Зарубежный детектив XX века. Популярная библиографическая энциклопедия - Бавин Сергей Павлович - Страница 13

Десять полицейских романов со сквозными героями, вышедших из-под пера шведских писателей П. Валё (1926–1975) и М. Шёваль (р. в 1935 г.), принесли им широкую известность в Европе и Америке. Русскоязычный читатель знаком пока с шестью из них, в основном — со второй половиной декалогии, более социально заостренной, чем начальные книги («Розеанна», 1965 и др.). Их объединяют не только герои — сотрудники стокгольмской уголовной полиции, но и место, и время действия: это Швеция с середины шестидесятых по середину семидесятых годов — практически те же годы, когда создавалась серия. Авторы, можно сказать, шли по следам событий, создавая смесь детектива, романа-фельетона и психологической прозы. Суть замысла, по словам П. Валё, заключалась «в том, чтобы, используя форму детективного романа, изобразить шведское общество, его теневые стороны, его проблемы, его развитие в течение десяти лет, составляющих действие серии».

Изменения в экономике повлекли за собой рост безработицы — отчаявшиеся люди шли на преступления; политическая атмосфера способствовала отторжению, угнетению стариков и молодежи — снова убийства как способ сопротивления; международные отношения привели к подъему антидемократических сил — и здесь убийства, терроризм; милитаризация полиции, распространившийся культ жестокой силы вызвали ответную аналогичную реакцию в обществе…

Все перечисленное так или иначе нашло отражение в романах Валё и Шёваль — романах, подчеркнуто приближенных к реальной жизни. Порой критицизм, с которым герои — солидные, в основном, люди, занимающие заметное положение в своем кругу, выступают против политики своей страны, — вызывает недоумение: уж слишком плакатно, «в лоб» звучат эти обвинения из уст полисменов; в этом есть элемент идеологической пропаганды, ибо авторы — члены коммунистической партии, но есть и яркий признак демократичности общества, в котором его профессиональные защитники открыто демонстрируют свою, мягко говоря, нелюбовь к самим основам этого общества.

Впрочем, не только обличениями же занимаются в служебное и личное время комиссар Мартин Бек и его коллеги. Как-никак Отдел по особо опасным преступлениям — едва ли не единственный в стокгольмской полиции, который с успехом выполняет свои задачи.

Справедливости ради надо отметить, что эти задачи с точки зрения детективной интриги весьма банальны, и авторы, судя по всему, намеренно поступают так: все, что происходит в их романах, не должно выбиваться из обычного ряда уголовной хроники, должно создать у читателя ощущение полной реальности всего происходящего. Немаловажную роль здесь играют образы главных героев — самого Мартина Бека — немолодого уже, сосредоточенного, часто хмурого, профессионала высокого класса с чрезвычайно развитым чувством долга, недолюбливаемого отчасти за это начальством; его ближайшего друга, бывшего военного моряка Леннарта Кольберга — человека высоких нравственных качеств, органически не терпящего жестокости и принципиально не носящего личного оружия; порывистого и грубоватого гиганта Гунвальда Ларссона («во всей полиции он меньше других склонен был защищать честь мундира, за что и не пользовался среди коллег особой любовью»); старательного и не лишенного честолюбия Эйнара Ренна и др. Они показаны во всех обычных человеческих «цветах и оттенках», изменяются от романа к роману, стареют, болеют, общаются семьями, разводятся, приобретают новых подруг, продвигаются по службе, предстают перед читателем со множеством своих привычек и особенностей. Неизменными остаются лишь те, к кому ни авторы, ни команда Бека не испытывают ни малейшей симпатии, — высокие полицейские чины, среди которых лидирующее положение по достающемуся граду сарказма и издевательских комментариев принадлежит Стигу Мальму, любителю полномасштабных операций с подключением бронемашин, вертолетов, сотен полицейских и служебных собак; не меняется состав «СО» — «совершенных обалдуев», определенный Кольбергом, где ярче всех проявляет себя парочка радиопатрулей Кристианссон и Квант. К седьмому роману авторы, явно исчерпав свой запас уморительно смешных и глупых ситуаций, в которые то и дело попадают эти приятели, решили, не поддавшись жалости, «убрать» их, причем конец оказался столь же бесславен и нелеп, как и вся их служба…

Юмор — отличительная и довольно редкая для детектива черта, и она приятно оттеняет романы Валё и Шёваль.

Практически во всех романах серии, переведенных на русский язык, отсутствует убийство по чисто «личным» мотивам (за исключением одной сюжетной линии в романе «Подозревается в убийстве»). Так или иначе, но потенциального преступника и его жертву сводит на «узкой дорожке» некая социальная обусловленность, и на этом не устают акцентировать внимание авторы.

«В тупике»: массовое убийство восьми человек в городском автобусе — всего лишь способ для весьма респектабельного гражданина сохранить положение в обществе; это не патологическое отклонение, а сознание того, что убийство вполне укладывается в понятие «способ жизни», необходимая, хотя и неприятная процедура для продолжения своих дел.

«Полиция, полиция, картофельное пюре!» и «Негодяй из Сефле»: убийство — месть отчаявшегося человека, доведенного до края тем, против кого он поднял оружие. Промышленный магнат в первом и комиссар полиции безопасности во втором — жертвы, но авторы не допускают сомнения в том, что они-то и есть подлинные преступники, действующие под сенью закона, благоприятствующего богатству и власти и безжалостного к неудачникам, выброшенным на обочину жизни.

Еще одна характерная черта романов Валё к Шёваль — сочетание нескольких, на первый взгляд, ничем не связанных криминальных сюжетов в одном романе. Благодаря такому приему им удается разграничить благородную деятельность команды Бека и «менее благородную» — полиции безопасности, занятой разгоном демонстрантов и поиском коммунистических шпионов, или, например, Отдела по борьбе с банковскими ограблениями, который возглавляет оправдывающий свою кличку Бульдозер Ульссон. Разграничительная линия проведена смехом: авторы не скупятся на комические эффекты и даже не щадят своих любимцев, когда они вынуждены работать вместе с Бульдозером Ульссоном.

Наиболее ярко такое деление заметно в романе «Запертая комната». Беку отведена здесь роль разгадывателя традиционнейшего детективного сюжета — смерть в закрытом изнутри помещении; параллельно идет расследование двух ограблений банков. Невероятное нагромождение случайностей и подстроенных ловушек приводит к неожиданному результату: только читателю становится известен подлинный расклад событий, полиция же, по существу, показала себя, с одной стороны, неспособной, а с другой — не желающей устанавливать истину. Только Мартин Бек, как положено настоящему детективу, разрешает свою задачу, но результат — раскрытие преступления, совершенного несколько лет назад, — оказывается никому не нужным…

В этом романе появляется «категорически противопоказанная» детективу любовная линия. Бек, ушедший из семьи, случайно знакомится с женщиной по имени Рея Нильсен. Это домовладелица, но особого толка: в своем большом доме Рея организовала самую настоящую коммуну — «островок человечности». «Коммунарская» линия не очень подробно развернута здесь и в двух последних романах («Подозревается в убийстве», «Наемные убийцы»); похоже, Рею всерьез увлекла любовь к Мартину Беку. Но ее весьма своеобразные социалистические взгляды оказывают вполне определенное влияние на Бека, человека более аполитичного, чем тот же Кольберг, ушедший из полиции, будучи не в состоянии сочетать свои левые взгляды со службой буржуазному обществу. В финале декалогии (середина семидесятых годов) в квартире Бека появляется принесенный Реей Нильсен портрет… председателя Мао.

Последние три романа заключают в себе наиболее интенсивное психологическое развитие образа комиссара Бека. Еще в «Негодяе из Сефле» он начинает чувствовать за собой какую-то неясную ответственность: «Бек был погружен в раздумья об Оке Эриксоне и о тех жизненных обстоятельствах, которые поставили Эриксона в это нелепое и безвыходное положение… Кто-то должен нести ответственность… Сам же Мартин все больше и больше понимал Эриксона. И все больше проникался чувством вины, которую он должен искупить тем или иным способом».