Чистилище. Побег - Пронин Игорь Евгеньевич - Страница 21

– Пойдем и возьмем сами, сколько нам надо! – мрачно уточнил Андрей.

– Они так просто не отдадут. Их ведь… Их убивать придется.

– А почему они должны жить, а мы умирать?! – взвился из-за стола Косой. – Я умирать не согласен! Если бы с ними голод приключился, пришли бы и перебили нас всех!

– Всех сразу не выйдет. – Андрей подошел к крохотному окошку и выглянул во двор. – Что там за шум? Всех сразу не одолеем, говорю. Их больше, а наши не все готовы драться. Поэтому действовать будем хитростью, сперва выманим их наружу, сколько сможем, и уж тогда навалимся. Ну, или еще что-нибудь придумаем! Только мне нужны бойцы, которые не будут ждать, пока их самих на рогатину насадят. Нападать нужно первыми и драться так же, как против мутов: чтобы каждый стоял и за себя, и за всех! И там, и тут на кону вопрос наших жизней, всех вместе. Ты пойдешь драться за общину с березовскими?

– Почему не с озерными? – Максим опять вспомнил Алекса. Забавный парень, не хотелось бы его убивать. – Озерные даже хуже к нам относятся.

– Да не важно! Разведаем кое-что, тогда и разберемся. Ты скажи: готов?

И Максим понял, что готов. Дело было не в ненависти и даже не в любви к родной общине, в которой он давно разочаровался. Просто он хотел дожить до весны, чтобы уйти навстречу судьбе по первому теплу. А еще он не хотел бы видеть, как ради того, чтобы выжить, Андрей заморит голодом и мелких, и таких, как Валька. Скорее всего, и Максим попал бы в это число, если бы отказался. Но он сказал:

– Да, я готов. Но хочу и сам в разведку ходить, присмотреться.

– Это дело! – Андрей облегченно хлопнул его по плечу и толкнул к лавке. – Садись, закуси! Только тихо, никому ни слова! Самые сильные не должны слабеть, иначе вся община погибнет. Понял, в чем дело? Сидите тут, а я пойду разберусь, кто там так орет.

Косой подвинулся, показав Илье язык. Выходило, что он был на стороне Максима, а вот Илья затаил на него зло за давешний разговор. Чувствуя странное смущение, Максим взял соленую лягуху, оторвал зубами половинку и закусил непропеченным толком – дрова экономили! – хлебом. Было очень вкусно и в то же время горько. Это не убитых своими руками мутов тайком от общины есть, хмелея от собственной смелости. Тут было что-то другое.

– Да что так кричат-то, в самом деле? – Илья, встав, шагнул к окошку, но дверь распахнулась, и в комнату вбежал Вовик.

– Рома на Главного напал! Бегите скорей!

Первым кинулся к дверям Косой, за ним немного растерявшийся Илья, и уж тогда, опрокидывая лавки, побежали все. Максим, хладнокровно прихватив кое-что со стола и сразу спрятав за пазуху, к карте, вышел последним. Посреди двора стояли Андрей и Рома, первый запрокинул голову, унимая кровотечение из носа, а второй сплевывал кровь из разбитого рта, но не переставал кричать жавшимся к стенам общинникам:

– Что вы его слушаете?! Вот что вы его слушаете?! Он не старший по годам! Почему вы его слушаете?

– Тебе что не нравится-то, а? – подскочил к нему Косой. – Ты что, не видишь, до чего Голова общину довел?!

– Ну и довел! – не смутился Рома, имевший еще прозвище Упрямец. – Довел, но он старший! И он никогда людей голодом не морил!

– Это потому что была жрачка, а теперь-то нет! Что ты кричишь, а? – Косой, немного побаиваясь Ромы, который был старше его года на три, медленно пошел вокруг, примериваясь. – По голове давно не получал, а?

– Отойди! – прогнусавил Андрей и быстрым шагом подошел к Роме, а потом просто воткнул ему в шею рог по самую перекладину. – Вот так. И любого убью, кто рот раскроет.

Он выдернул оружие и, не посмотрев в округлившиеся глаза Ромы и не оглянувшись на испуганных общинников, ушел в блок. Косой попятился, и только тогда Рома начал задыхаться, пуская розовые пузыри. Он упал на спину и попытался зажать рану, но руки его уже не слушались.

– Ой, Рому уби-или! – запричитала Оксана. – Уби-или…

Никто не подошел к нему. Общинники смотрели друг на друга, но никто не знал, что сказать. Такого Цитадель еще не знала.

Дней не стало вовсе, только бесконечные ночи, незаметно перетекающие одна в другую, как некая черная жижа. Свет источали только горящие в печках дрова, но печные дверки следовало держать закрытыми, так что тонкие лучики едва пробивались сквозь щели. Люди стали молчаливы и медлительны, лиц нельзя было толком рассмотреть в вечной темноте, и пахли все одинаково: немытым телом, затхлостью и еще чем-то неприятным. Кто-то сказал, что такой запах изо рта бывает от голода. Взрослым почти ничего не хотелось, порой Максиму казалось, что ему даже есть не хочется. Только лежать на тряпье и плыть куда-то расползающимися, как черная каша, мыслями. Не спать даже и не дремать, а бредить и тут же забывать, о чем был этот тихий, бесполезный бред. В мелких, конечно, продолжала бурлить данная от природы энергия. По крайней мере, в тех, у кого хватало сил отнимать пищу у более слабых соседей. Ну и еще кое-кто никак не мог уняться.

– Я сейчас встану и просто зарежу обоих, если не прекратите!

Максиму было очень трудно набрать побольше затхлого воздуха в грудь, чтобы это сказать, но он устал слушать, как в трех шагах от него сношаются. Ладно бы тихо, так кто-то повизгивал, словно щенок. И это ладно бы, но ведь не то третий, не то четвертый раз за… Тут Максим терялся – он не мог определить период времени. Просто ему это надоело.

– А я что, виновата, что ли? – сонно ответил женский голос, и в сонной памяти Максима всплыло имя: Маша Бесплодная, повариха. Только ее теперь редко зовут на кухню. – Вовик совсем осатанел. Что я могу? Пристал, как репей.

– Вовик, я тебе все там отрежу! – пообещал Максим, переворачиваясь на другой бок. – Идите куда-нибудь на склад.

– Холодно на складе! – с простуженной хрипотцой ответил пацан. – Ну я быстро, быстро. Не сердись, Макс!

Максим тихо застонал. Может, он бы и сделал что-нибудь с Вовиком, но лень была сильнее его. К тому же стоило перевернуться, как приспичило по малой нужде. Надо было идти на мороз. Кто-то сделал вонючую лужу в одном из подземных ходов, и Главный кричал, что узнает – выгонит голым на мороз. Это было или давно, или сегодня утром, которого не было. Максим был солидарен с Андреем: если община сделает еще шаг на пути к разложению, то… Дальше он не придумал, что именно еще должно было случиться. Казалось, что бесконечной ночью ничего уже случиться не может, время застыло, уснуло где-то, пригревшись под бочком у солнца.

Закряхтев, «как старый дед», он сел, и после долгого лежания кровь не то чтобы забурлила, а скорее «забултыхалась» у него в голове. Он постарался припомнить, от кого слышал это странное выражение. Ну конечно, от дяди Толи! В старом мире люди жили долго, ни в кого не превращаясь, и оттого организм их изнашивался, силы кончались, и под конец жизни люди превращались в «дедов», больных, бессильных и плохо соображающих.

«Вот прямо как я сейчас! – подумал Максим. – Эх, ни в одну зиму такого не было! Когда я ел последний раз, хотелось бы знать… Наверняка Андрей-то ест часто и своих друзей подкармливает. А что, если напомнить ему обо мне?»

Желудку такая постановка вопроса понравилась, он заурчал, словно в нем жил крохотный, но злой и голодный мут. Почесавшись, Максим в темноте оперся на кого-то, жалобно застонавшего, и кое-как поднялся. Его качнуло в сторону, к счастью, под рукой оказалась стена. Она была совсем холодная, и негнущиеся пальцы пронзила ледяная игла.

– Мы же так замерзнем! – сказал он темноте. – Надо топить, а то незаметно все уснем и замерзнем!

– И то правда! – поддержала его Маша. – Вовик, вали ко всем чертям! Ты охочий, но холодный, как мертвец! Макс, скажи Главному: пусть разрешит топить. Я бы сделала. И пусть топор даст, Вовик пощепит дрова, чтобы топилось лучше.

– Сама и пощепишь! – недовольно возразил Вовик и засопел, поднимаясь. – Сама внутри пустая, гнилая вся, а еще недовольна чем-то.