Феномен советской украинизации 1920-1930 годы - Борисёнок Елена - Страница 4

К сожалению, среди российских историков, в отличие от их украинских коллег, тема украинизации не пользуется популярностью. «Центристский» взгляд на историю России, обусловленный особенностями советского научно-информационного пространства, продолжает господствовать. Объясняется это тем, что в советское время центры по изучению истории народов СССР сосредотачивались на местах, т. е. в самих союзных республиках, поэтому после распада Союза российские научные центры столкнулись с нехваткой «узких» специалистов (по истории Украины, Белоруссии и т. д.). Такая ситуация надолго определила специфику исторической проблематики: для российской историографии характерен взгляд «сверху вниз», из центра на республики, в связи с чем обычно ставятся вопросы влияния государства на национальные, экономические, социальные, культурные процессы в республиках. В то же время ощущается дефицит работ, непосредственно посвященных украинской тематике, особенно касающихся межвоенного периода и украинизации^{42}.Следует все же упомянуть о взглядах российских историков на проблемы, так или иначе затрагивающие тему украинизации. Например, крупным проблемным блоком, активно разрабатывающимся в последние годы, является анализ обоюдного влияния двух важнейших внутриполитических факторов: политики большевистского центра и «окраинного национализма». Вопрос о степени зрелости украинского национального движения рассматривается по-разному. С точки зрения одних исследователей (И.В. Михутина), до революции носители национальной идеи находились среди своих земляков в меньшинстве и формированию украинского самосознания способствовала советская власть, осуществившая национально-территориальные постулаты дореволюционного украинского движения^{43}.

Другие исследователи признают существование национальных движений и связанных с ними центробежных тенденций, имевших важное значение для судеб различных территорий бывшей Российской империи. В этой связи следует отметить важную тенденцию в российской историографии, связанную с попытками рассмотреть «характер психосоциального симбиоза социализма и национализма в русской революции»^{44}.

В.П. Булдаков считает, что местные национальные партии возникали ранее общероссийских, что было связано с «упреждающей и небескорыстной реакцией национализма расколотых и угнетенных народов на грядущие геополитические подвижки в мире». При этом такие партии зачастую именовались социалистическими, что, в свою очередь, отражало процесс «взрывоопасного соединения социалистической доктринальности с растущей этнической нетерпимостью»^{45}.Рассматривая межнациональные столкновения в стране в период революции, Булдаков делает вывод о том, что в национальных движениях относительно силен оказался культурно-автономистский компонент, тогда как собственно уровень сепаратизма был «поразительно мал». «Окраинный национализм», по мнению ученого, набирал силу по мере «солдатизации» национальных движений, когда внутри страны происходило увеличение массы вооруженных маргиналов: именно солдатская масса с какого-то момента диктовала украинской Центральной Раде свои правила игры. В то же время окраинный национализм подогревался и аграрным вопросом, «придававшим крестьянскому движению шовинистические формы»^{46}. Однако «только приход к власти большевиков подтолкнул местных националистов к шагам по национально-государственному отмежеванию от российской анархии»^{47}.

В то же время, поднимая вопрос о соотнесении роли национального и политического факторов в период революции и Гражданской войны, российские исследователи подчеркивают значение политической борьбы за власть в этот период. СВ. Чешко считает, что во время Гражданской войны происходила именно «гражданская война, в которой никто никого не завоевывал, – политическая борьба с помощью оружия», поэтому независимые национальные государства, образовавшиеся в результате распада Российской империи, следует рассматривать прежде всего как продукт политической дестабилизации страны, а политику большевиков -как производную от чисто политической борьбы, а не как внешнюю экспансию в отношении этих независимых национальных государств^{48}.

Кроме того, на судьбу образовавшихся в результате крушения Российской империи национальных государств существенное влияние оказал внешнеполитический фактор. Пример Украины здесь весьма ярок: в условиях ожесточенной борьбы за власть большевики должны были проявить особую гибкость в своей тактике в отношении национальных сил в связи с заинтересованностью польских политических и военных кругов в украинском вопросе. Г.Ф. Матвеев обращает внимание на особый интерес, который вызывало у «начальника» польского государства Ю. Пилсудского развитие событий в Литве и Украине. Последние могли сыграть роль щита между белой или красной Россией и независимой Польшей, поэтому сотрудничество на антироссийской основе Польши с УНР, а затем тесные контакты поляков с украинской военной эмиграцией требовали от большевиков неусыпного внимания^{49}.

Традиционно большое внимание российскими исследователями уделяется проблеме становления советской государственности и образования СССР. Подробно описанный в литературе процесс образования СССР позволил историкам выявить роль Украины, позиции украинских коммунистов и сталинской группы. Дебаты, проходившие в период создания союзного федеративного государства, свидетельствуют о таких основных чертах позиции Сталина и его сторонников в решении национального вопроса, как «гипертрофированный „классовый подход“, абстрагирование от реальных условий развития межнациональных отношений и восприятие пролетарского интернационализма как доминанты для любой формулы объединения разных национальностей в государственное образование социалистического толка»^{50}. В то же время исследователи отмечают, что различия между сталинской точкой зрения и ее оппонентами заключались в «различном понимании идеи государственного единства и новой экономической политики» (федеральная автономия или же свободное и самостоятельное развитие субъектов федерации)^{51}.

Российские историки единодушно относят украинских руководителей – Х.Г. Раковского, Н.А. Скрыпника, Г.Ф. Гринько, В.П. Затонского – к наиболее решительным оппонентам Сталина по вопросу создания единого многонационального государства и понимания федерализма. При этом В.А. Шишкин считает, что их позицию нельзя назвать конфедералистской: «На деле же это была точка зрения, имевшая в виду построение такого федеративного сообщества союзных республик, в котором последние не подавлялись бы центром, а сохраняли бы достаточные суверенные права, особенно в области национального, социального и экономического развития»^{52}.

Несогласие украинских коммунистов со сталинской линией требовало от Москвы повышенного внимания к этой союзной республике, что в полной мере отразило проведенное в июне 1923 г. совещание ЦК РКП(б) с ответственными работниками национальных республик. На совещании Сталин рассчитывал припугнуть как украинцев, так и других «националов», несогласных с политикой центрального партийного руководства^{53}. В конечном счете идеи федерализма на практике претерпели весьма значительные изменения. Т.Ю. Красовицкая обращает внимание на то, что извращение идей федерализма, поражение национальной демократии и утверждение национал-коммунизма стало возможным как вследствие замысла политического руководства, так и из-за неразвитости элементов гражданского общества^{54}. Стоит отметить и точку зрения Л.Н. Нежинского. Он полагает, что одним из побудительных мотивов формирования государственной централизации 1920-х гг. было активное стремление советских республик стать полноправными субъектами международных отношений^{55}. В то же время велика была и роль личностного фактора: сталинские рычаги борьбы с противниками унитаризма действовали весьма успешно, как убедительно доказал А.П. Ненароков^{56}.