Скандал с Модильяни. Бумажные деньги - Фоллетт Кен - Страница 75

Впрочем, он предвидел, что в долгосрочной перспективе клапан всех ограничений на новое строительство сорвет само по себе давление нужд города, а Ласки неизменно проявлял чрезвычайное терпение в вопросах, прямо касавшихся его бизнеса.

Почти все помещения в трех зданиях сдавались внаем. Большинство арендаторов были филиалами небольших иностранных банков, которые нуждались в престижном лондонском адресе поблизости от Тредниддл-стрит[36], почему их вывески и красовались гордо на самых заметных местах. Многие ошибочно считали, что Ласки имеет долю в капиталах и самих банков тоже, а он поддерживал подобную иллюзию всеми способами, избегая только откровенной лжи. Если уж на то пошло, один из банков действительно принадлежал ему.

Обстановка внутри конторы его фирмы выглядела вполне оптимальной для работы, но до крайности дешевой. Древние пишущие машинки, купленные по распродажам, шкафы для бумаг, подержанные письменные столы. Даже потертые ковры лежали далеко не везде, обеспечивая минимум респектабельности. Подобно многим добившимся делового успеха людям средних лет, Ласки обожал объяснять причины своих достижений афоризмами собственного сочинения. Его излюбленным был: «Я никогда не трачу деньги просто так. Я инвестирую». И в этих словах заключалось больше правды, чем в большинстве подобного рода изречений. Он давно жил в одном и том же доме – небольшом особняке в Кенте, который значительно поднялся в цене с тех пор, как он купил его вскоре после войны. Обедал и ужинал он по большей части за счет накладных расходов фирмы, непременно проводя при этом полезные для дела встречи, открывая перспективы и приобретая новые связи. И даже картины – не висевшие на стенах, а хранившиеся в сейфе, – он купил только потому, что его советник посулил быстрый рост их рыночной стоимости. Деньги он воспринимал как раскрашенные бумажки из «Монополии»: они требовались ему не для того, чтобы делать приобретения, а для самого процесса участия в увлекательной игре.

Но при этом он позволял себе жить в достаточном комфорте. Школьный учитель или жена фермера посчитали бы такой образ жизни более чем роскошным и непростительно расточительным.

Хотя его личный кабинет на работе отличался небольшими размерами и простотой. Письменный стол с тремя телефонами, его собственное вращающееся кресло, еще два кресла для возможных посетителей и длинный зачехленный диван у одной из стен. На книжной полке рядом с вмонтированным в другую стену сейфом стояли увесистые тома справочников по налогообложению и корпоративной юриспруденции. В этой комнате ничто не отражало характера или личности хозяина. Никаких семейных фото на столе, никаких глупых письменных приборов из пластмассы, подаренных любящими внуками, никаких сувенирных пепельниц, привезенных с курортов или украденных в «Хилтоне».

Секретарем Ласки работала чрезвычайно трудолюбивая и эффективная, но излишне полная девушка, носившая слишком короткие для своей комплекции юбки. Он часто повторял своим гостям: «Когда бог раздавал женщинам сексуальность, Кэрол отлучилась туда, где получали дополнительную порцию мозгов». Это была хорошая шутка в добром английском стиле, какими обмениваются между собой в ресторане боссы, хорошо относящиеся к своим подчиненным. Кэрол приехала в офис в девять двадцать пять и обнаружила, что ящик для исходящих бумаг начальника уже полон, хотя она опустошила его накануне вечером. Предстояло попотеть. Ласки любил работать подобным образом: это производило на сотрудников должное впечатление и помогало внушить им, что положение руководителя вовсе не так завидно, как им могло бы показаться. Но Кэрол не притронулась к бумагам, пока не сварила для него чашку кофе. Это ему тоже нравилось.

Он как раз сидел на диване, читая широко развернутую перед собой «Таймс» и попивая кофе, чашку с которым пристроил на подлокотник ближайшего кресла, когда вошла Эллен Хэмилтон.

Она мягко закрыла дверь и прошла на цыпочках по ковру так, что он заметил гостью, только когда она дернула за край газеты и опустила ее, глядя на него сверху вниз. От неожиданности он буквально подпрыгнул на месте.

– Мистер Ласки, – сказала она.

– Миссис Хэмилтон! – воскликнул он.

Она задрала подол юбки до самой талии и томно попросила:

– С добрым утром, поцелуй меня скорей.

Под юбкой она носила только старомодные чулки, но никакого нижнего белья. Ласки склонился вперед и потерся лицом о жестковатые, но сладко пахнувшие лобковые волосы. У него участилось сердцебиение, и он почувствовал приятное ощущение собственной порочности, как это было, когда он впервые поцеловал женщину в промежность.

Потом он откинулся на спинку дивана и оглядел Эллен.

– Знаешь, что мне особенно нравится в тебе? Секс с тобой всегда становится немного грязным, – сказал он.

Он сложил газету и бросил на пол.

Она же опустила юбку и призналась:

– Иногда мной овладевает просто нестерпимая похоть.

Он понимающе улыбнулся, его глаза скользнули по ее телу.

Ей было уже около пятидесяти, но она сохранила стройность фигуры с небольшой, но крепкой и выступающей вперед грудью. Цвет стареющего лица спасал глубокий загар, который она всю зиму поддерживала в салоне красоты под ультрафиолетовыми лампами. Особенно тщательно она ухаживала за своими черными прямыми волосами, делая прически в самой престижной парикмахерской на Найтсбридже, где мгновенно маскировали седые пряди, стоило им появиться. На ней был кремового цвета костюм: очень элегантный, очень дорогой и очень по-английски сшитый. Он пробежал пальцами по ее бедрам, запустив руки глубоко под юбку – настоящее произведение портновского искусства. С интимной наглостью он ощупал ее ягодицы, забравшись даже в щелочку между ними. Интересно, размышлял он, поверил бы кто-нибудь, что неприступно холодная жена достопочтенного Дерека Хэмилтона ходила без трусиков только для того, чтобы он, Феликс Ласки, мог ухватить ее за обнаженный зад, как только ему того захочется?

Она вся по-кошачьи изогнулась от удовольствия, но потом отстранилась и села рядом с ним на диван, где за последние несколько месяцев сумела исполнить его самые изощренные сексуальные фантазии.

Поначалу он отводил миссис Хэмилтон лишь эпизодическую роль в обширном и разнообразном сценарии своей жизни, но она оказалась очень важной и приносившей наслаждение его частью. Нежданной наградой за труды.

Они познакомились на обычном приеме в саду, который устраивали друзья Хэмилтонов. Ласки получил приглашение совершенно случайно, проявив мимолетный интерес к компании хозяина дома, производившей осветительные приборы, хотя обычно не бывал вхож в столь высокие круги общества. Тогда выдался жаркий июльский день. Женщины надели легкие летние платья, а мужчины пиджаки из льняных тканей. На Ласки был белый костюм. Будучи мужчиной рослым и видным, с чуть заметным иностранным происхождением в облике, он привлекал внимание дам и осознавал это.

Для гостей постарше организовали игру в крокет, молодежь развлекалась на теннисном корте, детишки резвились в бассейне. Официанты то и дело приносили подносы с бокалами шампанского и клубникой со сливками. Ласки заранее сделал домашнее задание и многое знал о хозяине дома (даже о случайных знакомых он наводил справки), а потому понимал, что тот едва ли может себе позволить жить на широкую ногу. Но и при этом его пригласили сюда не слишком радушно: он почти напросился в гости. С какой стати супружеской паре, испытывавшей финансовые затруднения, устраивать бессмысленные увеселения для людей, которые были им совершенно не нужны? Английские светские нравы до сих пор озадачивали Ласки. Нет, он, разумеется, знал правила игры и понимал своеобразную логику происходившего, но для него все же оставалось непостижимым, зачем люди затевали такие бесполезные игры.

Зато в физиологических потребностях женщин среднего возраста он разбирался значительно лучше. Он пожал руку Эллен Хэмилтон лишь с легким намеком на поклон, но сразу заметил, как сверкнули ее глаза. Этот блеск в глазах, как и тот факт, что ее муж не в меру располнел, а она сумела сохранить красоту, достаточно красноречиво говорили: подобная женщина расположена к флирту и отзовется на ухаживания. Такого рода леди наверняка проводили немало времени, размышляя, способны ли они все еще вызывать вожделение со стороны мужчин. И еще: ее должны были снедать сомнения, познает ли она вновь всю полноту наслаждения сексом.