Игра престолов. Часть II - Мартин Джордж Р.Р. - Страница 30

«Тихая, как тень», – услыхала она продолжение. Сама ли она говорила или Сирио? Она не знала этого, однако страхи ее тем не менее улеглись.

Арья вышла из конюшни.

Этот поступок потребовал от нее большей отваги, чем все, что приходилось ей делать прежде. Ей хотелось побежать, спрятаться, но Арья заставила себя перейти через двор, ступая так, словно бы ей принадлежало все время в мире, и у нее не было причин кого-то бояться. Ей казалось, что она ощущает на себе взгляды стражников – словно букашек, ползавших по ее коже.

Арья не поднимала глаз. Если она увидит, что за ней наблюдают, вся отвага немедленно оставит ее, и она бросит свой сверток с одеждой и побежит, заливаясь младенческими слезами, и тогда ее уж точно поймают. Так что Арья смотрела в землю. Добравшись до тени королевской септы на противоположной стороне двора, Арья покрылась холодным потом, но никто не поднял тревоги и крика.

Открытая септа была пуста. Внутри ее в благоуханном молчании горело с полсотни молитвенных свечей. Арья решила, что боги не хватятся двух из них. Она запихнула свечи в рукава и оставила септу через заднее окно. Прокрасться к проулку, где она застигла одноухого кота, было нетрудно. Но потом она заблудилась. Арья влезала в окна и вылезала обратно, перепрыгивала через стены, на ощупь искала путь в темных погребах – тихая, как тень.

Однажды она услышала женский плач. Ей потребовалось больше часа, чтобы найти то низко расположенное маленькое окно, которое вело в подземелье с чудовищами.

Арья бросила внутрь свой сверток и согнулась, чтобы зажечь свечу. Это было рискованно; костер, который она заметила, прогорел до угольев, и, раздувая их, она услышала голоса. Оградив пальцами трепещущий огонек свечи, она нырнула в окно, пока люди входили в дверь, даже не посмотрев, кто это был.

На этот раз чудовища не испугали ее. Они казались почти что старинными друзьями. Арья подняла свечу над головой. С каждым ее шагом тени двигались по стене, они словно бы поворачивались, наблюдая за нею.

– Драконы, – шепнула она, извлекая Иглу из-под плаща. Тонкий клинок казался таким крохотным, а драконы, наоборот, огромными, но со сталью в руке Арья почему-то чувствовала себя увереннее.

Длинный, лишенный окон зал за дверью остался таким же непроглядно темным, каким она запомнила его. Иглу она держала в левой руке, как привыкла, а свечу в правом кулаке. Горячий воск капал на пальцы. Вход в колодец находился слева, поэтому Арья пошла направо. Часть ее хотела побежать, однако она опасалась погасить свечу. Арья слышала тонкий крысиный писк и заметила пару крошечных горящих глаз на границе света, но крыс она не боялась. Ее пугало другое. В коридоре было легко притаиться, ведь она и сама пряталась здесь от колдуна и человека с раздвоенной бородой. Она почти видела конюшенного мальчишку, стоящего у стены; руки его загибались когтями, и кровь стекала из глубоких порезов, оставленных Иглой. Возможно, он ждет ее, чтобы схватить, когда она окажется рядом. Он сможет заметить приближающуюся свечу издалека. Возможно, ей лучше идти без света…

«Страх режет глубже меча», – прошептал спокойный голос внутри нее. И вдруг Арья вспомнила крипты Винтерфелла. «В них было куда страшнее, чем здесь», – сказала она себе. Арья впервые спустилась туда еще совсем маленькой. Братец Робб отвел их вниз – ее, Сансу и маленького Брана, который был тогда не старше, чем теперь Рикон. У них была с собой только одна свеча, и глаза Брана превращались в блюдечки, когда он глядел на каменные лики Королей Зимы, на волков у их ног и железные мечи на коленях.

Робб провел младших до самого конца – мимо деда, Брандона и Лианны, чтобы показать им их собственные гробницы. А Санса все глядела тогда на огарок свечи, опасаясь того, что она погаснет. Старая Нэн утверждала, что внизу водятся огромные пауки и крысы ростом с собаку. Робб улыбнулся, когда она это сказала.

– Здесь водятся худшие создания, чем пауки и крысы, – прошептал он. – Здесь ходят мертвецы. – Тогда-то они и услышали внизу этот негромкий глубокий звук, от которого по коже побежали мурашки, и младенец Бран вцепился в руку Арьи.

Когда привидение восстало из открытой гробницы, белое и алчущее крови, Санса с визгом метнулась к лестнице, а Бран прижался к ногам Робба, рыдая. Арья же, оставшись на месте, дала духу пинка. Это оказался всего лишь Джон, осыпавший себя мукой.

– Дурак, – сказала она ему. – Ты испугал младенца. – Но Джон и Робб только хохотали и хохотали. Скоро и Бран с Арьей тоже развеселились.

Воспоминание заставило девочку улыбнуться, и тьма перестала пугать ее. Мальчишка был мертв, она убила его, и если бы он вновь набросился на нее, то убила бы его снова. Теперь надо попасть домой… все исправится, когда она окажется дома, в безопасности, за седыми гранитными стенами Винтерфелла.

Шаги ее распространяли негромкое эхо, забегавшее вперед, Арья углублялась во тьму.

За Сансой они пришли на третий день.

Она выбрала простое платье из темно-серой шерсти с богатой вышивкой на воротнике и рукавах. Пальцы ее, вдруг сделавшиеся толстыми и неловкими, пытались справиться с серебряными застежками без помощи служанок. Джейн Пул оставалась вместе с ней, но на ее помощь рассчитывать не приходилось. Лицо Джейн опухло от слез, она безутешно оплакивала отца.

– Я уверена, что с твоим отцом все в порядке, – сказала ей Санса, сумев наконец застегнуть платье. – Я попрошу королеву, чтобы она тебе разрешила встретиться с ним. – Санса думала, что добротой сумеет подбодрить Джейн, но та, подняв на нее красные опухшие глаза, лишь сильней залилась слезами. Она еще такое дитя.

Санса тоже поплакала в первый день. Трудно было не испугаться, когда началось побоище, даже здесь, в крепких стенах крепости Мэйгора, за закрытой и запертой дверью. Звон стали во дворе давно сделался привычным для ее уха, едва ли один день жизни Сансы проходил без того, чтобы она не слыхала лязга мечей, однако на этот раз сражение было взаправдашним, что совершенно меняло дело. Она вслушивалась как никогда в своей жизни; постепенно к звону стали начали примешиваться другие звуки: стоны, гневные проклятия, призывы о помощи, стенания раненых и умирающих людей. В песнях рыцари никогда не кричали от боли и не молили о пощаде.

И она плакала, умоляя, чтобы те – за дверью – объяснили ей, что происходит, звала отца, септу Мордейн, короля и своего галантного принца. Если люди, охранявшие дверь, и слышали ее, они не отвечали. Только раз, поздно ночью, дверь отворилась, и внутрь втолкнули Джейн Пул, побитую и трясущуюся.

– Они убивают всех, – закричала дочь стюарда. Она говорила и говорила: Пес разбил ее дверь боевым молотом. На лестнице башни Десницы лежали тела, ступеньки стали скользкими от пролитой крови. Санса высушила собственные слезы и попыталась утешить подругу. Они заснули в одной постели, прижавшись друг к другу как сестры.

На второй день стало еще хуже. Комната, в которую заточили Сансу, находилась наверху самой высокой башни крепости Мэйгора. Из окна она могла видеть, что тяжелая железная решетка надвратной башни опущена, а подъемный мост поднят над глубоким сухим рвом, отделявшим внутреннюю крепость от остального замка. Гвардейцы Ланнистеров расхаживали на стенах с копьями и арбалетами в руках. Сражение закончилось, могильное молчание легло на Красный замок, если не считать бесконечных рыданий и всхлипываний Джейн Пул.

Их покормили: на завтрак дали твердого сыра, свежевыпеченного хлеба и молока, в полдень – жареных цыплят с зеленью, завершил все ужин из говядины и ячменного супа, но приносившие еду слуги не отвечали на вопросы Сансы. Вечером пришли женщины с одеждой из башни Десницы, прихватив и какие-то вещи Джейн, однако они казались почти столь же испуганными, как ее подруга, и когда Санса попыталась поговорить с ними, они бросились прочь, словно бы она была больна серой хворью. Гвардейцы, караулившие дверь снаружи, отказывались выпустить их из комнаты.