Медиум - Буянов Николай - Страница 17

• Предыдущая
• 17/90
• Следующая

Дверь распахнулась, на пороге стояла Алла – разгневанная, с алыми.пятнами на лице.

– А ты что молчишь? Ты отец или чужой человек? Вырастил дочь!

– Почему я? – растерялся Игорь Иванович. – Вместе растили. А насчет дискотек – так вспомни себя в её возрасте.

– Себя? – взъярилась Алла. – Ты меня ещё смеешь упрекать? Я была дурой. Беспросветной дурой! Муж тряпка, дочь неизвестно что. Я хожу как нищая…

– Может, не стоит сейчас-то?

– А кого ты стесняешься? Собственной дочери? Она и так знает, что мы нищие! Папочка, видите ли, патриот науки! Сидит в каком-то сраном музее, получает двести «штук»! Это зарплата для мужика?

Игорь Иванович тихонько вздохнул. Музей – это больная мозоль и для него, и для Аллы.

На эту работу он согласился сразу, как только стало. ясно, что дорога на кафедру и в аспирантуру для него» закрыта. Музей – так музей. Для Историка (с большой буквы – это-то все признавали) – почти идеальное место: тишина, минимум посторонних, богатая библиотека и доступ к архивам. Он ушел туда, как нырнул в глубокий прохладный омут – с головой. То ли от по-. постоянной пыли, то ли от недостатка ультрафиолета кожа его приобрела нездоровый землистый оттенок, незаметно выросло брюшко, и по лестнице уже к сорока годам он начал подниматься с одышкой, отдыхая через пролет.

– Ну, вы тут ругайтесь, а я пошла, – зевнув, сказала дочь.

– Это куда еще?

– Прошвырнусь. Может, Валерка компанию составит. А то не все же ему телефон обрывать.

Алла Федоровна издала короткий смешок.

– Со мной сейчас будет истерика, – сообщила она. – «Ругайтесь»! Из-за кого мы, по-твоему, ругаемся? Что с тобой делать? Да! – Она раздраженно сняла трубку звонившего телефона.

– Привет, муха. Скучаешь?

У Аллы медленно округлились глаза.

– Что?

– А то хочешь, сходим в «Кисс». Там сегодня Вадька Прыщ, его смена. Может, бесплатно пропустит, а то у меня, если честно, с бабками напряг.

– С чем?

– Ох, простите, Алла Федоровна, не признал. Алена дома?

– А с чем у вас напряг?

– Да с деньгами. Но это неважно, собственно…

– Вот что, молодой человек. Моя дочь с дворовой шпаной не общается, запомните.

– Я вообще-то студент второго курса.

– О Боже! И что вы изучаете? Классическую литературу?

– Приборы точной механики в политехническом.

Алла собралась было съязвить, но Алёнка величественно, как королева, отняла трубку.

– Это я, Валер. Как дела? Можно сходить, дома у меня сейчас ураган. А, не бери в голову. Жди, скоро выйду.

«Абсолютно мой профиль, – подумала Алла, глядя сбоку на дочь. – Политехнический! Бог ты мой! Единственная польза – это, кажется, он уговорил Алену заняться'всерьез английским. Мне это оказалось не под силу. Сейчас она болтает уже получше их „тичера“ – очкастой мымры, лет сто назад окончившей вечернее отделение пединститута».

«Валера!» – Алла хмыкнула. Хорошо еще, что дочь не влюблена в этого мальчишку. По всему видно, не влюблена. Мелковат. Девочка красавицей растет и умницей. У неё должна быть другая дорога. Вот только гимнастика… Ну да утрясется.

Игорь Иванович сидел за письменным столом и смотрел в одну точку, которая располагалась на гладкой стене перед ним. Ему не было нужды заглядывать в альбом с фотографиями на столе, он и так знал их наизусть – каждый штришок. На всех в разных ракурсах была запечатлена ксилограмма с несколькими сотнями значков. То, что Алёнка обозвала фолиантом.

Ключ к письменам был достаточно сложен. Игорь Иванович продвигался медленно, шаг за шагом, будто нащупывая нить во тьме (расхожий оборот, но точнее придумать невозможно). И чем дальше он шел, тем непонятнее становились ощущения, вызываемые неизвестно чем – или кем? Это трудно было объяснить словами. Он попытался как-то раз. не жене, конечно, они уже целую вечность говорили на разных языках, а, как ни странно, «другу дома». Вообще-то он имел на это право – как человек, который привез документ из экспедиции.

– Я не хочу об этом, – упрямо сказал Георгий.

– Почему? Боишься, донесу в медкомиссию, и тебя не пустят больше на раскопки?

– Да ну тебя. Я не сумасшедший, говорю сразу.

– Естественно. Твои галлюцинации там, на Тибете, можно объяснить сотней причин. Вы не акклиматизировались, высокогорье, усталость после переезда, ну и так далее. Никто тебя ни в чем не обвиняет.

Гоги поморщился. Конечно, Колесников был кругом прав. Он помнил тот внезапный обморок на развалинах монастыря. Помнил и те непонятные картины, возникшие в сознании…

– Власти дали на все про все драконовские сроки. Те власти, я имею в виду. Эти к срокам отнеслись индифферентно, но валюты не дали, мы обходились своей. Оплатили шерпов – и адью.

– А что у тебя были за видения? – перебил Игорь Иванович.

Георгий нахмурился, вспоминая.

– Да ерунда какая-то. Собаки…

– Собаки?

– Да. Огромные, свирепые, вроде среднеазиатских овчарок, только крупнее.

– Это могли быть тибетские волкодавы…

– Нет. Опять ты меня ловишь! Я тебе сто раз объяснял, это вымершая порода. Возможно, таких собак вообще никогда не было, кроме как в легендах…

– А еще? – взмолился Колесников.

– Я помню, они набросились на какого-то монаха… Или послушника. По крайней мере, ему было не больше восемнадцати. Я испугался.

– Кого? Собак?

– Не знаю. Не помню. Страх был какой-то бес причинный, непонятный… Будто воздух пропитался чем-то таким… Да ну, ерунда это все, – оборвал Гоги сам себя. – Лучше скажи, как продвигается расшифровка.

Игорь Иванович пошелестел фотографиями на столе.

– Определенно – древнее наречие, очень редкое, было в ходу у некоторых народностей на севере Тибета.

– Монастырь, который мы раскапывали, был построен в честь святого Сакьямуни, Грядущего Будды. Это может быть его жизнеописание.

– Ну нет. Скорее похоже на текст бонского Канджура.

– Что, бонский священный текст – в буддистском монастыре? Очень уж завирально.

Игорь Иванович только пожал плечами. Идея, мол, и правда сумасшедшая, но мы-то с тобой ученые, собаку съели в таких делах. Если я говорю о бонском тексте, значит, так оно и есть.

– Наши эксперты датируют находку IX-XI веками. Тебе это ни о чем не говорит?

– Ну как же. То, что я успел прочитать, ясно указывает на эпоху: правление династии Лангдармы, точнее, Лангдармы Третьего. Тебе крупно повезло, по-моему, таких находок в мире одна-две.

Георгий бросил взгляд на Колесникова и почувствовал укол зависти. Ну да, он раскопал документ, привез его, да, за такую находку стоящий археолог отдаст половину жизни… Но кто к кому пришел на поклон? Профессор Начкебия! Автор громадных, на разворот журналов, статей с фотографиями в буржуйских изданиях, участник известных всему миру экспедиций в Гималаи и на Тибет.

Колесников будто прочел мысли собеседника и тяжело вздохнул.

– Напрасно ты так. Каждый идет своей дорогой, моя ничуть не лучше и не хуже твоей. Ты ведь нашел ксилограмму, а мог бы пройти мимо и не заметить. Не комплексуй. Тем более что…

– Что? – мрачно спросил Георгий.

Игорь Иванович кивнул на фотографии.

– Это не священный текст и не жизнеописание Сакьямуни. Насколько я успел разобраться, это своего рода… э… Судебный отчет.

Он пожевал губами.

– Буддистского монаха обвиняют в совершении убийства,

– Там упоминается его возраст? – вдруг спросил Гоги.

Колесников на секунду задумался.

– Ну, если допустить, что к тому времени в Лхассе был уже утвержден лунный китайский календарь (а этого мы точно не знаем), то можно предположить, что монаху было около двадцати лет… Плюс-минут два года. А ты думаешь, что видел именно его, когда потерял сознание?

– Бред! – взорвался Гоги с чисто кавказским темпераментом. – Все бред! Я атеист и материалист! У меня по истории КПСС в институте была пятерка, не то что у тебя, болвана! Мы не акклиматизировались, была жара под тридцать, потом мы переместились на высокогорье. Резкий перепад давления и температуры. А в блуждающих духов я не верю, хоть тресни.

• Предыдущая
• 17/90
• Следующая