Скандал с Модильяни. Бумажные деньги - Фоллетт Кен - Страница 26

Жгучий брюнет утер под носом кровь тыльной стороной ладони. Осмотрел красные пятна на пальцах и заявил:

– Я мог тебя запросто убить.

Джулиан помахал ему снимками.

– Вы очень фотогеничны, – с издевкой сказал он.

Темно-карие глаза мужчины сверкнули ненавистью. Он взял фотографии и принялся их рассматривать.

– Ты… Плюгавый грязный извращенец! – выпалил он.

Джулиан не смог сдержать смеха.

– Чего ты хочешь? – спросил брюнет.

Джулиан оборвал смех и изобразил на лице жесткий и злобный оскал. Потом выкрикнул:

– Во-первых, чтобы вы, черт вас побери, не расхаживали в чем мать родила по моему дому!

Мужчина сначала колебался: его кулаки спазматически то сжимались, то разжимались. Но потом повернулся и ушел в спальню.

Второй герой-любовник уселся в свободное кресло, поджав под себя ноги. Сара взяла из коробки длинную сигарету и прикурила от тяжелой настольной зажигалки. Она подняла фото с пола, куда их швырнул брюнет, бросила беглый взгляд и внезапно порвала на мелкие кусочки, отправив все в корзину для бумаг.

– Напрасный труд. Негативы уже в безопасности, – заметил на это Джулиан.

Они замолчали. Молодой блондин, казалось, только получал удовольствие от скандальной ситуации. Наконец вернулся чернявый, одетый теперь в коричневую охотничью куртку и белую водолазку.

Джулиан сказал, обращаясь к обоим мужчинам:

– Я против вас ничего не имею. Не знаю, кто вы такие, и знать не хочу. Вам не стоит опасаться сделанных мной фотографий. Никогда больше не появляйтесь в этом доме, и инцидент исчерпан. А теперь выметайтесь отсюда.

Брюнет ушел сразу. Джулиану пришлось подождать, чтобы светловолосый тоже заглянул в спальню и через минуту появился вновь в элегантных широких оксфордских брюках и короткой курточке в обтяжку.

Когда и он исчез, Сара прикурила еще одну сигарету. Потом прервала долгую паузу:

– Полагаю, ты потребуешь денег?

Он помотал головой.

– Денег я уже взял, – ответил он, вызвав удивленный взгляд Сары.

– Еще до того, как… все это… – недоуменно пробормотала она.

– Я продал твою машину, – сообщил он.

Она ничем не выдала своей злости. Ее глаза немного странно заблестели. Джулиану осталась непонятна причина этого блеска, как и улыбка, скривившая уголки губ.

– Ты украл у меня машину, – сказала она без всякого выражения в голосе.

– Вероятно, это так. Но чисто формально. Не уверен, что заимствование имущества у собственной жены можно расценивать как кражу.

– А если я что-то предприму по этому поводу?

– Что, например?

– Могу нажаловаться отцу.

– В таком случае мне придется показать ему некоторые веселые фотографии нашей счастливой семейной жизни.

Она медленно кивнула, хотя выражение ее лица по-прежнему не читалось с полной ясностью.

– Твоя записка… Ты предупреждал, что уезжаешь на весь день. А на самом деле все спланировал, верно? Ты знал, что здесь застанешь, если вернешься раньше времени?

– Нет, – небрежно ответил он. – Это стало, как говорится, удачным поворотом колеса фортуны.

Она еще раз кивнула и пошла в спальню. Джулиан вскоре последовал за ней.

– Я на несколько дней уезжаю в Италию, – сказал он.

– Зачем? – Она сбросила халат и уселась перед зеркалом. Взяла щетку для волос и начала причесываться.

– По делам. – Джулиан не сводил глаз с крупных и горделиво выпяченных полушарий ее груди. Ему непрошено вновь явилась сцена, когда она лежала в постели с двумя мужчинами: ее выгнутая шея, ее закрытые глаза, ее сладострастные стоны. Взгляд скользил по широким плечам, по спине, круто сужавшейся у талии, по ложбинке в самом ее низу, по мясистым ягодицам, сплющенным сиденьем стула. Он почувствовал, как его плоть отозвалась на ее наготу.

Он подошел и встал за спиной, положив руки ей на плечи, все еще глядя в зеркале на грудь. Темные окружности вокруг сосков набрякли и отвердели, как это было в постели. Он дал рукам соскользнуть вниз и дотронулся до ее груди.

Сзади он крепко прижался телом к ее спине, давая почувствовать мощь своей эрекции, подавая самый вульгарный сигнал вожделения. Она встала и повернулась к нему. Он грубо взял ее за руку и повел к постели, заставив сесть. Потом толкнул в плечи.

Безмолвно, покорно она откинулась на простыни и закрыла глаза.

Дансфорд Липси уже не спал, когда огромных размеров черный телефон, стоявший на прикроватной тумбочке, начал издавать звонки. Он снял трубку, выслушал утренние приветствия ночного портье, которого на всякий случай попросил накануне разбудить себя, и дал отбой. Потом встал и открыл окно.

Оно выходило в огороженный кирпичной стеной двор с несколькими запертыми на подвесные замки гаражами. Липси повернулся и осмотрел свой номер. Ковровое покрытие местами протерлось, мебель выглядела далеко не новой, хотя в комнате царила образцовая чистота. Отель не принадлежал к числу дорогих. Чарльз Лампет, оплачивавший расследование, ни словом не упрекнул бы Липси, пожелай он выбрать лучший отель в Париже, но не таков был стиль самого Липси.

Дансфорд снял верхнюю часть пижамы, сложил ее на подушке и пошел в ванную. Он умывался и брился, одновременно предаваясь размышлениям о Чарльзе Лампете. Как и все клиенты, тот полагал, что на агентство работает целая армия частных сыщиков. На самом же деле детективов едва насчитывалось полдюжины, и ни один из них не оказался свободен для выполнения этого задания. Отчасти поэтому Липси взялся за работу сам.

Но только отчасти. Были и другие причины. Например, тот изрядный интерес, который питал к искусству и Липси тоже. А еще от дела исходил пикантный запашок. Он заранее знал, что оно обещает стать крайне интересным. В нем уже присутствовали бесшабашная девица, потерянный шедевр, напускавший на себя таинственности торговец живописью – а будет еще больше занятного, намного больше. Липси получит удовольствие, распутывая завязавшийся клубок. О людях, замешанных в этом деле, об их амбициях, об их алчности, о маленьких взаимных предательствах – он уже скоро выяснит об этом все до последней детали. Причем никак не воспользуется полученной информацией. Просто найдет картину, и все. Но уже очень давно он отказался от прямолинейного и утилитарного метода ведения расследования. Ему необходимо было превратить его в забаву.

Липси вытер лицо, сполоснул под краном бритву и уложил ее в футляр. Затем втер каплю бриолина в короткие черные волосы и зачесал их назад, сделав ровный пробор.

Надел он обычную белую сорочку, темно-синий галстук и очень старый, но отменно сшитый на Сэвил-роу костюм: приталенный двубортный пиджак с широкими лацканами. Под этот пиджак Липси специально заказал две пары брюк, чтобы костюм мог служить бесконечно долго, и он полностью оправдывал ожидания. Липси прекрасно знал, насколько безнадежно вышедшим из моды казался наряд, но этот факт его нисколько не волновал.

В 7:45 он спустился к завтраку. Единственный официант сразу же принес ему большую чашку крепкого и густого кофе. Липси решил, что диета позволяет ему к завтраку кусочек хлеба, но решительно отказался от джема.

– Не могли бы вы принести мне сыра, пожалуйста? – попросил он.

– Конечно, мсье.

И официант отправился за сыром. Хотя Липси говорил по-французски медленно и с сильным акцентом, его превосходно понимали. Он сломал пополам круглую булочку и намазал одну половинку тонким слоем масла. За едой он задумался над тем, как распланировать день. В его распоряжении имелись пока только три наводки: почтовая открытка, адрес и фотография Ди Слейн. Он достал фото из бумажника и положил на белую скатерть рядом с тарелкой.

Любительский снимок, сделанный, по всей видимости, во время какого-то общесемейного сборища, – на лужайке были накрыты многочисленные столы с яствами и напитками. Обстановка напоминала летнюю свадьбу. Покрой платья девушки позволял предположить, что сняли ее четыре или пять лет назад. Она смеялась и непринужденным жестом отбрасывала волосы себе за правое плечо. У нее, казалось, был не совсем правильный прикус, и рот выглядел не слишком привлекательным. Но в других чертах проглядывала жизнерадостная и интеллектуально развитая личность. Глаза ближе к внешним уголкам немного расширялись, и их разрез был противоположностью восточному.