Больше, чем любовница - Бэлоу Мэри - Страница 41

• Предыдущая
• 41/73
• Следующая

– Как же мы раньше не догадались? – ухмыльнулся Броум. – Ты же танцевал с ней, ты танцевал вальс! И глаз не мог от нее отвести. Но к чему секреты, старина?

– Пожалуй, мне придется надеть траур, – вздохнул Кимбли. – Ведь я собирался нанять сыщика, чтобы найти ее.

Джоселин окинул приятелей презрительным взглядом.

– Можете отправляться хоть к дьяволу… с моего благословения, – процедил он. – А мне пора домой. Завтрак ждет.

Друзья молча уставились ему в спину. А потом раздался их громкий смех.

«Все не так, – говорил он себе, – все совсем не так!»

Но если все было не так – не так, как бывает между мужчиной и его новой любовницей, – то что же это было?

Его душил гнев – ведь даже лучшие друзья над ним потешались.

Должно быть, она слышала, как он пришел. Она стояла в дверях гостиной, как и в прошлый раз, но сейчас на ней было другое платье – желтое, цвета первых весенних цветов. Теперь, когда отпала необходимость носить дешевые серые платья, Джейн одевалась с безупречным вкусом.

Он передал шляпу и перчатки привратнику и направился к ней. Она ослепительно улыбнулась и протянула к нему руки, чем весьма его озадачила.

– Спасибо, – сказала Джейн. – Как я могу вас отблагодарить?

– Ты о книгах?

Трешем нахмурился. Он был зол на весь мир и даже на Джейн – за то, что не смог удержаться и пришел к ней уже на следующий день, пришел, не дождавшись вечера. Он собирался, удовлетворив свою страсть, тотчас же уйти.

– Конечно, о книгах, – кивнула Джейн. – Я очень вам благодарна.

– Книги – пустяки, – поморщился герцог. Он переступил порог гостиной.

– Для вас, возможно, пустяки. Но не для меня. Вы не представляете, как я соскучилась по книгам.

– Тогда почему же ты не захотела ехать в библиотеку? – спросил Трешем, прикрывая за собой дверь. – Я ведь предлагал тебе съездить туда.

Какого черта? Чего она так стыдится? Почему не хочет, чтобы ее видели? Его любовницам, помнится, очень нравилось, когда он вывозил их куда-нибудь.

Наверное, она дочь согрешившего священника. Этого священника, вероятно, прокляли. Но он, Трешем, пусть будет трижды проклят, если почувствует вину за то, что лишил ее девственности.

Джейн молча улыбалась. Наконец, склонив голову к плечу, проговорила:

– Вы сегодня не в духе, ваша светлость. Может, что-нибудь случилось? Вы хотели о чем-то поговорить?

Трешем снова нахмурился:

– Братья Форбс улизнули из города. Вероятно, за подкреплением. Боятся, что трое против меня одного – маловато. Но я даже рад. Мне очень нравится расправляться с негодяями и трусами.

Джейн вздохнула.

– Все мужчины гордецы, – сказала она. – А вы, я полагаю, будете бахвалиться и в восемьдесят лет, если доживете до столь преклонного возраста. Может, присядете? Хотите чаю? Или желаете сразу же подняться в спальню?

И тут Джоселин вдруг понял, что не желает ее. Вернее, не хочет сразу же вести ее в спальню, потому что это было бы… слишком грубо.

– А где книги? – спросил он. – В спальне? Или на чердаке?

– В соседней комнате, – ответила Джейн. – Я кое-что там переделала. Я теперь называю ее… своей кельей.

Джоселин не любил гостиную. Она всегда напоминала ему комнату ожидания, где происходит ничего не значащий обмен любезностями перед неизбежным переходом в спальню. Даже сейчас, после того как Джейн почти все здесь переделала, эта комната казалась ему совершенно безликой.

– Что ж, отведи меня в свою келью, – распорядился герцог.

Ему следовало догадаться, что Джейн не из тех, кто безропотно выполняет распоряжения.

– Но это моя комната, – заявила она. – Здесь, в гостиной, я должна развлекать вас. В спальне мне следует выполнять обязанности по контракту. Оставшаяся часть дома – мое жилище.

Джоселин едва удержался от смеха. Да уж, обязанности по контракту!

– Мисс Инглби, – проговорил он с поклоном, – вы не удостоите меня чести увидеть вашу келью?

Джейн ненадолго задумалась. Затем коротко кивнула:

– Хорошо.

Эта комната… она была сама Джейн. Трешем почувствовал это, как только переступил порог. Кроме того, он лишний раз убедился в том, что его любовница обладает безупречным вкусом.

Желтовато-коричневые портьеры – ковер был того же цвета – всегда делали комнату несколько мрачноватой, и все попытки предыдущих обитательниц дома как-то оживить ее с помощью пуфиков, подушечек и безделушек лишь усиливали ощущение мрачности. Не спасли положение и зеркала, которые установила Эффи.

Джейн оставила и ковер, и портьеры, однако мрачность исчезла, и желтовато-коричневые тона теперь создавали в комнате ощущение уюта. Диван убрали и зеркала – что неудивительно – тоже. Зато появились изящные стулья и секретер со стопкой бумаги и письменным прибором, очевидно, служившим не только украшением. В книжном шкафу стояли книги, а одна, раскрытая, лежала на низком столике у камина. Перед стулом, ближе к окну, стояла рама с натянутым на нее отрезком материи. А рядом, на табурете, были разложены шелковые нитки, ножницы и иглы.

– Разрешите я сяду? – Герцог кивнул на кресло, стоявшее у камина.

– Если хотите, можете вычесть стоимость секретера и стульев из моего жалованья, – сказала Джейн. – Ведь я заказала их для своих личных нужд.

– Я, кажется, уже говорил, что даю вам карт-бланш в том, что касается переделки дома. Так что не болтайте глупости, Джейн. Садитесь. Я, как видите, слишком хорошо воспитан и не могу сидеть в присутствии дамы.

Джейн присела на краешек стула. Было очевидно, что она испытывает чувство неловкости.

– Мне бы хотелось посмотреть, как вы вышиваете, Джейн. Этому вы тоже научились в приюте, не так ли?

– Да, вы правы. – Джейн пододвинула к себе раму и взяла иглу с ниткой.

Какое-то время Трешем молча смотрел на нее. Она была воплощением красоты и грации. Леди до мозга костей. Леди, оказавшаяся в затруднительных обстоятельствах, вынужденная приехать в Лондон в поисках заработка, устроиться помощницей модистки, стать его сиделкой, а потом – любовницей. Нет, к этому ее никто не принуждал. Он предложил ей карьеру певицы, но она не приняла предложение.

– Именно таким я всегда представлял себе тихое семейное счастье, – неожиданно сказал Джоселин, кивнув на раму с вышиванием.

Джейн посмотрела на него вопросительно.

– Женщина, вышивающая у камина, – продолжал герцог, – и мужчина, сидящий рядом. Мир и покой. Домашний уют.

Джейн вновь склонилась над вышиванием.

– Это то, чего вы никогда в детстве не знали? – спросила она.

Джоселин рассмеялся:

– Моя мать с трудом отличала острие иглы от ушка. И отец никогда не предлагал ей посидеть у камина.

«Почему я это говорю? – думал Джоселин. – Откуда подобные мысли?»

– Несчастный ребенок, – вздохнула Джейн.

Герцог поднялся с кресла и подошел к книжному шкафу.

– Вы читали «Мэнсфилд-парк»? – спросил он.

– Нет, но я читала «Чувство и чувствительность» того же автора и получила огромное удовольствие.

Он снял книгу с полки и снова уселся в кресло.

– Я, пожалуй, немного почитаю вам.

Джоселин не помнил, когда в последний раз читал вслух. Вероятно, в детстве – когда отчитывался перед преподавателями. Зато он прекрасно помнил, что ему никто никогда не читал вслух. Никто, кроме Джейн. Тогда ему показалось, что чтение вслух действует умиротворяюще, даже если слушаешь не очень внимательно.

Герцог раскрыл книгу.

– «Лет тридцать тому назад, – читал он, – мисс Марии Уорд из Хантингдона, имевшей всего семь тысяч фунтов, посчастливилось пленить сэра Томаса Бертрама из Мэнсфилд-парка…»

Джоселин прочел две главы. Потом умолк и опустил книгу на колени. После чего они с Джейн долго сидели в тишине – в благословенной тишине, – и обоим было необыкновенно уютно…

Открыв глаза, Джоселин понял, что задремал, сидя в кресле. Он чувствовал… Что же именно? Может, это было ощущение покоя? Да, несомненно. А может, он был счастлив в эти мгновения? Увы, Джоселин не знал, что такое счастье, и потому не мог ответить на этот вопрос.

• Предыдущая
• 41/73
• Следующая