?

— Нет.

— И не звонил?

— Было два или три звонка. Больные хотели договориться о приеме.

— Сын вам что-нибудь рассказывал?

— Он просто сказал мне, что дел и суеты выше головы, и, возможно, новости не заставят себя ждать.

Ох уж эти новости! Люсьен долго думал, что за этим стоит. Не исключено, Элиана уже была в полиции. Ее допрашивали. Вели протокол показаний. Уже посылали людей с обыском в хибару. Все в строжайшей тайне, чтобы журналисты не слишком стояли над душой. Затем офицер полиции Шеро ездил в госпиталь и незаметно беседовал с доктором Шайу. «Часто ли отсутствует ваш сын? Не выглядит ли он озабоченным? Много ли расходует денег?» И так далее, и тому подобное. Ибо действовать надобно осмотрительно. Речь-то ведь идет о несовершеннолетнем. В подобных случаях прежде всего обращаются к родителям. Уже около полудня. Скорее всего полиция недалеко.

В половине первого позвонил доктор:

— Не ждите меня. Вернусь поздно.

Люсьен подошел к телефону.

— Что-то неладно? — спросил он.

— Нисколько. Просто я задерживаюсь.

— Кто тебя задерживает?

— Что значит кто? Надо присутствовать на операции, которая продлится долго, вот и все. Как ты, у тебя все в порядке?

— Все.

— Скажи Марте, что я не буду обедать дома. Когда вернусь, хватит и бутерброда.

Ладно. Напрасная тревога. В таком случае, что с Элианой? Что она замышляет? Что затевают в уголовной полиции? Кусок в горло не лез. Люсьен решил вернуться в лицей, куда носа не показывал… может, уже дня два. Его отсутствие будет замечено, а это ни к чему. Он пожал плечами. Будто это отсутствие в состоянии что-то добавить к тому, что уже есть. Мальчишество. Он прошел мимо гаража Корбино, где металлические ставни были опущены. На приколотой к двери картонке написано: Закрыто ввиду похорон. Кристоф, однако, продолжал хлопотать у бензоколонки.

— Никто не приходил? — спросил Люсьен.

— Сейчас народу немного, — сказал Кристоф.

— Я не о клиентах. Я имел в виду других людей, не клиентов.

Кристоф посмотрел на него с изумлением.

— Нет. У ребят из страхового агентства работа окончилась. Все нормально. Все идет своим чередом.

Люсьен не настаивал. Он прикинул, что есть еще время доехать до квартала, где жила Элиана. Может, там что-то удастся разузнать. Место, однако, показалось таким же спокойным, как обычно. Малолитражка по-прежнему на месте. Где же Элиана? Может, прячется? От ожидания и тревоги нарастало какое-то прозорливое отчаяние, которое он чувствовал, как лихорадку. Покончить с собой! Единственное мужественное решение. Но пока что рано. Прежде надо знать. Кстати, в лицее могла работать полиция. Разве инспектор Шеро не сказал, что вернется?

Люсьен отправился в лицей. Но никто не вызвал его ни с урока французского, ни с истории. Удалось выяснить, что на церемонии погребения Эрве на Восточном кладбище будет присутствовать делегация учащихся. Погребение было назначено на завтра, пятнадцать часов.

Как неприкаянный, он повернул домой, включил приемник: каждый час давались экстренные сообщения. Если бы Элиана обнаружилась, новость сообщили бы тотчас же. Ни слова. Встреча Президента Республики с германским канцлером… Забастовка работников метрополитена… Спад воды в Луаре… «Пусть приходят! Пусть арестуют, и довольно об этом!» Он то ходил по комнате из конца в конец, то валился на постель, повторял движения и жесты, которые, наверное, пришлось бы делать в камере. Долгие годы. Лучше уж околеть. Наступил вечер. Он то и дело сжимал кулаки. «Но что она делает? Боже, что она делает?».

Пришлось спуститься ужинать. Отец буквально заскочил домой. Отказался от бульона и рыбы, съел пару бананов и закрылся у себя в кабинете, собираясь написать какие-то письма. Он был не в настроении и отмалчивался. Воцарившаяся в доме тишина была нестерпимой. В восемь вечера Люсьен включил первый канал телевидения. В конце передачи получил то, что ждал с таким нетерпением, — несколько кадров и краткий комментарий. Комиссар Мешен в сопровождении Шеро заявил, что следствие идет в правильном направлении. Обнаружен важный след, с достаточной уверенностью говорилось, что скоро будут получены результаты следствия. Важный след? Что это значит? И почему ни слова об Элиане? «Она что, решила довести меня до сумасшествия? Еще одну ночь агонизировать! А завтра это погребение, будто прелюдия к аресту. Так как события пойдут по нарастающей, это очевидно. Надо бы покрутиться вокруг „Отель Сантраль“. Небось там и нашла себе приют, под крылышком у родителей». По мере того, как он строил предположения, ни одно из которых не выдерживало критики, ему казалось, что голова у него лопается, будто в ней кишели черви. Дело привычное! Снотворное! В постель! «Что я совершил, чтобы быть таким несчастным? А завтра…».

В восемь вечера, канал «Франс-Энтер». Опять ни слова. Ни намека на нантское дело. Оно явно принимало кошмарный оборот. Он решил в лицей не ходить. Сыт был по горло лицеем. Марте сказал, что нездоров.

— Оно и видно, — проворчала она. — Заболеешь тут! Если бы только можно было поймать хулиганов, которые похитили бедную барышню! Сын вчера рассказывал: все еще разыскивают ее дружка, этого Филиппа. Известно, что он в отъезде, а потому его еще не задержали.

Филипп! Люсьену на него плевать. А раз Элиана вот-вот объявится. Филиппу ничто не грозит. Он в полной безопасности. Когда вернется, приберет к рукам Элиану, и оба будут потешаться над ним, школяром, строившим, как дурак, иллюзии. Тянулись часы. Как только раздавался телефонный звонок, сердце останавливалось. Визиты, визиты — конца им нет. Он мог бы отвечать вместо Марты, но голос не повиновался: не мог совладать с дрожью, утратил волю.

Что если комиссар полиции готовит неожиданную развязку? Он-то способен и на кладбище выступить, и задержать на глазах у толпы. В какой-то момент Люсьен чуть было не отказался от идеи присутствовать на похоронах. Потом, словно осужденный, оделся, привел себя в порядок. Надел свой выходной синий костюм; именно его он наденет к заседанию суда. Только разве несовершеннолетний должен представать перед судом? Тем не менее соберутся судьи, адвокаты, журналисты. Его, конечно, спросят: «Как вы собирались потратить эти деньги?» В суд придет отец. Небось скажет: «Я воспитывал его, как только мог». Его ждет позор.