Карта императрицы - Вересов Дмитрий - Страница 33

— Но мои дочери, надеюсь, не ходили в Аничковом дворце босиком? — Профессор поднял бровь и сердито посмотрел на Брунгильду и Муру.

— Так чего же вы хотите, господин Багулин? — вмешалась Елизавета Викентьевна.

— Я… я… вообще-то хотел выяснить, где скрывается мистер Стрейсноу?

— А зачем он вам нужен, Модест Макарович? — сурово спросила Брунгильда.

— Да ведь ножка-то у него тоже маленькая, — смущенно признался агент. — И Карл Иваныч сожалел, что не получил ее отпечатка… А вообще-то причина моего посещения совершенно иная…

— Вы собираетесь предложить нам стать клиентами «Саламандры»? — полюбопытствовал профессор.

— Если есть опасность для вашей жизни или имущества, всегда готов оформить полис, — живо отозвался агент. — Нет ли у вас на службе ценностей, которые могут похитить?

— Как же, есть, — согласился Муромцев, — недавно новое оборудование в Германии закупили. Плавильные печи, холодильные установки…

— А радий? Радий? — напомнила Елизавета Викентьевна. — Не украдут ли его? Ведь он стоит восемьдесят пять тысяч!

— Откуда в моей лаборатории радий? — вскинулся профессор.

— Но Ипполит говорил, что ведет переговоры о покупке…

— Он шутил, — оборвал ее профессор.

— Господин профессор, я понял, — вмешался Модест, — и надеюсь, что вы обратитесь именно в наше товарищество «Саламандра», когда в вашей лаборатории появится такая ценность.

Он встал и обернулся к доктору Коровкину:

— А вот господин доктор, думаю, застраховаться не откажется, — агент подмигнул Климу Кирилловичу и кивнул на саквояж, — чтобы избежать неприятностей.

— Я п-п-под-думаю, — доктор Коровкин начал заикаться от волнения.

— Когда по городу разгуливают призраки, — приятно улыбнулся дамам Багулин и перевел взгляд на доктора Коровкина, — всякое может случиться. Вот заглянул я сегодня на фотовыставку в Пассаже, а там — каких только чудес нет! Скоро придумают такие объективы, что и фотографии привидений будем делать… Я даже сходил к гостинице Лихачева, понимаете, доктор?

— Нет, не понимаю, — прошелестел Клим Кириллович.

— Ну как же, думал, авось увижу там мистера Стрейсноу, ожившего призрака, пожалуй, убившего Аглаю…

— Сэр Чарльз не призрак, а живой человек, — не вытерпела Брунгильда.

— Не спорю, сам руку пожимал, — охотно согласился Багулин, — а вот мадемуазель Багреева так и сказала мне: «Призрак ожил».

При последних словах агент взглянул на доктора и незаметно кивнул на саквояж.

— Боже! Боже мой! — воскликнул Клим Кириллович. — Я же совсем забыл! Я же обещал Екатерине Борисовне приехать на фотовыставку! Я должен немедленно ехать!

— Вот и хорошо, вместе поедем, — улыбнулся Багулин, вставая. — Позвольте уж, я вам помогу.

Он сделал несколько шажков к роялю, и протянул руку к саквояжу. Но доктор ловко сдвинул саквояж поближе к себе.

— Нет-нет, — заторопился Клим Кириллович, — саквояж останется здесь, если, конечно, никто не возражает.

— Я возражаю, я! — вскрикнула Мура. — И никуда вы сейчас не поедете! Господин Багулин может идти, если ему надо. А Клим Кириллович пока останется здесь. Я настаиваю…

— Глафира, проводите гостя, — попросил профессор вызванную колокольчиком горничную и самолично довел агента до дверей гостиной. — Примите уверения в моем почтении.

После ухода Модеста Багулина в гостиной несколько минут царила полная тишина.

— Ну, и что все это значит? — спросил наконец профессор, снова усаживаясь в свое кресло.

— Я должен ехать к мадемуазель Багреевой, — решительно заявил доктор, машинально сжимая ручку саквояжа.

— Вас убьют, как только вы выйдете из дома, — рассердилась Мура. — Как вы не понимаете? Ведь он явно покушался на саквояж с холстом. Его подослали убийцы. У вас в руках вещественное доказательство преступления.

— Я выйду без саквояжа и черным ходом, — попытался успокоить разгневанную барышню Клим Кириллович.

— А если они и там устроили засаду? — наступала Мура.

— Климушка, — осторожно подсказала молчавшая доселе Полина Тихоновна, — а может быть, тебе позвонить мадемуазель Багреевой, прежде чем ехать?

— Хорошо, — помолчав, согласился тот, — я позвоню. Вы позволите воспользоваться аппаратом?

— Разумеется, милый Клим Кириллович, разумеется, — закивала Елизавета Викентьевна.

Доктор подошел к аппарату и попросил телефонистку соединить его с квартирой господина Шебеко. Поинтересовавшись здоровьем стариков, Клим Кириллович попросил позвать Екатерину Борисовну.

— Простите, милая Екатерина Борисовна, что не смог сегодня воспользоваться вашим приглашением. Как вам понравилась выставка? Очень понравилась? Приятно слышать. Да, да… разумеется… Всегда к вашим услугам. Завтра утром непременно навещу.

Доктор положил трубку на рычаг.

— Ну что? Что я говорила? Никуда ехать и не надо, она притворялась, — облегченно вздохнула Мура. — Правильно?

В гостиную осторожно заглянула Глаша.

— Только что приходил посыльный, передал записку для Брунгильды Николаевны.

— И где она? — бесцеремонно поинтересовался профессор.

Глаша покосилась на старшую профессорскую дочь, губы ее задрожали, она вынула из кармашка фартука сложенный лист бумаги и подала профессору.

Николай Николаевич Муромцев развернул послание и прочел: «I want to see you, I am dying…»

— Что-что? — подалась вперед Полина Тихоновна. — Я по-английски не понимаю…

— Он пишет, — растерянно проговорил профессор, глядя в упор в расширенные глаза Брунгильды, — что он хочет ее видеть, он умирает…

«Жить в Петербурге и быть свободным от Петербурга невозможно», — думал следователь Вирхов, входя утром в свой кабинет. Несмотря на то, что спал он в эту ночь мало, настроение у него было превосходное. И не только потому, что благодаря полуобгоревшей бумажке, найденной у камина в Аничковом дворце, ему удалось выяснить имя бесноватой преступницы-поджигательницы. Сегодня утром он, определив дальнейшую последовательность своих действий, с удовольствием побаловался сгущенным молоком «Нестле». «Почему в России не могут наладить подобное производство? Молока-то в стране не мерено, — размышлял Карл Иванович, — хорошо еще, что поспеваем в сыске внедрять в практику новейшие достижения западной мысли».

Карл Иванович сел за свой стол и обратился к письмоводителю.

— Есть ли донесения от агентов?

— Так точно, ваше благородие, — охотно откликнулся письмоводитель, — рыщут по следу без устали, стараются… Все доклады у вас на столе сложены. И продолжают поступать.

— Ладно, — кивнул Вирхов, бросив взгляд на солидную стопку папок из плотного синего картона. — А как провел ночь наш художник?

— Спокойно, ваше благородие. Спал, свернувшись калачиком под своей шинелишкой. Иногда молитвы возносил Господу, плакал…

Дверь в кабинет робко приоткрылась, и в щель бочком проскользнул смущенный кандидат Тернов и, вытянув тоненькую шейку, застыл перед Карлом Ивановичем с папкой под мышкой.

— Ну что, господин кандидат, — медленно протянул Вирхов. — Разобрались с пятнышками на мраморной доске камина в Аничковом дворце?

— Так точно, господин Вирхов. — Молодой человек поспешно достал из папки листок бумаги и протянул начальнику.

Карл Иванович принял лист и без всякого интереса повертел его в руках.

— А как вы выполнили мое поручение по выяснению личности босоногой юродивой? — Только хорошо знающий своего начальника письмоводитель мог уловить легкую насмешку на бесстрастном лице опытного следователя.

— Выполнил, Карл Иваныч, побеседовал с прихожанами и священниками. Никто из них не знает такой блаженной. Говорят, после Ксении Петербургской и не появлялось никого похожего…

— А между тем она есть, — с чувством нескрываемого удовлетворения произнес Вирхов, — и зовут ее Клавка. Плохо искал. — Он все-таки позволил себе усмехнуться. — Чему вас только учат в ваших университетах?

— Вы думаете, Клавка — женщина?