Подвиг на Курилах - Меерович Ефим Израилевич - Страница 8

Десантное судно № 43 из-за больших повреждений от вражеских снарядов и сильного пожара было выброшено на берег. Матрос Андрошюк, заметив огневую точку противника, которая продолжала обстреливать судно, открыл по ней огонь трассирующими пулями, обозначая тем самым место цели кораблям артиллерийской поддержки. Вражеская огневая точка была вскоре уничтожена. Но опасность от пожара становилась угрожающей. От едкого дыма и раскаленного воздуха матросам трудно было дышать, загорелась одежда, а они все продолжали сбивать огонь водой, огнетушителями, асбестовыми матами, пока не потушили его.

Внезапно появился японский самолет. Воспользовавшись туманом, он подошел незамеченным, сбросил три бомбы в районе маневрирования десантных кораблей и обстрелял пулеметным огнем сторожевой корабль «Киров». До 13 часов 20 минут японские самолеты одиночно и группами бомбили и обстреливали наши корабли. Так тральщик, производивший разведку обороны противника, был атакован восемью вражескими самолетами, два из которых сбила зенитная артиллерия корабля. Одновременно тральщик обстрелял четыре 130-миллиметровых орудия противника.

Наша авиация в первой половине дня 18 августа из-за плохой погоды боевых действий не вела. Во второй половине дня она группами по 8-16 самолетов наносила бомбовые удары по военно-морским базам Катаока и Касивабора. Всего за день было произведено 94 самолето-вылета, однако погода не позволила использовать авиацию для непосредственной поддержки десанта в районе боя, где обстановка оставалась напряженной.

Тем временем к острову приближался еще один наш корабль. Бойцы приготовились к высадке.

Радист, старший матрос Мусорин, набрав в легкие воздуха, оттолкнулся от трапа и, держа над головой радиостанцию, пошел под водой, с трудом нащупывая ногами каменистый грунт. Однако запаса воздуха хватило ненадолго, у радиста закружилась голова, зазвенело в ушах. Короткие секунды стали казаться ему вечностью. Мучительно хотелось оттолкнуться и всплыть, но он боялся, что намокнет рация, поэтому упорно продвигался вперед. Едва его голова появилась над водой, начал глотать воздух открытым ртом, как рыба. И, пошатываясь, побрел к берегу.

Из двадцати двух радиостанций, доставленных на остров, могла работать только одна — старшего матроса Мусорина. Она-то и обеспечивала связь корректировочного поста с батареями.

Яростная схватка завязалась у проволочных заграждений.

Николай Вилков исцарапал в кровь руки, но, разгоряченный боем, боли не почувствовал. Когда из-за покатого валуна прямо на него с винтовкой наперевес выскочил японский солдат, он скорее инстинктивно, чем сознательно выпустил по нему короткую очередь. Самурай, словно неожиданно наткнувшись на невидимую преграду, замер на месте, потом стал медленно оседать.

А Вилков побежал дальше, догоняя рассыпавшуюся в цепь роту. Увлекаемые командиром, морские пехотинцы поспешно продвигались в глубь острова в двух направлениях, заранее намеченных командованием.

Неожиданно яркое пламя осветило береговую черту. Наши корабельные артиллеристы подожгли здание маяка на мысе Кокутан. Гигантская огненная свеча стала хорошим ориентиром для остальных десантных судов, подходивших к берегу.

Справившись с замешательством, японцы открыли сильный огонь из дотов и дзотов. Особенно неистовствовали вражеские батареи, установленные на мысах Кокутан и Котомари, они простреливали весь прибрежный участок.

Много лет готовился Николай Вилков к бою на море. Но воевать ему пришлось на суше. И сейчас, лежа за покатым валуном, он с привычной наблюдательностью охватывал взглядом всю простиравшуюся перед ним местность. Пытался выяснить, каким образом попадают в наших бойцов, которые остаются неподвижно лежать на кочковатой с коричневыми подпалинами земле. Ведь вроде стреляют где-то в стороне. На их участке временное затишье. Может, шальные пули? Однако попадания слишком уж точные.

Откуда же все-таки стреляют?

Он чуть приподнялся на локтях, и в то же мгновение рядышком цвиркнула о валун пуля, фонтанчиком разбрызгивая во все стороны гранитное крошево.

«Снайпер где-то поблизости притаился, — сообразил Вилков, — надо с ним кончать, не то много бед может наделать».

Легко сказать — «кончать». Сделать значительно труднее. Прежде всего нужно заставить японца обнаружить свою позицию. Без этого и думать нечего о его уничтожении.

Вилков благополучно отполз в сторону метров за двадцать, к такому же шершавому с темными прожилками валуну, за которым лежал прежде. Здесь, надвинув на самые глаза каску, уже притаился боец его взвода Додух.

— Я вот думаю, не снайпер ли тут постреливает, — смущенно произнес он. — Только ума не приложу, откуда именно.

— Вот это мы с тобой сейчас и попробуем выяснить, — сказал Вилков.

Он приказал Додуху надеть на ствол автомата каску и высунуть ее из-за валуна. Но японский снайпер оказался не так прост, как хотелось бы старшине. Несколько раз высовывалась каска, а самурай молчал.

— Стреляный воробей. Такого на мякине не проведешь, — признал Николай.

Когда на соседнем участке усилилась перестрелка, случай помог Вилкову и Додуху. От берега, туда, где залегла рота Кащея, пригибаясь, побежали два солдата. Один держал на плече длинную, как пищаль, бронебойку, у другого через плечо висела тяжелая сумка, видимо, с патронами. По ним-то и сделал несколько выстрелов самурай. К счастью, оба наших бойца успели спрятаться в укрытие. Зато Вилков засек вражеского снайпера. Он оказался в каких-нибудь 100–120 метрах от того места, где находились Додух с Вилковым. А то, что Николай принимал за обыкновенный валун, при тщательном наблюдении оказалось хорошо замаскированным индивидуальным окопчиком с высоким бруствером.

Но и теперь, зная, где находится снайпер, уничтожить его было не так-то просто. В своем окопчике он оставался недосягаемым для пуль советских воинов, появляясь из-за бруствера крайне редко. Производил выстрел и сразу прятался. Сколько же матросских и солдатских жизней могли оборвать его меткие пули!

— Надо действовать осторожно, — предупредил Вилков Додуха. — Вспугнем его, он сразу сменит позицию. И тогда все начинай сначала. А он тем временем будет себе лежать и постреливать.

Додух ожидал, какое решение примет командир, лоб которого прорезали частые морщины. Наконец, в глазах того мелькнула озорная усмешка.

— Вот что сделаем, — начал он. — В сторону окопа, где засел снайпер, откроешь огонь из автомата. Стреляй длинными очередями. Пуль не жалей. А я тем временем проберусь вон к тому валуну. — Вилков указал на каменную глыбу метрах в двадцати-двадцати пяти от снайперского окопчика.

У Додуха от удивления даже каска на затылок поползла.

— Да, он вас, товарищ старшина, пока вы туда добежите, десять раз успеет убить, — с нескрываемой тревогой в голосе произнес боец.

— Ну чего ты, чудак-человек? Ты же его своим огнем заставишь спрятаться за бруствер! А я тем временем перескочу поближе к самураю.

У Додуха даже палец затек — с такой яростью он нажимал на спусковой крючок. Лишь когда кончился диск, опустил автомат. А Вилков, живой и невредимый, махал ему рукой из своего нового укрытия. В следующее мгновение он метнул в окоп снайпера одну за другой две гранаты.

Со вражеским снайпером было покончено.

Генерал-майор Алексей Романович Гнечко, командующий десантной операцией, наблюдал за ходом высадки. Круглолицый, румяный, с аккуратно подстриженными усами, он был полон энергии, так что в узком пространстве корабельного мостика ему явно не хватало места. Стоявший рядом с ним капитан 1 ранга Дмитрий Григорьевич Пономарев, почти квадратный, в черном прорезиненном плаще, спокойно и неторопливо отвечал на вопросы генерала.

— Откуда бьет японская артиллерия?

— С мыса Кокутан.

— Что докладывает майор Почтарев?

— Батальон продвигается в глубь острова. Потери небольшие.

— Прикажите сосредоточить огонь корабельной артиллерии по японским батареям в районе мыса Кокутан.