Пылающий остров - Буссенар Луи Анри - Страница 30

• Предыдущая
• 30/32
• Следующая

Вдруг на левой стороне круга, образованного крейсерами, показался небольшой пароход, который несся с такой скоростью, что намного опередил остальных. С него тоже шла беспрерывная пальба, но при его выстрелах почему-то не слышно было характерного свиста снарядов.

Пароход этот был теперь всего в полумиле от опускавшегося шара.

– Нам угрожает плен! – проговорил Бессребреник.

– Лучше смерть! – в один голос воскликнули Роберто и Мариус.

Вдруг Бессребреник, сидевший верхом на ободке, к которому прикреплялась лодка, громко расхохотался.

Веселый смех в подобную минуту, когда жизнь всех висела в буквальном смысле слова на волоске, невольно заставлял заподозрить внезапное помешательство хохотавшего.

Догадавшись по выражению лиц своих спутников о мелькнувшей у них единовременно печальной мысли, Бессребреник сказал:

– Да неужели даже ты, Клавдия, не видишь, что этот пароход, который летит как сумасшедший и так щедро награждает воздух холостыми выстрелами, – наша яхта?.. Всмотрись хорошенько, и ты увидишь, что это «Пеннилес»… Он спешит на помощь своему погибающему воздушному брату. Он поднял испанский флаг и притворяется, будто и он охотится за нами вместе с крейсерами. Они, вероятно, считают его своим наемным пакетботом… Блестящая мысль со стороны моего славного помощника! Клянусь честью, я сумею вознаградить его за это!

Судорожно цеплявшиеся за канаты пассажиры шара радостными криками приветствовали приближавшуюся яхту, с борта которой сейчас же раздалось восторженное ура.

Еще несколько минут, и шар, или, вернее, его скелет, зацепился за мачту подоспевшей яхты. Матросы быстро подхватили его, и воздухоплаватели с наслаждением ощупали под собой надежные доски пароходной палубы.

Забрав погибавших, яхта снова стрелой понеслась в открытое море, между тем как спасенные и спасители обменивались друг с другом объятиями, поцелуями, рукопожатиями и другими проявлениями безграничной радости.

Крики торжества со стороны испанцев сменились воплями бешенства и потоками проклятий, когда они поняли, что их обманули, и что пароход, который они считали своим, был не чем иным, как блокадным шнырялой, на котором, наверное, находятся мятежники или по крайней мере их сообщники.

Действительно, было от чего взбеситься: помощник Бессребреника, управлявший во время его отсутствия яхтой, обманул всех с поразительной смелостью и искусством.

Канонада, приостановленная было в момент захвата шара, возобновилась. Все выстрелы были теперь направлены на «Пеннилес».

Пока яхта не выбралась из района пушечных выстрелов, опасность еще существовала. Один Мариус не хотел признать этого и добродушно посмеивался над «напрасной тратой испанских зарядов».

Но вот один из этих зарядов ударил в металлическую обшивку яхты и разлетелся на мелкие осколки. Несколько осколков попало прямо в грудь Фрикетты. Девушка упала на руки стоявшего возле нее Роберто и тихо простонала:

– Дорогие мои родители! Неужели я должна умереть, не повидав вас еще раз!

Перенесемся на залитый солнцем берег прекрасного Прованса, этого благословенного уголка старой Франции, так справедливо названного «лазоревым берегом».

В глубине бухты с ярко-синими, переливающими золотом и серебром волнами приютился прелестный городок Бандоль.

Хорошенькие домики, рассеянные по берегу, грациозные виллы, поднимающиеся одна за другой по террасовидным, вечнозеленым склонам косогоров, длинный водопровод, аллеи, окаймленные пальмами и эвкалиптами, люди со звонким, веселым и мелодичным голосом, так приятно действующим на слуховые нервы, – все это производит чарующее впечатление на путешественника и надолго остается у него в памяти.

Да, Прованс, с его бурой, почти красной землей, на которой росли гигантские алоэ, зонтиковидные сосны, оливковые, померанцевые, миртовые, мастиковые деревья и масса кустарниковых растений, – действительно, страна солнца, тот благодатный юг, где не знают ни морозов, ни снегов, ни вьюг; где в январе цветут розы, фиалки, гвоздика и анемоны; где зимняя жатва есть жатва цветов; где человек живет, не боясь стихий, живет без нужды и забот, почти без труда, счастливый, веселый, радостный, с вечным смехом на губах, опьяненный чудным воздухом, солнцем и свободой.

Бандоль, с его мягким климатом, гостеприимными жителями и обворожительным местоположением, – настоящий рай, пока еще не превращенный в модный курорт, к счастью для людей, способных ценить прелести природы и находить в них высшее наслаждение.

В этом-то счастливом уголке земного шара и очутилась Фрикетта.

Раненная в грудь осколком испанской бомбы на яхте «Пеннилес», молодая девушка долго находилась между жизнью и смертью.

На «Пеннилесе» был очень дельный и добросовестный доктор, но рана Фрикетты оказалась из таких, что и его искусства не было достаточно для полного устранения опасности.

Граф и графиня де Солиньяк ухаживали за своей пациенткой с трогательной нежностью, и если она осталась жива, то только благодаря искусству доктора и их заботам.

Когда она стала немного поправляться, эти благородные люди довершили свое благодеяние до конца и доставили молодую девушку на ее родину. В пути Фрикетте снова сделалось хуже, так что она прибыла во Францию совершенно больной.

Был созван консилиум лучших врачей. Они посоветовали отправить больную для полного излечения на юг.

Фрикетта не хотела расставаться с Мариусом и Пабло и уговорила их сопровождать ее в дом ее родителей, которые, как она и ожидала, приняли моряка и мальчика очень радушно и в скором времени от всей души полюбили их.

Когда заговорили о юге, Мариус воскликнул:

– Если нужно ехать на юг, то юг только в Бандоле… Лучше Бандоля нет места на земле… это моя родина!

Недолго думая, родители Фрикетты увезли больную дочь с ее спутниками в Бандоль, где вскоре сами убедились, что Мариус нисколько не преувеличивал достоинств своего любимого Прованса.

В нескольких сотнях шагов от Бандоля, на пути к Тулону, расположена небольшая прелестная вилла с фасадом, выходившим на море. Вся терраса перед виллой усажена апельсиновыми деревьями, эвкалиптами и пальмами.

Хотя был январь, все двери и окна были широко открыты: таков климат Прованса. Сидящая же в саду в американской качалке молодая девушка, очевидно, больная, раскрыла зонтик и обмахивается веером.

С трудом можно было узнать Фрикетту в этой бледной, исхудалой, обессиленной девушке.

Около больной стояла средних лет дама с приятным, сразу располагающим к себе лицом.

– Дорогая Фрикетта, что ты все глядишь на это противное море, которое уносило тебя так далеко от нас, – говорит дама, видя, что задумчивые глаза молодой девушки точно прикованы к расстилающейся внизу голубой равнине.

– Но оно же и принесло меня назад, мама! – отвечает Фрикетта.

– Принести-то принесло, но в каком ужасном положении! Теперь ты начинаешь немного поправляться, и оно опять того и гляди унесет тебя.

– Не так скоро, мама, будь спокойна.

– Если бы ты сказала «никогда», я успокоилась бы. Ты и представить себе не можешь, сколько слез я пролила, пока ты была на этой противной Кубе… А отец разве мало перестрадал за это время?

– Пожалуйста, милая мама, не будем говорить об этом. Мне очень грустно, что я своей страстью к путешествиям и приключениям причиняла вам столько горя…

– Так ты больше не покинешь нас?

– Пока нет. Сначала я хочу выздороветь, так чтобы и следа не осталось от того, что свалило меня с ног. На это мне понадобится по крайней мере год. Затем мне нужно подготовиться к экзаменам и написать диссертацию на получение докторского диплома. Это займет не меньше трех лет…

– Только смотри, Фрика, не передумай потом! Пожалей же наконец меня и отца!

Но видя, что утомленная разговором молодая девушка закрыла глаза, мать осторожно отошла от нее.

• Предыдущая
• 30/32
• Следующая