Планета Вода (сборник с иллюстрациями) - Акунин Борис - Страница 28

– Б-безусловно. Я потрясен ее масштабностью. Однако, признаться, мне трудно поверить в осуществимость подобного замысла.

Снисходительно улыбнувшись, Нэп сказал:

– Окончательное суждение на этот счет приберегите на потом. Пока же ответьте: если вы убедитесь, что мы не безумцы и что наш план реалистичен, готовы ли вы к нам присоединиться?

– Если увижу, что это не химера, – почту за честь и счастье.

– Прекрасный ответ! – Нэп поднялся, с его лица пропала улыбка, взгляд заблистал, голос зазвенел. – Но знайте, Пит, что, вступая в орден «Амфибия», человек отказывается от всех иных обязательств. И обратного пути не будет. Мы все братья, мы готовы отдать жизнь друг за друга. Всё человечество делится для нас на две неравные части: на зрячих и на слепцов, на ведущих и ведомых. Те, другие, из бессмысленного стада, не имеют для нас никакого значения. Они не настоящие люди, они не более чем инструменты для достижения нашей великой цели. Их жизни ничего не стоят. Но каждый из членов ордена свят и бесценен. Войдя в наши ряды, вы получите привилегии, которые нельзя купить ни за какие деньги. Вы станете одним из немногих избранных. Но одновременно с этим вы добровольно откажетесь от всего личного. От семьи, любви, дружбы – если дружба за пределами братства.

– Я на свете один, – сказал Фандорин. – Семьи у меня нет.

– Разумеется. Иначе вас не взяли бы на работу в концерн. Но есть ли люди, привязанность к которым может помешать вам исполнить свой долг перед орденом?

– Те, кого я любил, умерли. Друзей у меня нет. Я свободен.

– Превосходная формулировка! – Нэп хлопнул его по плечу. – Свободные люди, добровольно отказывающиеся от независимости ради общего великого дела, способны перевернуть мир. И мы это сделаем. Перевернем мир с головы на ноги. Идемте, Пит! Сейчас вы увидите, что планета Вода – не химера, а вполне достижимая реальность.

Они вышли в коридор, но повернули не туда, где располагались лаборатории, а в сторону глухой стены. Нэп остановился перед железной дверью, на которой было написано: «Не входить! Ток высокого напряжения». Эраст Петрович всегда думал, что там находится щитовая или что-то в этом роде.

Диспетчер повернул ключ.

Действительно, небольшое помещение было почти сплошь занято электрооборудованием. Нэп прошел в дальний угол. Чем-то щелкнул. Панель с рычажками и стеклянными окошками отодвинулась.

Вперед, в чрево горы, вел проход.

Прошли узкой галереей до новой двери. За ней открылся туннель – прямой, как стрела, ярко освещенный. У небольшой площадки стояла электродрезина, вглубь подземной трубы тянулись рельсы.

И Нэп, и Фандорин молчали. Первый торжественно, второй настороженно.

Мягко покачиваясь на рессорах, тележка покатилась вперед и скоро, через две-три минуты, остановилась у точно такой же площадки.

– Вот мы и прибыли. – Диспетчер подвел спутника к двери, которая ослепительно сверкала полированной медью. – Добро пожаловать в Атлантис, столицу планеты Вода.

В эту ночь Беллинда решила не ходить в ночную экспедицию, потому что размышлять о своей новой жизни было интересней, чем подглядывать за чужой. Она легла в кровать и думала про мистера Булля, потом уснула, проснулась же не у себя в комнате, а нигде.

Она лежала в постели, но это была не ее постель. И потолок был другой: белый-пребелый, так что не на чем остановиться взгляду, и без люстры. Такими же белыми были стены – без окон и двери. Вообще без всего.

Я сплю, сначала сказала себе Беллинда, и сон какой-то скучный. Что это такое, когда ничего нет и всё никакое?

Она повернулась на бок, сложила ладони и сунула их под щеку, чтобы увидеть сон поинтереснее, хорошо бы про мистера Булля, однако тут накатил кашель. Когда такое происходило, нужно было поскорее проснуться, схватить с тумбочки стакан, в котором микстура и отпить. Беллинда протянула руку, но не нащупала ни тумбочки, ни стакана. Рывком села на кровати, согнулась пополам и долго кашляла – сердито, потом удивленно.

Оказывается, она не спала! Всё было на самом деле: белая комната без окон и дверей, чужая постель с мягкой периной, ровный мертвенный свет, сочащийся сверху. На Беллинде была не байковая пижама, в каких спали пансионерки во избежание ночной простуды, а длинная белая сорочка. «Это саван, – догадалась Беллинда. – Я умерла. «Нигде» – это тот свет».

Испугаться она не испугалась, но сделалось жалко, что жизнь закончилась в момент, когда только-только начала становиться по-настоящему интересной. Но сожаление промелькнуло и исчезло, вытесненное любопытством.

Откинув легкое одеяло, Беллинда соскочила на пол, такой же белый, как стены и потолок. Попробовала оттолкнуться ногами и взлететь – не вышло. Оказывается, души не летают, придется ходить. Да еще в туфельках. Они стояли на маленькой скамеечке – белые, атласные, с серебряными разводами, прелесть что за туфельки. Беллинда сначала ими вдосталь налюбовалась и только потом надела.

По правде говоря, рассматривать на том свете было особенно нечего. Очень скоро (а может и не скоро – времени здесь ведь тоже не существовало) Беллинде надоело вертеть головой и трогать гладкие стены. Комната была не сказать чтоб большая. И совсем пустая, если не считать кровати и небольшого зеркала.

«Мне что тут теперь целую вечность торчать, в этом белом склепе?» – подумала девочка, но опять не испугалась, а решила сначала проверить, верно ль, что отсюда нет никакого выхода.

Она опустилась на четвереньки, сняла туфельку и начала простукивать ею пол. Тот отзывался глухим мертвым звуком.

Тогда Беллинда принялась за стены. Они оказались металлическими, покрытыми лаком. Ноготь прочертил по белому царапину, и это было уже кое-что. Всё-таки существовать в сплошной белизне, особенно если целую вечность или хотя бы до Страшного Суда, если он предусмотрен, это как-то скучно. На лаке же можно рисовать или писать.

Дальше – лучше.

Простукивая следующую стену, Беллинда на что-то нажала, и – ура! – в гладкой поверхности сначала обозначился прямоугольник, а затем он превратился в дверь, только не совсем обычную. Она не распахнулась, а будто продавилась внутрь дюйма на два, да и уехала вбок.

Девочка увидела, что тот свет – не склеп, а чертог. Есть такое слово, которое встречается только в сказках и в стихах. Вроде дворца или замка. Как правило, волшебного.

Беллинда стояла на пороге небольшого зала. Он тоже был белый, но намного интереснее предыдущей комнаты, которую Беллинда сразу разжаловала из склепа в спальню.

Здесь, пожалуй, находилась столовая. Потому что посередине стоял стол. Рядом два стула. Почему два – непонятно. Беллинду больше заинтересовала белая ваза с фарфоровой крышкой. Что там?

Вот это да! Сэндвич с сыром, сэндвич с ветчиной, яблоко и груша!

Очень кстати. Покойнице ужасно хотелось есть. Аппетит у Беллинды всегда был прекрасным, особенно по утрам.

Она быстро слопала сэндвич, за ним второй и начала икать от сухомятки.

– А пить у вас тут дают? – спросила она вслух.

Ух ты! На столе с краю отворилось квадратное отверстие. Внутри стояли три графина: с томатным соком, с яблочным и с апельсиновым.

Тут у Беллинды возникло явственное ощущение, что за ней наблюдают – прямо волоски на затылке зашевелились. Она заозиралась, но никого не было. На одной из стен висело зеркало – побольше, чем в спальне. Беллинда подошла и посмотрелась. Просто чтобы понять, похожа она на покойницу или нет.

Вроде не особенно.

Пошла вдоль стены, постукивая кулаком. Не откроется ли еще какой-нибудь сезам?

Открылся! Но не там, где она стояла, а совсем в другом месте. Отъехала панель, и в проеме белым кафелем засверкала уборная.

«Нет, я не на том свете, – сказала себе Беллинда. – Это что-то другое. На том свете, во-первых, не едят и не пьют, а во-вторых, не приглашают на толчок, когда тебе это не нужно. Кто-то, кто за мной наблюдает, вообразил, что я ищу туалет. Это не Господь Бог, потому что Он ошибаться не может».