Медиум - Буянов Николай - Страница 80

• Предыдущая
• 80/90
• Следующая

Колесников оглянулся.

– Будь осторожен, хорошо? Имей в виду, ты намечен следующей жертвой. Жрец ненавидит меня лично. Отсюда его желание завладеть Аленой. Не просто завладеть – заставить её убить тебя. Нанести мне удар. Убивать меня ему невыгодно: банально, неинтересно… А вот превратить мою дочь в зомби, сделать убийцей моего друга…

Сергей Павлович подошел к Колесникову и положил руку ему на плечо. Они поняли друг друга без слов.

– Спасибо тебе, друг детства. Удачи!

– И тебе удачи.

Аленка Колесникова шла по улицам родного города. Город смертельно надоедал ей за долгую зиму и весну, она всегда мечтала куда-нибудь вырваться в июне, когда заканчивалась школа, и обычно вырывалась: для гимнасток ежегодно устраивали спортивный лагерь на берегу Волги, а однажды, когда Алена заняла второе место в регионе, её отправили на Черное море… Было же время, черт возьми!

Но в конце лета она начинала скучать по тем самым вещам, которые невыносимо надоедали раньше. Она скучала по улицам с потрескавшимся асфальтом, трогательным мордам автобусов, по знакомым домам, набережной с прогулочными теплоходами… Много раз она представляла себе возвращение домой: узкая прихожая, она снимает с плеча сумку, слышит из кухни:

– Явилась, слава Богу! А худеющая-то! Одни ребра. Вас там не кормили, что ли?

– Так голод, мам. Разруха. Транспорт стоит. – И; уже проходя в квартиру и чмокая родителей в щеку по очереди: – Ну ничего. Вот раскулачим всю контру до единой…

– Садись за стол, горе мое. О нет, сначала в ванну. А то несет черт знает чем.

Город не узнавал её – в парике, чуть мешковатой одежде, очках с простыми стеклами, с искусно и незаметно наложенным гримом. Она не узнавала город – вернее, он не вызывал у неё никаких чувств. Чувства умерли – некоторые участки мозга были заблокированы, другие, наоборот, активизированы так, как это никогда не бывает у простого человека.

Она вышла из автобуса на площади Революции, обсаженной каштанами. В глубине небольшого сквера, по виду напоминавшего кладбище (темные разросшиеся ели, выложенная мрамором дорожка вела к бронзовому памятнику на темном постаменте – полуголый рабочий с фигурой греческого бога и лицом пьющего секретаря райкома выворачивает из мостовой булыжник), Аленка приметила одинокую лавочку и села так, чтобы видеть гостиницу напротив, через площадь.

Она прекрасно знала это место, хотя бывала тут редко. У неё был подробнейший план здания, распорядок дня всех служб вплоть до расписания работы «комков», во множестве расположившихся перед отелем. Она знала, во сколько останавливаются здесь автобусы и как зовут уборщицу роскошного вестибюля.

Стрелки на наручных часах приближались к трем. Все необходимое у Аленки было с собой в модном молодежном рюкзачке неяркой серо-коричневой расцветки. Она со скучающим видом держала его на коленях и уплетала мороженое «Панда», купленное по дороге в киоске. У неё не было с собой никакого оружия – Жрец научил обходиться без него.

Аленка чувствовала, что за ней наблюдают. Жрец, за много километров отсюда (а может быть, находясь в соседнем доме, кто знает?), положив незаметно подрагивающие пальцы на Шар и закрыв глаза, видел её внутренним зрением – где девочка выглядела как причудливый набор цветных пятен: излучение мозга, сердца, эмоциональные вспышки… АУРА.

– Муха!

О, черт…

У Валерки было глупо-радостное лицо.

– Едки зеленые, ты как здесь? Мы все тебя ищем, родичи твои чуть с ума не посходили.

Она приветливо улыбнулась.

– Извините, вы обознались, юноша. Только не говорите, что видели меня на кинофестивале… Очень уж расхоже.

– На фестивале… – растерянно повторил он.

– Ну да.

Девочка пристально смотрела на него. Вроде бы ничего не происходило, но он вдруг почувствовал непонятную слабость.

– Это вы извините, – вяло проговорил он. – Мерещится всякое. Знаете, вы и правда похожи на одну мою знакомую…

Ему захотелось рассказать ей обо всем – и о той поездке на Кавказ (чтоб ему пусто было), и о нескольких днях бешеной гонки на попутках – он ничего не помнил, весь будто горел в лихорадочных поисках, но везде, куда бы ни обратился, натыкался на полное не-понимание: «Спортывный лагер? Дэвочки? Сколько хочищ, дарагой. Ест дэньги – дэвочки будут…»

– Игорь Иванович в милицию обращался. Там говорят: а в чем проблема? Ваша дочь пропала? А где это видно? Письмо не с тем адресом? Перепутали. Через пять дней не приедет – напишете заявление. Еще неделя пройдет – начнем искать. Такой порядок.

– Ну, может быть, и правда зря вы беспокоитесь, – мягко проговорила она. – Хотя я бы не рискнула на вашем месте отпускать девушку одну – там сейчас очень уж неспокойно. Дружба народов в апогее.

Не Аленка, с горечью подумал Валера. Очки, прическа, да сутуловатая вдобавок. Нечто общее есть в лице, в голосе… Мало ли похожих людей на Земле. Но что-то в девочке его привлекало, видимо, память цеплялась за незаметные детали – она так же наклоняла голову набок, когда слушала, делала такой же (очень похожий) жест рукой, когда не могла сразу подобрать нужное слово. Проскальзывало нечто знакомое в походке («Пройдемся немного?» – «Можно. Ноги совсем затекли». – «А вы здесь ждали кого-то?» – «Кого мне ждать? Просто сидела».).

– А вон там было наше кафе.

– Ваше?

– Ну, в смысле, мы туда часто ходили. Почти каждый день. Аленка возвращалась с тренировки, я её встречал…

– Она спортсменка?

– Гимнастка. Была гимнасткой.

– Ну зачем так мрачно.

– Да я не о том. Бросила. Увлеклась чем-то восточным. Йога, карате, ещё какая-то ерунда… Потом поехала в спортивный лагерь – и пропала.

Игорь Иванович застал Аллу дома. Она едва взглянула на него. На красивом холеном лице застыло выражение крайней брезгливости – будто увидела здоровенного паука.

– Поздравляю, дорогой, – процедила она, наклонившись к зеркалу (крупным планом отразилось своеобразное плотоядное движение – узкий язычок прошелся по губам в яркой вишневой помаде). – Поздравляю. Ты стал путаться со шлюхами.

– Да? – безучастно отозвался он.

– Да, да! Спасибо, нашлись добрые люди. Раскрыли глаза. Надо же, какой позор! Впрочем, я давно уже не питаю никаких иллюзий.

Игорь Иванович не удержался и. фыркнул. Фраза из переводного романа прозвучала в устах Аллы весьма забавно.

В гостиной и спальне царил беспорядок. Прямо посреди круглого обеденного стола, за которым уже сто лет никто не обедал, лежал большой открытый чемодан и ворох одежды – все сезоны вперемешку. Услужливая память тут же подсунула картинку из прошлого: такой же чемодан в номере Кларовых, в санатории. Решительный подбородок Нины Васильевны, «роковой женщины», и угрюмая сосредоточенность Даши (та, впрочем, под занавес не выдержала: слишком рано, всего в тринадцать лет, столкнуться с натуральным, не киношным кошмаром… Подружка-убийца. Не всякому взрослому под силу не свихнуться).

– Знаешь, я решила… Вообще-то я собиралась сказать тебе раньше, да как-то… – Алла сделала паузу и театрально заломила руки. – Словом, я ухожу. К Георгию.

– Поздравляю, – откликнулся Колесников, обводя взглядом «великое переселение». – Он в курсе, надеюсь? А то ведь конфуз выйдет.

– Неумно, – отрезала она. – Георгий – прекрасный человек с массой достоинств. Не так талантлив, как ты, конечно… Но это и к лучшему. Я твоей гениальности нажралась досыта. Да и толку-то. – Алла обвела комнату рукой. – Ужас! Нищета, запустение. А при твоих способностях…

– Где сейчас Гоги? – перебил Игорь Иванович.

– Ах, тебя Гоги интересует! Скоро будет здесь. Если из больницы домой не заскочит.

– Из больницы? С ним что-то случилось? Алла вдруг сникла.

– Не с ним, с его отцом. У Бади Сергиевича инфаркт. Только, ради Бога, не езди туда сейчас, не выясняй отношений. Не будь мужланом.

Игорь Иванович прошел в тесную, как шкаф, прихожую (не чета той, что была в квартире Гранина), надел ботинки.

• Предыдущая
• 80/90
• Следующая