Горькие плоды смерти - Джордж Элизабет - Страница 75

– Сколько ей было лет, когда это якобы произошло?

– Она говорит, что восемь.

– Вы же утверждаете, что ничто из того, что она рассказала Клэр, не соответствует истине?

– Да, я так говорю. Ничто. Я ничего такого не делала, и она никогда меня ни в чем не обвиняла. Не было никакого расследования, вообще ничего не было. Это все ее фантазии. Клэр Эббот это заподозрила и потому пришла ко мне и дала прослушать запись. Она сказала, что уже проверила полицейские архивы, но ничего такого не нашла, так что пришла к выводу, что это все выдумки. Но ей хотелось узнать, почему.

– Почему Каролина рассказала ей эту историю?

– И почему она лжет. А вот этого, инспектор, я не знаю. Не будь у меня других детей, я бы решила, что она унаследовала это зло. Но у меня есть другие дети, и они не лгут. Я бы также подумала, что это потому, что я оторвала ее от любимой бабушки и привезла в Лондон. Но бабушка сама не желала ее видеть и не скрывала этого. Так что никаких объяснений у меня нет. Я так и сказала Клэр Эббот. И когда мы поговорили – Клэр и я, – мне подумалось, что она просто собирает причины, чтобы ее уволить, и ложь – одна из них.

Вытащив из кармана туники бумажные салфетки, Мерседес вытерла глаза, а затем затушила сигарету и высморкалась. Линли тем временем задумался над услышанным. Похоже, Мерседес права. Если бы ее обвинили в сексуальном насилии над ребенком, допрашивали и даже на какое-то время, пока шло расследование, посадили за решетку, то это дело сохранилось бы в архивах, и установить истину не составило бы труда. Вопрос в другом – зачем Клэр Эббот понадобилось это делать?

– Вы что-то сказали о мести, – произнес полицейский. – По словам Каролины, вы якобы при первом же удобном случае пытались ей мстить за то, что она обвинила вас.

– Она считала, что ребенок – это и есть моя месть.

– Какой ребенок?

В четырнадцать лет, сказала Гарза, Каролина забеременела. Как мать, Мерседес настояла на том, чтобы ребенок – родившийся, когда ее дочери исполнилось пятнадцать – был отдан на усыновление.

– Ведь какая мать из пятнадцатилетней девчонки? – развела руками латиноамериканка. – Я могла бы вырастить ее сама…

– Это была девочка?

– Да. И я могла бы ее вырастить, но не горела желанием. Этого она мне, похоже, и не может простить. Именно это она и имеет в виду, когда говорит про месть с моей стороны.

– А отец? Кто он?

Мерседес горько усмехнулась.

– Она говорит, что это один из моих мужчин, но это не так. А еще она заявляла, что это отец одной ее школьной подружки. Но она и раньше лгала. Так что я не берусь утверждать, что это он и есть. Затем я нашла чековую книжку, а на ней – деньги, причем книжка была открыта на ее имя.

– Отец платил содержание ребенку, которого у нее давно уже не было?

– Нет. Она честно мне призналась, когда я ее спросила. Он платит ей за то, чтобы она ничего не рассказывала его жене.

– Шантаж, – сделал вывод Линли.

– Она так не думала. По ее словам, он должен ей эти деньги за то, что она позволяла ему делать с нею все, что ему нравится. Я решила положить этому конец и пошла поговорить с ним. Он все отрицает – и ребенка, и шантаж. И я уже не знаю, где правда, а где ложь, и что мне делать. Конечно, его можно заставить сдать анализы, но ведь ребенок уже в новой семье, а у Каролины семь пятниц на неделе: сегодня она говорит одно, а завтра – совсем другое. В общем, я махнула на все рукой.

– Вы знаете, что стало с ребенком?

– Ребенка усыновили, и я молю Бога, чтобы она росла здоровенькой, а главное, не лгала, как ее мать… – Женщина печально улыбнулась. – Говорю вам, инспектор: не будь у меня троих других детей, я бы решила, что я скверная мать, раз произвела на свет такого ребенка, как Каролина. Клянусь, я бы задушила себя собственными руками в собственной постели! – воскликнула она.

Что касается ребенка ее старшей дочери, то он был отдан в католический приют для дальнейшего усыновления, а касающиеся его документы – подписаны и отправлены в архив. Впрочем, с тех пор многие законы, связанные с усыновлением, изменились, так что установить биологических родителей или найти своего ребенка не представляло труда. Интересно, Каролина Голдейкер предпринимала что-то в этом роде? А если не она – то, может, это сделала ее дочь? А если и та, и другая? И если да, имеет ли это какое-то отношение к смерти Клэр Эббот?

Неизвестным оставалось также имя предположительного отца внебрачной дочери Каролины. Мерседес отказалась его назвать, тем более что сам мужчина все отрицал. Какой смысл выяснять его личность, если дальнейшая судьба ребенка неизвестна и тесты на ДНК не проведешь? Но, даже будь оно иначе, Линли сомневался, что взрослая дочь Каролины, где бы та сейчас ни была, и личность ее отца имеют отношение к расследуемому случаю, если только Каролина Голдейкер по какой-то причине не общается с кем-то из них, или даже с обоими.

В конце концов, Мерседес согласилась назвать имя возможного отца ребенка – некий Адам Шеридан, – однако Томас отвел ему последнюю строчку в списке тех, с кем ему хотелось бы поговорить.

Между тем небо на улице прояснилось, и серые тучи уступили место бледной голубизне. На садовых участках на другой стороне улицы кипела работа: между грядками садовники катили тачки, подбирая с земли гниющие остатки летнего урожая.

В кармане у Томаса зазвонил мобильник.

– Линли слушает, – как обычно, представился он.

– Инспектор? – раздался в трубке незнакомый голос. – У нас для вас кое-что есть.

Как оказалось, это ему наконец позвонили криминалисты.

Несмотря на недовольство тем, что ей не позволили забрать из дома Клэр Эббот личные вещи, Каролина Голдейкер была только рада выложить Барбаре все, что ей было известно о Лили Фостер. Вскоре Хейверс уже была в курсе того, что Лили – не только бывшая подружка Уилла, покойного сына Каролины, но и жительница Шафтсбери, которая якобы нарочно перебралась сюда уже после его смерти, чтобы всячески отравлять ей, его матери, жизнь. И подтверждение тому – ордер, выданный полицией на имя Лили Фостер по причине ее злостного хулиганского поведения. Полиция – Барбара знала это и без Каролины, хотя та и пустилась в пространное объяснение, что означает подобный ордер – не раздает такие вещи направо и налево без веских на то причин. В случае Фостер таких причин было как минимум десяток, и все они, так или иначе, были связаны с ее нападками на бедную мать ее покойного бойфренда. Причиной же столь вызывающего поведения была убежденность девушки в том, что именно мать довела молодого человека до самоубийства.

Со своей стороны Каролина заявила, что во всем виновата сама Лили. Она первой разорвала отношения с Уильямом, и в результате он впал в глубочайшую депрессию, от которой его спас лишь переезд из Лондона в Дорсет, где о нем и его душевном здоровье неустанно пеклись она, его мать, и его отчим.

– Но затем эта нахалка снова свалилась нам на голову, словно эпидемия гриппа, – заявила Каролина. – И Уилл… Он был однолюбом. Не мог забыть ее. Он был верным и преданным, в то время как она… – Женщина даже сжала кулаки – не то для того, чтобы пустить их в ход, не то помогая себе сдержаться, после чего добавила: – Я уже рассказала вам, что стало с моим сыном.

– И Клэр все это знала? – спросила сержант.

– А при чем здесь Клэр?

– Не знаю, – призналась Барбара, – Но когда кто-то умирает неестественной смертью… – Она не договорила.

– Вы хотите сказать, что Лили могла… Слушайте, почему вы, во имя всего святого, упорно отказываетесь сообщить мне, что именно послужило причиной сердечного приступа Клэр?

– К сожалению, я не имею на это права.

С этими словам Хейверс извлекла ежедневник писательницы и попросила Каролину взглянуть на сделанные в нем записи. Вдруг она узнает кого-нибудь из тех, с кем у Клэр были назначены встречи? Тут есть даты, имена, инициалы, фамилии, названия мест. Если Каролина сможет хоть чем-то ей помочь, сержант будет благодарна ей за любую информацию.