Тайны господина Синтеза - Буссенар Луи Анри - Страница 68

• Предыдущая
• 68/92
• Следующая

Анна в ужасе вскочила, не веря своим глазам. Бледный, с блуждающим взглядом, с заостренными чертами лица и стиснутыми кулаками, капитан не видел и не слышал ее. Свистящее дыхание с трудом срывалось с посиневших губ, обильный пот заливал лоб и ручьем стекал на щеки.

Что это — неужели подкошенный неизвестной болезнью могучий и неутомимый капитан Кристиан, ее товарищ по несчастью, умирает?! Неужели это ее преданный друг, чьи нежные и изобретательные заботы до сих пор скрашивали ад, в котором она очутилась?! Анна испустила нечеловеческий крик, подхваченный эхом. Внезапно мысль о смерти предстала перед ней во всей своей ужасной реальности.

— О Боже!.. Он умирает! — пролепетала она в отчаянии.

Видеть, как на твоих глазах медленно умирает дорогое существо, наблюдать, как его черты искажает неумолимая болезнь, и чувствовать себя бессильным помочь, хотя готов перелить ему собственную кровь, отдать собственную жизнь… Что может быть ужаснее!..

Сама не зная что делает, тяжело дыша и думая, вернее, надеясь тоже умереть, девушка бросилась к больному, села рядом, положила его голову себе на колени, вытерла струящийся по лицу пот, ласково позвала по имени… Она с жадностью ловила малейшее слово, малейший жест, который свидетельствовал бы о возвращении к Кристиану проблесков сознания… Ничего!

Бедной девочке было невдомек, как внезапно накатывают приступы малярии, и она со все возрастающим отчаянием спрашивала себя, что могло вдруг подкосить ее друга. Неужели его укусила змея или какое-нибудь ядовитое насекомое? А может быть, он отравился, по неосторожности съев найденный днем плод? Если же он умирает в результате здешнего пагубного климата, усталости и лишений, то почему до сих пор жива она, существо куда более хрупкое и слабое?

Так истекали часы, хотя Анна не чувствовала ни времени, ни даже голода, чьи мучительные спазмы затмевала душевная боль. Она уже не могла надеяться даже на чудо. Однако в состоянии больного наметился некоторый перелом к лучшему. Он уже не обливается потом, а руки и ноги не были такие окоченевшие, как прежде. Дыхание, хоть все еще частое, стало менее неровным.

Кристиан спал. Вот теперь-то и надо было бы принять срочные лечебные меры, чтобы предотвратить повторный приступ, который, только начнись, неминуемо сведет его в могилу.

Легкий шорох заставил девушку поднять голову. При любых других условиях картина, открывшаяся ее глазам, привела бы Анну в безумный ужас. Но сейчас она пребывала в таком душевном и физическом состоянии, что, появись перед нею тигр, это бы ее не удивило и не взволновало.

— Ну что ж, — тихо прошептала внучка господина Синтеза, и ни один мускул не дрогнул на ее лице, — значит, мы умрем вместе!

В то время, как, поглощенная своим горем, равнодушная ко всему окружающему, забыв даже о том, где находится, Анна не отрывала глаз от лица друга, ступая неслышно, по-кошачьи, к ней подкрались причудливого вида люди — человек пятнадцать, полуголых, завернутых в грубую ткань, сделанную из размягченной коры, облегающую на манер индусских лангути.

Довольно высокорослые и ладно сложенные, но очень худые, с желтоватой, с черными пятнами кожей, грязные и отвратительные с виду, они стояли неподвижно и с любопытством разглядывали девушку и ее спутника, не произнося ни единого слова. У каждого за плечами висели закрепленные на лямках корзины, содержавшие, по всей вероятности, запас провизии. И стар и млад казались в равной мере жалкими, хилыми, но за их бесстрастием, отчасти объяснимым всеобщим удивлением, не читалось ни намека на свирепость.

Дикари не были раскрашены и не имели татуировок. Лишь на некоторых из них висели бусы из черного и белого жемчуга. Их выразительные темные глаза смотрели на двух европейцев живо, но отнюдь не сурово. Цветом кожи пришельцы слегка напоминали малайцев, но, несмотря на схожесть оттенка, нетрудно было с первого взгляда различить в них представителей негроидной расы.

Все пятнадцать человек были вооружены голоками, парангами [336], стрелометательными трубками и колчанами из бамбука с маленькими отравленными стрелами, которыми туземцы стреляют с поразительной меткостью. После нескольких минут молчаливого созерцания они начали перешептываться и жестикулировать, указывая пальцами на девушку и ее спутника, продолжавшего лежать неподвижно. Затем соплеменники стали, видимо, увещевать седобородого старика с шероховатой кожей, испрашивая позволения приблизиться к белым. Тот, казалось, был категорически против, хотя его живые, несмотря на возраст, глаза горели от любопытства.

В этот момент капитан испустил долгий вздох, посмотрел на свою спутницу, которая ему грустно улыбнулась, услышал голоса, мало-помалу ставшие громче, повернул голову в их сторону, заметил пришельцев и дрогнувшим голосом прошептал:

— Анна, сестричка… Это лесные люди!

Тревожные новости. — Персонал господина Синтеза выказывает недовольство. — Великому Делу грозит опасность. — Угля больше нет. — Господин Синтез сжигает свои корабли. — Продукты питания пойдут на растопку. — Люди отныне перестанут есть. — Подземные взрывы. — Боцман Порник. — Мэтра подозревают в том, что он знается с нечистой силой. — Попалась рыбка в сети. — Боцман потрясен и усыплен. — Еще раз о гипнозе и внушении. — Порник — ассистент-зоолог! — Как господин Синтез искоренил ростки бунта.

— Что новенького, капитан? — спросил господин Синтез у Корнелиса Ван Шутена, когда один из индусов-бхили ввел временно исполняющего обязанности капитана «Анны» в покои хозяина.

— Много всякой всячины, Мэтр, даже слишком много…

Обычно хладнокровный, Ван Шутен на сей раз казался очень взволнованным.

— Э-э, дружок, так негоже! — заметил господин Синтез. — Девизом моряка должна быть знаменитая сентенция древних «nil mirari» — «ничему не удивляйся».

— Но мы очутились в сложном положении… — Замешательство капитана все возрастало. — В очень сложном…

— Разве лаборатории вновь угрожает опасность? Великое Дело под угрозой? Не может быть! Ваше волнение связано с чем-то иным. Всю ответственность за сохранность приборов и оборудования несут господа Фармак и Роже-Адамс.

— Речь идет не о лаборатории и не о физиологических исследованиях…

— А раз работы движутся своим чередом и Великое Дело близится к завершению, к чему беспокоиться?

— Но в том-то и дело, Мэтр, что обстоятельства, о которых я хочу с вами поговорить, могут, правда косвенно, воспрепятствовать работам и свести на нет столько усилий…

— Что же вы раньше не сказали! Говорите!

— Видите ли, Мэтр, люди поговаривают…

— Что?!

— Люди недовольны и не стесняются заявлять об этом вслух.

— В какой-то мере я их понимаю. Они находятся здесь уже семь месяцев, все на одном и том же месте, безо всяких развлечений, не видя ничего, кроме моря и неба. Неудивительно, что такая длительная стоянка вызывает некоторое недовольство. Надо следить за дисциплиной, капитан, и строго наказывать провинившихся.

— У меня десять человек в кандалах сидят, лучшие матросы…

— А боцманы?

— Они соучастники.

— Соучастники чего?

— Готовящегося бунта, цель которого — захватить корабли и, бросив лабораторию на произвол судьбы, немедленно плыть к берегам Австралии. Люди с «Ганга» тоже в заговоре. Если меня правильно информировали, бунт вспыхнет не позже чем через неделю.

Услышав эту в общем-то тревожную новость, господин Синтез, вероятно, впервые за двадцать пять лет рассмеялся, но смех его был едким и как бы ржавым — казалось, человек отвык от подобного проявления радости или иронии. Капитан, ни разу не видевший, чтобы господин Синтез хотя бы улыбнулся, сильно растерялся.

— Известны ли вам мотивы готовящегося мятежа? — Обычная суровость вернулась к господину Синтезу.

• Предыдущая
• 68/92
• Следующая