Больше, чем любовница - Бэлоу Мэри - Страница 38

• Предыдущая
• 38/73
• Следующая

– Джейн, – услышала она его голос, – ты и сейчас будешь утверждать, что все еще жива?

Джейн сонно улыбнулась:

– Мы были в раю, да?

Она уже засыпала, поэтому не услышала его смех.

Джоселин не спал. Ему было хорошо, как никогда, и все-таки кое-что его беспокоило… Господи, сколько глупостей он наговорил. Хорошо, если она не слышала.

Нет, конечно же, она все слышала.

Она слушала его очень внимательно.

С ними происходило именно то, о чем он говорил, перед тем как лечь с ней. Они получили не только физическое удовлетворение – они действительно слились воедино, слились душой и телом, и он стал ею, а она – им, Нет, не так… Они слились воедино, став тем, чем не был каждый из них в отдельности.

Проклятие, если так дальше пойдет, можно кончить в сумасшедшем доме.

Такого с ним прежде не случалось. А сейчас все произошло… как бы само собой. Разумеется, он ничего подобного не имел в виду, когда сделал Джейн это предложение. Ему просто снова захотелось завести любовницу. Женщину, с которой иногда, когда возникает желание, можно переспать. Казалось, все было предельно ясно: ему понравилась Джейн, а она нуждалась в деньгах и в крыше над головой.

Он полагал, что они просто совершили взаимовыгодную сделку.

Полагал так до тех пор, пока они не распустила волосы. Нет, это только усилило желание.

До тех пор, пока она не назвала его по имени. И пока не сказала… Черт возьми, что же она сказала? Джоселин еще крепче ее обнял.

«Я думаю, что каждого человека следует хотя бы иногда называть по имени».

Да, именно так она сказала. Именно с этого все началось. С нескольких глупых слов.

С самого рождения он был графом, наследником герцогского титула. И его воспитывали соответствующим образом – его готовили к тому моменту, когда он унаследует титул и состояние отца. И Джоселин хорошо усвоил уроки. В семнадцать лет он стал таким же, каким был его отец в этом возрасте.

Однако своего, одному ему присущего характера у него не было. Он был таким, каким его хотели видеть, и делал то, чего от него ждали. Долгие годы он носил маску, и все считали, что герцог Трешем именно таков – высокомерный и бессердечный аристократ.

…Волосы Джейн пахли розами. Над ней постоянно витал этот запах. Аромат, напоминавший о летнем. саде в загородном имении, аромат, наполнявший сердце странной тоской. Странной, потому что он терпеть не мог провинцию. Поссорившись с отцом в день своего шестнадцатилетия, Джоселин уехал из Актон-Парка и после этого появлялся там лишь дважды – год спустя, когда хоронили отца, и спустя еще четыре года, когда умерла мать.

Он больше не собирался приезжать туда – во всяком случае, до своих собственных похорон. Но сейчас, закрывая глаза, он видел пологие склоны зеленых холмов к востоку от дома – их излюбленное с Ферди и Ангелиной место игр; там они играли в разбойников и первооткрывателей. Но иногда Джоселин приходил туда один, и тогда для него одного звучала музыка; он вдыхал ароматы цветов и трав, и временами ему казалось, что он вот-вот постигнет тайны мироздания, тайны всего сущего. Изредка Джоселину удавалось записать те слова, что приходили на ум, и, случалось, ему даже нравилось написанное.

Но потом он в порыве гнева рвал проклятый листок на мелкие клочки и уходил из дома, полный презрения к себе.

Джоселин не любил вспоминать об Актон-Парке, хотя и заботился о том, чтобы поместье процветало. Но когда-то там был его дом. Там жила няня, которая не скупилась ни на строгость, ни на любовь. Она оставалась при нем, пока ему не исполнилось восемь. Он даже помнил, за что ее уволили. У него разболелся зуб, и она, усадив его на колени, стала что-то ласково шептать ему на ухо. Неожиданно в детскую вошел отец, вошел без предварительного уведомления, что случалось крайне редко.

И няню рассчитали в тот же день.

А его, Джоселина, отправили в кабинет отца, где он сначала ждал, когда его высекут, а потом – когда удалят зуб.

«Герцог Трешем, – повторял отец при каждом взмахе розгой, – должен вырастить достойного наследника».

– Джоселин… – Проснувшись, Джейн тотчас же взглянула на него. Ее лицо раскраснелось, веки отяжелели, а губы чуть припухли от поцелуев. И казалось, что от нее исходит золотистый цвет. – Я была ужасно неловкой, да?

Джейн принадлежала к тем немногим женщинам, которые от природы наделены чувственностью. Ее инстинкты заявляли о себе столь властно, что всякое притворство казалось бессмысленным. Она отдавала себя щедро и самозабвенно; казалось, ей неведомо, что такое раны любви. Да, конечно же, она не знала, каково быть униженной, оскорбленной, отвергнутой…

Он уже хотел ответить, но Джейн прикоснулась пальцем к глубокой складке у его переносицы.

– Это как понимать? Я действительно оказалась никчемной в постели? Какая я глупая… Сказала, что побывала в раю, а ведь ты, наверное, там не был.,.

Трешем невольно улыбнулся. Взяв Джейн за руку, проговорил:

– Ты чудесная женщина, необыкновенная… И мне с тобой было очень хорошо. Ты мне веришь?

Джейн промолчала. Трешем внимательно посмотрел на нее и вдруг нахмурился – ему пришло в голову, что он, возможно, допустил ошибку, когда попросил называть его по имени.

– Ты злишься, – сказала она неожиданно.

– Это потому, что ты говоришь, будто побывала в раю. Тем самым ты как бы даешь понять, что я ввел тебя в заблуждение. Понимаешь?

Джейн покачала головой, и Трешем продолжал:

– Я взял тебя в любовницы, и сейчас ты просто приступила к исполнению своих обязанностей. Я всегда стараюсь доставить удовольствие тем женщинам, которым плачу. Но повторяю: для тебя это всего лишь исполнение обязанностей. Ты зарабатываешь на жизнь, вот и все.

Он говорил словно стегал себя кнутом – каждое слово вызывало резкую боль. Чувствует ли она что-то похожее?

Трешем ненавидел себя, но в этом не было ничего нового – он уже много лет себя ненавидел.

– Значит, стараетесь доставить удовольствие? Я бы хотела напомнить вам, ваша светлость, что вы платите за пользование моим телом. Вы не платите за мои мысли и чувства. Я сравнила свои ощущения с пребыванием в раю, и я имею на это право. При условии, что не препятствую вам пользоваться моим телом.

Трешему казалось, что он вот-вот взорвется от ярости. Если бы Джейн разрыдалась, как любая другая на ее месте, он осыпал бы ее насмешками – и тем самым еще больше наказал бы себя. Но она с невозмутимым видом отчитала его. Хотя и лежала рядом с ним нагая.

Он неожиданно рассмеялся:

– Вот и наша первая ссора, Джейн, И, думаю, не последняя. Но должен предупредить тебя: я бы не хотел, чтобы ты вкладывала чувства в нашу связь. И не хотел бы, чтобы ты испытывала боль, когда у нас с тобой все закончится. Ты просто моя любовница, не более того. У тебя все прекрасно получается, должен заметить. То, что произошло между нами, было не хуже, чем все происходившее здесь прежде. Даже лучше, уверяю тебя. Ты меня поняла, не так ли?

– Разумеется. Благодарю вас.

Трешем вновь почувствовал возбуждение, на сей раз – от гнева. Да, он был в ярости, ибо ему, как он ни старался, не удалось унизить лежавшую рядом женщину, не удалось стать хозяином положения.

Он уложил Джейн на спину и снова овладел ею, овладел грубо и стремительно. А потом уснул, убаюканный шумом дождя за окном.

– Я думала, что вы захотите остаться поужинать, – сказала она.

– Нет.

Одевшись, они перешли в гостиную, и Джейн сразу села на диван. Джоселин же сначала нервно расхаживал по комнате, затем подошел к окну и стал смотреть на улицу.

Глядя на этого элегантного мужчину, Джейн задавала себе един и тот же вопрос: неужели это она всего лишь полчаса назад лежала с ним в постели? С трудом верилось… Произошедшее в спальне, казалось нереальным, невозможным, однако действительно происходило – об этом свидетельствовали непривычные ощущения в определенных местах и легкая дрожь в ногах.

– Меня пригласили на ужин, Джейн. А потом этот проклятый бал. Нет, я пришел не с тем, чтобы остаться. Пришел лишь для того, чтобы закрепить наш альянс.

• Предыдущая
• 38/73
• Следующая