Бог есть. Что дальше? Как стать теми, кем мы призваны быть - Райт Том - Страница 12

3. Аристотель считал, что при правильном развитии характера человек в итоге обретает способность действовать как бы стихийно, поскольку длительная тренировка превратила добродетели в привычки. Иисус и Павел с этим бы согласились, но они предлагали иной путь к обретению нужных привычек. Мы поговорим обо всем этом в свое время.

Вопрос о том, как традиция Аристотеля пересекается и расходится с представлениями о нравственности Иисуса и первых христиан, крайне интересен, и, разумеется, мы рассмотрели далеко не все. Это не основная тема данной книги, и потому сейчас я ограничусь одним замечанием. Если бы мы спросили апостола Павла о том, что он думает об Аристотеле и его учении о добродетелях, я полагаю, что Павел сказал бы примерно то же, что он говорил об иудейском Законе: это достаточно верный указатель, но на самом деле он не позволяет достичь цели, на которую указывает. Это знак на столбе, который показывает более или менее верное направление (хотя и здесь потребуются некоторые уточнения), но не дорога, которая ведет в нужное конкретное место.

Теперь мы оставим мир античных философов и переместимся в мир современных ученых, исследующих человеческий мозг. Когда человек постоянно избирает определенный вид поведения, в его мозгу также происходят определенные физические изменения. Для кого-то эта истина покажется банальностью, но многим она представляется как некий поразительный или даже пугающий феномен. В этой сфере ученым еще предстоит много работать. Наука о мозге пока еще находится в младенческом состоянии. Но уже есть немало данных, которые показывают, что значимые понятия в жизни человека – включая выбор определенного типа поведения – создают новые информационные связи в его мозге. Ученые часто используют метафору «электропроводки» мозга, и эта метафора отчасти справедлива, поскольку, хотя мозг не содержит проводов, информация в нем и в самом деле передается с помощью процессов, имеющих электрическую природу.

Эти новые связи «проводов» образуются постоянно, в соответствии с тем поведением, которое мы выбираем, так что такое поведение становится привычным. Более того – некоторые участки мозга становятся активнее, если какое-то привычное поведение человека основывается на их работе. Так, обучение игре на скрипке развивает не только левую руку (в школе я видел мальчика, левая кисть которого была заметно больше правой благодаря непрестанным занятиям скрипкой на протяжении нескольких лет), но и ту часть мозга, что контролирует работу левой руки. «Эти отделы [мозга], – пишет Джон Медина, автор удивительной книги «Законы мозга», – увеличиваются в объеме, и в них образуются многочисленные перекрестные связи». Этот же автор говорит: «Мозг действует подобно мышцам. Чем больше определенный отдел работает, тем крупнее и сложнее он становится». Более того, он утверждает, что «наш мозг настолько чувствителен к внешним стимулам, что материальная структура его «проводки» зависит от культуры, в которой живет человек». Вследствие этого «обучение изменяет физическое строение мозга, и эти изменения уникальны для каждого человека»[1]. Иными словами, когда мы устанавливаем новые взаимосвязи между вещами, наш мозг регистрирует эти взаимосвязи. Садовник знает, что землю, которая была вскопана раньше, в следующий раз вскапывать будет легче; нечто подобное происходит и здесь. Если в мозге однажды устанавливается определенный набор взаимосвязей, особенно если здесь участвуют сильные эмоции или яркие телесные ощущения, как приятные, так и болезненные, в другой ряд эти взаимосвязи устанавливаются легче. Таким образом, современный ученый, исследующий мозг, способен изучать карту устойчивых привычек человека.

Самой известной иллюстрацией этого феномена может служить исследование строения головного мозга лондонских таксистов. Труды Э. Магуай и других ученых открывают нам некоторые удивительные факты[2]. Лондон не просто один из самых огромных городов мира, но и один из самых сложных, где множество улиц с односторонним движением, переулков с их пересечениями, изгибов рек и других подобных вещей, которые невероятно затрудняют движение машин. Прежде чем таксиста допускают к работе, он должен пройти строгий экзамен на умение ориентироваться, для чего ему необходимо запомнить названия нескольких тысяч улиц и иметь представление о том, как до них добраться в то или иное время суток – в зависимости от особенностей движения автомобилей в это время. В результате водители становятся самыми ловкими таксистами во всем мире, которые почти никогда не заглядывают в карты, а кроме того – в их мозге происходят изменения. У лондонского таксиста гиппокамп – часть мозга, отвечающая, среди многого прочего, за пространственное мышление, – обычно намного больше, чем у среднего человека. Как культуристы тренируют такие мышцы, о существовании которых остальные люди никогда и не подозревали, так и таксисты тренируют те мышцы мозга, которые обычные люди используют сравнительно редко.

Насколько я знаю, до сих пор подобные исследования оставались в стороне от нравственных и религиозных вопросов, однако из них мы можем сделать крайне важные выводы. Мы знаем, что некоторые события глубоко врезаются в нашу память. Иногда мы понимаем, что на наше воображение и эмоциональные реакции влияют определенные моменты, когда мы переживали радость или шок, восторг или ужас, яркое наслаждение или сильную боль. Но мысль о том, что не только такие особенные события, но и тысячи мелочей «повседневности» также меняют физическое строение «электропроводки» нашего мозга, способна удивить или даже поразить многих из нас.

Как мне кажется, большинство людей в современном западном мире представляют себе мозг как более или менее нейтральную машину, которую можно настроить тем или иным образом. Веду ли я автомобиль по улицам Лондона или по улицам Эдинбурга, в его структуре ничего не меняется. Но представьте себе автомашину, обладающую памятью, которая запоминает проделанные поездки, так что, когда я двигаюсь в сторону Лондона – что я действительно нередко делаю, – машина настраивается на «поездку в Лондон» и направляет меня на соответствующую дорогу, даже если в этот раз я собирался поехать в Бирмингем. Мне пришлось бы больше использовать сознание, чтобы отказаться от маршрута, предложенного машиной, и заставить ее делать то, чего она не ожидала. Подобным образом, если, скажем, я решил сжульничать при уплате налогов, в моем мозге образуются связи, которые позволят мне с большей легкостью пойти на обман, и в другом случае – быть может, использовать ложь в моих отношениях с людьми. Или, допустим, если я решил сдержать мое раздражение против скучного попутчика в поезде и вместе этого развивать терпение, в мозгу образуются связи, которые помогут мне проявить терпение и в том случае, когда кто-то обрушится на меня с грубыми оскорблениями. Я уже говорил, что эта наука о мозге пока еще только лишь делает первые шаги. Но похоже, что представление о развитии «нравственных мышц», которое подобно развитию обычных мышц у гимнаста, ближе к истине, чем нам кажется.

Можно привести множество примеров из разных сфер жизни, которые иллюстрируют процесс формирования привычек. Обучение игре на музыкальном инструменте – самая простая иллюстрация (представьте себе скрипача, который постоянно использует нервные клетки, отвечающие за работу левой руки). Или можно вспомнить об изучении второго языка (музыку, разумеется, тоже можно в каком-то смысле назвать языком).

Множество людей в мире говорят лишь на одном родном языке. Это единственный освоенный ими язык, причем в процессе его изучения они не думали о том, как они его осваивают. Но даже этот случай может послужить нам примером, поскольку, изучая любой родной язык, мы создаем огромный и крайне сложный комплекс привычек – как психических, так и физических, – который работает самыми разными способами в различных ситуациях.