Числа. Трилогия (сборник) - Уорд Рейчел - Страница 64

— Ну ладно. — Винни явно расстроился.

— Да ничего, — говорю, — розовое так розовое. Мне все равно.

Числа не дают никаких ответов. Они есть, и все тут. И говорят только одно: в январе в Лондоне погибнет очень много народу. Первого случится что-то такое, от чего кто-то погибнет сразу, а кто-то — в ближайшие дни.

Вбиваю все данные из книжки в папин компьютер, когда дают электричество. Со светом в Лондоне жуткие перебои — все уже привыкли, что его отключают на два часа и надо сидеть в темноте и холоде. Но в результате у меня получается только таблица. Чтобы в ней разобраться, нужен кто-то поумнее меня, университетский профессор или учитель. Учитель. Может, найти кого-нибудь в школе? Какого-нибудь вундеркинда — есть же люди, которые все это любят, компьютеры, цифры, статистику, так ведь?

Несколько дней ищу себе помощника в школе. Только как он мне поможет, если я ему не расскажу, в чем дело? Придется нарушить правило.

«Никому не говори. Ни одной живой душе. Никогда».

Распечатываю базу данных — только числа и места, больше ничего.

Решаю пойти туда, где тусуются ботаны. Видел на доске объявлений, где собирается математический кружок на большой перемене, туда и топаю. Захожу в кабинет — прямо как в какой-то салун на Диком Западе, честное слово. Все сразу застывают на месте и пялятся на меня, даже училка. Молоденькая. В рубашке и длинной хип-повской юбке.

— Здравствуй, — говорит она. Улыбается, я тоже улыбаюсь — меня застали врасплох — и гляжу ей в глаза. Еще одна «двадцать седьмая». Начинаю психовать. Опять забыл, что нельзя ни на кого смотреть! Ох и трудно мне придется…

— Здрасьте, — говорю.

— Ты к нам?

— Э-э… не знаю. Наверно.

— У нас сегодня интегральное исчисление.

Интегра… ой.

— Понятно. Э-э… извините, зашел не в тот кабинет. Простите.

Пячусь из класса. Блин, блин, блин! Мозги тут такие заряженные, что хватит всю страну осветить! На следующий день прихожу снова.

— Да? — спрашивает училка.

— Мне надо задачку решить, — говорю. Ботаники хихикают. — По математике.

— Спроси своего учителя математики, — говорит училка. — Кто у тебя?

— Нет, — отвечаю, — это не школьная задача, другая.

Кладу на стол распечатку.

— У меня есть много дат и мест, и мне нужно их увидеть, посмотреть, где…

Все сбегаются ко мне.

— А что у тебя за даты?

Я заранее придумал отговорку — такую, чтобы поверили.

— Дни рождения. Дни рождения разных людей. Я их коллекционирую.

— Зачем? Зачем они тебе? — спрашивает мальчишка в металлических очках. Мне уже хочется уйти в глухую оборону, так и вижу, как они начнут показывать, что обо мне думают, — ну, сами знаете, приставят палец к виску и ну крутить. Нет, не показывают.

— Ну так, просто интересно, и все.

Кажется, для них это аргумент, и до меня походит, что в математическом кружке коллекционировать цифры и факты — это нормально. Наверное, они все так делают.

— А почтовые индексы у тебя есть? — спрашивает очкарик. У него тик, уголок рта дергается, поэтому кажется, будто он все время ухмыляется.

Мотаю головой и показываю ему распечатку.

— У тебя тут только названия улиц и районов. В идеале нужны почтовые индексы. Я могу накачать их из онлайнового справочника, если ты мне дашь номера домов, и тогда нанести их на карту будет раз плюнуть. Давай будем помечать разные даты разными цветами, а не цифрами. Тогда сразу проявится закономерность.

Остальные понемногу разошлись, а вот Очкарика, похоже, я завербовал.

— Это домашние адреса? Эти люди там живут?

— Нет, — говорю. — Это где я их… видел.

— На улице? Ты их опрашивал, что ли?

— Ну да, типа того.

— Мм, жалко, ты индексы не спрашивал…

Что-то он уже начинает меня доставать. О'кей, я все делал неправильно, фиговый из меня социолог. Но я беру себя в руки. Без Очкарика мне никак.

— Ну как, поможешь мне?

— Помогу, но мне нужны более точные данные.

Сердце у меня падает — опять идти на улицу, опять смотреть на людей… По-моему, я больше не смогу.

— Посмотрю, может, что-нибудь и получится, если ты мне ее домой дашь, — машет он на меня распечаткой.

— Бери, конечно, — говорю. — Спасибо… э…

— Нельсон.

— Нельсон. Спасибо, Нельсон. Меня зовут Адам.

— Да ладно. Мне самому интересно.

Ничего не поделаешь, приходится на него посмотреть — и сердце у меня снова падает. Число. 112027. Он нанесет на карту собственную смерть.

Я хочу вырвать у него распечатку, забрать от греха подальше. Он мне уже не чужой, так что лучше не надо… но вместо этого слышу собственный голос:

— Где ты живешь?

— В Черчилль-Хаус.

С нова гляжу на него — и проваливаюсь, падаю, пол уходит из-под ног, лечу в темноту. Ухватиться не за что, а со всех сторон в меня летят кирпичи, обломки стен, потолочные балки, все вперемешку…

— Адам!

— А?

— Ты чего? Что ты на меня так… уставился?

— Нет, ничего. Прости, у меня бывает. Я не нарочно.

Нервная ухмылка у него то загорается, то гаснет. Дерг, дерг, дерг. Он подносит руку к лицу.

— Ну тогда до завтра, — говорит он. — А то останься. Сегодня опять интегралы.

— Нет, я пойду. До завтра.

Надеваю рюкзак на плечо и выхожу из класса, но у меня такое ощущение, что кто-то во мне, кто-то очень большой, хочет остаться. Если бы я был поумнее — если бы мог остаться и не чувствовать себя дураком, — как раз нашел бы себе отличное местечко, где нормально быть не таким, как все. Хотя бы на час.

Снаружи все разбились на кучки и компании. Парами-тройками — болтают, группами побольше играют в футбол или баскетбол. Тут быть не таким, как все, не круто.

Нахожу тихий уголок, проверяю, что никто на меня не смотрит, и достаю записную книжку. Вношу туда данные Нельсона. Я-то надеялся, это меня успокоит, — только нет. Во мне поднимается паника, я ничего не могу поделать. Нельсон — хороший парень, из тех, кто в жизни мухи не обидит. Почему он погибнет так рано? Это несправедливо. Неправильно. Ему и трех месяцев не осталось — и все. А может, и мне тоже.

Когда я беру в руки записную книжку, такое чувство, что все эти смерти взывают ко мне, умоляют, чтобы их услышали. У меня в руках будущее города — жуткое, жуткое, страшное будущее. Вся эта боль, эти голоса, предсмертные крики — они во мне, в ушах, в мозгу, в легких. Мне этого не вынести. Сейчас взорвусь. Не выпуская книжку, я поднимаю руки к голове, сдавливаю виски, накрепко зажмуриваю глаза. Пытаюсь правильно дышать — «вдох через нос, выдох через рот», — но горло так перехватило, что туда ничего не проникает, а гул в голове такой громкий, что собственных мыслей не слышно. Слов не слышно.

— Чего это ты тут делаешь, чудила?

Узнаю этот голос. Приоткрываю глаза — чуть-чуть. Передо мной — четыре пары ног, четыре человека. Голову можно не поднимать, и так понятно, кто это. Мне не надо видеть его число, чтобы ощутить запах крови и смертельный ужас. Джуниор с шестерками.

— Чего это ты тут делаешь, дебил? Что у тебя за книжка?

Я как будто перенеслась в прошлое. Наверное, так нее было в старые времена, в семидесятые, до мобильников, компьютеров и МР5-плейеров. У меня-то есть и мобильник, и барахляный налодонник, который выдали в школе, но я их не включаю: по ним меня могут вычислить, а я не хочу, чтобы меня вычислили.

Винни с приятелями высокой технологией не интересуются, кроме древнего CD-проигрывателя (да-да, CD!) и старенького телика. Я не интересуюсь даже теликом. Включишь — а там только реалити-шоу про каких-то уродов или по тридцать пятому кругу гоняют старые грустные сериалы, которые и в первый-то раз смотреть не стоило, или новости. Новости — это вообще жуть. По всему миру войны, полпланеты затопило, на другой половине засухи и все мрут без воды. Я ничем не могу помочь, так какой смысл об этом знать? Когда я в последний раз смотрела новости, там сказали, туннель под Ла-Маншем закрыли, чтобы прекратить нелегальную иммиграцию из Африки. Чего они сюда рвутся-то? Тут свои проблемы, наводнения, беспорядки, отключения электричества… так что, если кому-то сюда хочется, пусть приезжает, вот честное слово. Сразу поймет — здесь тоже не медом намазано.