Самая страшная книга 2016 (сборник) - Гелприн Майк - Страница 42

Мой друг нашел раму от картины. Одну раму – холст истлел и давно рассыпался в прах. Еще были обломки какой-то мебели, обрывки ковров – в общем, всякая рухлядь.

Я обнаружил фарфоровый подсвечник, цветные стекла от витражей и часть какого-то лепного украшения. Все это не представляло никакой ценности. Но была среди прочих находка, которая нас все-таки заинтересовала. Небольшой медный ларчик, потемневший от времени, но когда-то, кажется, довольно красивый.

Такая вещь всегда представляет собой тайну. А к тайне редкий останется равнодушным. Но вот беда: ларец оказался заперт. Поэтому мы просто взяли находку с собой.

Покинув развалины, походили еще вокруг усадьбы. Раза два-три останавливались позади нее и молча смотрели на графский замок. Он притягивал нас, точно магнит.

Не обменявшись о том и словом, мы откуда-то знали друг о друге, что каждому ужасно хочется туда пойти. Одно дело слушать днем суеверные рассказы о минувших временах – можно и посмеяться, и мимо ушей пропустить. И совсем другое – своими глазами видеть один из предметов этого рассказа: вот он, зловещий замок, уставился на тебя пустыми провалами окон. До него рукой подать.

Думаю, мы так и пошли бы, не сговариваясь. Сказать по правде, уже пошли, сделали несколько шагов. Но тут нас из дома крикнул проводник, и мы словно опомнились, пробудились от грезы наяву. И вот за это я тому человеку очень благодарен…

Он звал нас ехать. Непременно хотел убраться из этих мест до темноты. О том, чтобы заночевать в доме, и слышать не желал. У нас такой охоты тоже не возникло, поэтому мы не настаивали.

На обратном пути проводник заметил ларец в руках моего товарища. На его вопрос мы ответили, что нашли эту безделушку в развалинах старой усадьбы.

– Выбросили бы, господа, – проворчал проводник. – Вы не глядите, что тут так пусто теперь. Где они свои дела творили – там навечно все как отравлено, и земля, и вещи.

Но здесь мы с ним не согласились: что может быть опасного в шкатулке?

В Будапеште мы отнесли находку к мастеру, который открыл замок, не повредив старинной работы.

Внутри оказались разные бумаги. Они неплохо сохранились – ларец защитил их от разрушительного воздействия погоды. Правда, в основном все это были какие-то счета, книги учета семейных расходов, записи о необходимых покупках и прочее в том же духе.

Только на самом дне лежали другие листы, похожие на часть личного дневника. Казалось, его пытались сжечь, но в последний миг остатки выхватили из огня. Мы прочли их, после чего товарищ мой хотел последовать совету проводника и выбросить все бумаги вместе с ларцом.

Возможно, с ларцом и счетами позднее он так и поступил. Но дневниковые листы, которые сделались ему особенно неприятны, я попросил не уничтожать, а отдать мне. Он согласился.

Разные таинственные вещи уже тогда начали меня интересовать, и этот обгоревший дневник стал, можно сказать, началом моей коллекции. Со временем к ней прибавилось немало других экспонатов, которые казались мне на тот момент более любопытными, и я куда-то забросил те страницы. Наткнулся на них недавно, разбираясь в старых бумагах. И на фоне небезызвестного нам события по-новому взглянул на эти записи…

– И этот дневник, мсье, до сих пор у вас? – задал вопрос князь Щепкин.

– Именно. Более того – он здесь, со мной, – и господин с незапоминающимся именем извлек из кармана какие-то бумаги. – Вот оригинал, – он положил на стол рядом с собой пожелтевшие, обгорелые в нескольких местах листки, – а вот перевод с венгерского языка.

– И вы нам прочтете?

– Если мои слушатели…

– Мы обязательно должны узнать все до конца! Только объясните, о чем записки.

– Прежде надо сказать, что принадлежат они, как я предполагаю, перу молодого помещика, в чьем внезапном исчезновении обвиняют таинственных циркачей. И написано это как раз в то самое время… думаю, накануне исчезновения. А о чем – судите сами. Многое тут непонятно и запутанно. Можно даже подумать, автор не вполне здоров умственно. Начало отсутствует… Но приступим к чтению.

«…явилась вновь. Ранним вечером, как гостья нашего дома. Одна. Принимали ее с радостью. А я, глядя в ее глаза, уже ждал другого визита. Под покровом ночи.

Как я проклинал в мыслях и ее, и весь их род! И себя за свою слабость. А потом не мог дождаться темноты…

Она пришла за мной. Мы вместе тайно покинули дом. Как и в прошлый раз, меня переполняло чувство невероятной, дикой свободы. Мы не бежали – летели по холмам, что окружают дом. Она все хохотала своим безумным смехом. Как она прекрасна, как идет ей алое… Она выглядит такой живой… переполненной жизнью.

Теперь, утром, я понимаю, чьей жизнью. Все один обман. Злобный бледный дух, жадный демон… Но, мчась за ней сквозь тьму, я забываю все, все на свете.

Она решила отвести меня туда, к своим. На какой-то миг я все-таки остановился, заколебался. Но она начала прельщать обещаниями, прекрасной долей вечной жизни…»

– Что-то не пойму, мсье, о чем это вы читаете, – вмешалась Неверова. – То ли стара стала, то ли глупа…

– Нет-нет, – поддержала ее племянница Софьи Михайловны, – и я не понимаю. Какая-то мистика.

– Я предупреждал: все довольно необычно, – туманно ответил господин, недовольный, что его прервали.

На Натали Зорницкую вся история, и особенно чтение, произвели сильное впечатление. Почему-то вспомнился рассказ брата и как Сережа передавал слова Ирины об «ужасной участи».

– А может быть, это все самая настоящая правда, – неожиданно для себя совершенно серьезно произнесла она.

Но слова прозвучали совсем тихо, и никто, кроме сидевшего рядом безымянного господина, не обратил на них внимания. Зато он, испытующе глянув на девушку, так же негромко отозвался:

– Некоторым людям дано видеть и понимать больше, чем другим. Не потому, что они лучше или хуже. Просто от природы такая у них способность.

Натали вздрогнула:

– Это вы, верно, о себе?..

– Нет, – покачал он головой. – Я всего лишь собираю сведения.

– О чем это вы там шепчетесь? – близоруко прищурилась Софья Михайловна, будто зрение могло помочь ей расслышать.

– Я попросила продолжить чтение, – сказала Натали.

– Ну так и надо продолжить, чего уж там, – махнула рукой княгиня.

Рассказчик поспешил выполнить просьбу:

«…Конечно, я поддался на уговоры. Они сильны, я не раз уже убеждался в их силе. Человек не способен им противостоять.

Она привела меня в самый их лагерь, в дьявольский цирк. Всех их перевидал я там: сестер ее, родичей, всех этих страшных циркачей… Из всех них только в младшей сестре, кажется, осталось немного человеческого. Она словно бы против воли участвует в кровавых пиршествах. Но и она такое же создание ада…

Наутро меня отпустили. Но я уверен: в последний раз. Нынешней ночью она придет, чтобы забрать меня навсегда. Я ужасно себя чувствую, как при тяжелой болезни. Страшно бледен и мучаюсь жаждой, которую никак не утолить.

Она говорит, потом ничего этого уже не будет. Наоборот, стану ощущать лишь силу и всемогущество. Но я-то знаю… сейчас-то знаю, что нужно будет отдать взамен. Что я уже почти потерял…

Завтрашнего утра я не увижу. Для меня наступят вечные вечер и ночь. Пока во мне остается хоть капля человеческого, я еще в состоянии ужаснуться происходящему.

Моей душой безвозвратно завладели порождения тьмы. Вампиры.

Я знаю, почему из последних сил пишу все это. Еще пытаюсь сохранить какую-то связь с собой прежним. Но это зря. Я сожгу дневник. Еще немного – и швырну в огонь.

Лучше вместо бестолковой писанины совершу последний человеческий поступок в своей человеческой жизни. Спасу сына. Пока я еще способен… пока…» – Здесь нельзя разобрать несколько строк, бумага потемнела. Дальше идет вот что: «…над его колыбелью святое распятие. Это будет для меня нелегко, я уже почти не могу притронуться к кресту, он жжет мне руки даже сквозь ткань. Но я все же помещу его на стену. Если не сделаю этого, они не пощадят ребенка. Я помню, какими жадными глазами она смотрела на дверь детской. Но к распятию они не посмеют приблизиться.