Лезвие пустоты - Джордж Элизабет - Страница 41

Она отвернулась от него.

– Что ты имеешь в виду?

– Дрова не сложены под навесом. Огороды заросли травой. Мне просто интересно… У вас все нормально? Ничего не произошло?

– Ничего! – ответила она. – Я присматриваю за Кэсси. Хэйли нет дома! Что тебе еще нужно?

– Я приехал не ради Хэйли, – произнес Сет. – Может, посидим, поговорим? Ты впустишь меня? Или как?

– Или как, – ответила она. – Мне пора идти.

Она закрыла дверь. Щелчок замка прозвучал как вздох сожаления.

Добираясь до Каупевилла на двух разных автобусах, с учетом всех остановок от Лэнгли до города, Бекка успела сделать домашние задания по математике и английскому языку. Девушке не терпелось увидеть Деррика. Путешествие в госпиталь показалось ей долгим и утомительным, однако бесплатный проезд на автобусных маршрутах острова сгладил это впечатление.

Несмотря на сиявшее солнце, день выдался холодным. Входя в фойе госпиталя, она видела, как ветер гнал через парковку опавшие листья. Зима уже шла по пятам листопада и приближалась к этой части страны. Закрыв за собой входную дверь, Бекка включила «глушилку». Ей не хотелось слышать болезненные «шепоты», свисавшие с потолка как летучие мыши.

У стойки регистрации она узнала, что список визитеров к Деррику сегодня снова был изъят для исправлений.

– Его забрала та сердитая кривляка, – сказала коренастая женщина.

Девушка поняла, что Дженн Макдэниелс находилась в госпитале. Бекке не хотелось встречаться с ней, но она так долго ехала к Деррику. Иногда, чтобы получить желаемое, нужно было мириться с сопутствующими неприятностями. Дженн сидела у дверей отделения интенсивной терапии. Сморщив лицо, она переписывала список и составляла новое расписание.

– Теперь вы будете ставить галочки против своих фамилий, – сказала она, не поднимая головы. – Никаких других приписок! Когда приходишь, просто отмечаешь фамилию, и мы будем знать, что ты была здесь.

Приподняв голову, она увидела Бекку. Ее лицо сморщилось еще больше. К счастью, «глушилка» не позволяла Бекке слышать «шепоты» Дженн.

– Почему ты приходишь сюда? – прошипела юная Макдэниелс. – Ты ведь почти не знала его.

Бекка не ответила на этот вопрос. Ее удивило, что Дженн использовала такую форму глагола – «знала» вместо «знаешь». На одно мгновение она подумала, что с Дерриком случилась худшая беда.

– Он в порядке? – прошептала Бекка.

– Деррик в коме, глупая курица! Разве это можно назвать порядком? Лично я так не считаю.

Дженн напоминала свернувшуюся змею. Бекка подумала, что если бы не ее сморщенное от злости лицо, она выглядела бы симпатичной девушкой. Но гнев не позволял ей быть приятной. Он разрастался внутри Дженн и, наполняя ее голову, тянулся к жертве для смертельного укуса. Бекка быстро юркнула в палату Деррика.

Там, вдали от неприятных «шепотов», она вытащила наушник из уха и подошла к кровати. В палате было тихо. Единственный звук исходил от монитора, который показывал докторам, как работало сердце темнокожего парня. В школе говорили, что Деррик прошел все медицинские проверки. Физически он был здоров, но почему-то не просыпался. Никто не мог объяснить причин его состояния. Бекка слышала, что к нему приезжали специалисты из Сиэтла, однако и они не выяснили ничего нового.

Девушка взглянула на его длинные гладкие пальцы и сжала их в своих ладонях. Закрыв глаза, она тихо прошептала:

– Пожалуйста, Деррик, откликнись.

К ней тут же пришли звуки: шорох одежды, детский смех и высокий голос, кричавший: «Дер-р-рик!» Он повторял его имя, словно молитву – снова и снова. Затем опять раздался смех, и вместе с ним зазвучала музыка духового оркестра.

Но ничего другого она не смогла понять и услышать. Постояв у кровати Деррика несколько минут, Бекка отпустила его руку и, сев на стул, вытащила из рюкзака небольшую книгу – единственную, которую она привезла с собой из Сан-Диего. Этот томик, спрятанный в ее вещах, представлял собой серьезную опасность. Пять лет назад он был подписан ее бабушкой, и строки добрых пожеланий начинались с фразы: «Моей чудесной Ханне». Бекка открыла книгу и начала читать. Так делали все школьники, навещавшие Деррика.

– Дом миссис Рейчел Линд стоял как раз в том месте, где широкая дорога, ведущая к Авонлею, ныряла в небольшую долину.

Вскоре она вошла в то состояние, которое хорошие книги вызывают у читателей. Она погрузилась в историю несчастной сироты по имени Энн Ширли – в историю ее жизни на острове принца Эдварда.

Через некоторое время Бекка услышала, как дверь открылась, и в палату вошла медсестра. Наполнив комнату «шепотом»: счастливый мальчик, женщина проверила капельницу, поменяла пакет крови и одарила Бекку доброй улыбкой.

– Я надеюсь, ты продолжишь приходить к нему, – сказала она. – Это очень важно для Деррика.

Бекка отложила книгу на прикроватный столик. Она заметила новый предмет, который добавился к цветам и глупому чучелу киви, стоявшему у стационарного телефона. Фотография в рамке была повернута к Деррику. Когда медсестра покинула палату, Бекка приподняла снимок и осмотрела его.

Фотографию сделали где-то в другом месте – не на острове Уидби. Насколько Бекка знала, здесь не было интерната с африканскими детьми – тем более с подростковой группой, игравшей в оркестре. А на снимке как раз изображался детский духовой оркестр, где среди музыкантов безошибочно угадывался улыбавшийся маленький Деррик. Он держал в руках большой саксофон. Оркестр окружали смеявшиеся дети. Они были моложе исполнителей. Кто-то из них хлопал в ладоши, кто-то обнимал за плечи музыкантов. Одна девочка стояла рядом с Дерриком.

Ему было тогда около семи лет. Лицо мальчика сияло такой радостью, что Бекка не удержалась, погладила Деррика по щеке и вновь сжала его пальцы ладонями. Радость… радость… радость. Теперь она понимала, что означал его шепот. Он радовался музыке, которую играл. Он веселился вместе с юными слушателями.

Бекка посмотрела на радиоприемник. Интересно, кто-нибудь давал Деррику слушать мелодии духовых оркестров? Судя по чистоте звучания джазовых «шепотов», эта музыка была важна для него. Ей хотелось рассказать кому-то о своем открытии. Но из-за отсутствия других посетителей она прислушалась к музыке, звучавшей в уме юноши. В одной руке она держала фотографию, в другой – пальцы Деррика.

– С ним все в порядке?

Голос, прозвучавший за ее спиной, заставил Бекку подпрыгнуть. Она хотела выпустить пальцы Деррика, но вместо этого выронила снимок. Фотография упала на пол, и стекло разбилось.

– О нет! – воскликнула девушка.

Повернувшись к двери, она увидела незнакомую женщину с длинными черными волосами, убранными в «конский хвост». Ее лицо обрамляли слегка поседевшие прядки. Одежда состояла из джинсов, черно-белых кроссовок марки «Конверс» и спортивного свитера с надписью «Морская пехота». Женщина торопливо подошла к кровати, согнулась и подняла снимок.

– Извините, – сказала Бекка. – Я зачиталась и не услышала, как вы вошли.

– Фотография не пострадала, – с улыбкой сказала женщина. – Мы сделаем другую рамку, и все будет в порядке. Я Ронда Мэтисон, мама этого мальчика. А ты, наверное, Бекка?

Ее слова сопровождались «шепотом: немного странная для Деррика. Девушка не успела понять смысл этой фразы, потому что из коридора донесся голос Дженн:

– Да, это Бекашка. Вы правы.

Она вошла в комнату. Ее взгляд остановился на осколках стекла.

– Ты что наделала, раззява?

Ее грязные «шепоты» слились с мыслями Ронды Мэтисон: не забыть купить стручковую фасоль… отдать в стирку желтую простынь… Бекка поспешно включила слуховой аппарат и вставила в ухо наушник. Увидев это, Дженн поджала губы. Ее глаза сузились от ярости.

– Это просто случайность, Дженн, – сказала женщина. – Мы заменим рамку, и все будет как прежде.

Но Дженн не приняла увещеваний Ронды. Для нее разбитое стекло было непростительным преступлением. Не желая видеть разгневанную фурию, Бекка повернулась к Деррику. Его мама сделала то же самое. На ее лице появилось такое выражение любви, что Бекке захотелось рассказать ей о своих телепатических возможностях – о том, что при контакте с рукой Деррика она слышала его мысли и даже улавливала какие-то образы. Он замкнулся в себе, могла бы сказать девушка. Но ей не хотелось говорить об этом в присутствии Дженн.