Тайга слезам не верит - Буровский Андрей Михайлович - Страница 37

• Предыдущая
• 37/115
• Следующая

— Купальники все надели? Там в воду надо будет лезть…

— Надели!

— Ну, выходим.

Даже днем в этой лощине было темно и прохладно. А сейчас, ранним утром, было попросту сыро и холодно. Капли срывались с деревьев при каждом порыве ветра там, наверху. Если дуло сильно, казалось, что все время идет дождь, — тоже наверху, выше лощины. А в узости лощины, круто спускавшейся к реке, было достаточно тихо. Капли падали с деревьев мерно и постоянно, люди поскальзывались на размокшей глинистой земле, кутались в свитера и куртки.

Разумеется, бежал вниз ручей. То ли он использовал эту тропу, проложенную людьми, то ли люди пошли по долине ручья, превратили звериные тропки в какую-никакую, а в дорогу людей. Хотя вообще-то только в Саянах могли назвать дорогой эту еле заметную, колдобистую, все время прерывавшуюся тропку.

Первая переправа началась метров через триста. На этот раз все легко перепрыгнули по камушкам мимо шипящей, бьющейся воды, в клубах водной пыли, вдохнули порцию особенно влажного, холодного воздуха.

Вторая переправа была через речушку покрупнее. Большие камни сидели в русле, в мареве из мелких брызг, среди рева бешеной воды — черные, мокрые, страшные; перепрыгнуть по ним реку не было ни малейшей возможности.

Через реку переброшено бревно — тоже страшно, черное, мокрое, все в каких-то наростах и грибах, в жуткого вида желто-серо-черной плесени. По этому бревну, скользкому от водяной пыли, постоянно оседавшей на него, и надо было переходить. Хочешь не хочешь — опирайся на палку. И метра полтора до черных камней жуткого вида, до клокочущей яркой воды.

Тут даже Хипоня перестал стонать и заводить очи горе — частью от страха, частью потому, что Ревмиру Алексеевну стоны уже стали раздражать. То стоны служили признаками близости по духу, знаком осуждения дикости нравов и общей цивилизованности стонавших и оравших про «ужасно!» А тут стали трактоваться стоны как признак изнеженности и неподобающей мужчине чувствительности. Хипоня злился, но стонать почти совершенно прекратил.

На третьей реке переправы не было совсем. Приходилось сворачивать с тропы, лезть через заросли лопухов и чертополоха, искать место для брода, разуваться и переходить.

— Может, не разуваться? Там же камни…

— Я бы разулся. Вода очень холодная, потом надо одеться, обуться в сухое. И палки, палки возьмите!

Не больше минуты проводил человек, опираясь на палку, в бешено летящей по склизлым камням воде, по щиколотку, по колено. А ноги почти не чувствовались, застывали совершенно, и от них по бедрам, по всему телу проходили словно волны холода.

— Попрыгайте, порастирайте ноги! — уговаривал Саша, подавая пример.

На следующей переправе вода летела прямо на завал камней, свежую осыпь — здесь целая гора взяла и поехала вниз. Вода реки уходила под камни, просачивалась между ними, и нужно было лезть по этим камням — тоже мокрым, склизким, холодным, но все-таки не таким страшным, как прежние.

И было еще пять переправ, в общей сложности девять. Было около семи утра, когда перед путниками открылся бурливый, шумный Ой, и в него впадал последний ручеек, на этот раз еле заметный, можно было перешагнуть.

От базы до реки — всего-то километра два, а шли их почти час. Река. Очень редко можно видеть действительно зеленую воду. Енисей бывает бутылочно-зеленый, тусклый. Но вода Оя была зеленой и в то же время яркой, светлой. Вода с ревом неслась по камням, взбивала пену, и эта пена накапливалась в спокойных местах. Вода перекатывалась через пороги, бросалась на берега, неслась со скоростью курьерского поезда вниз.

Вода быстро, стремительно летела, быстро уносила ветки, листья, любой мусор. Вон как бурлит, крутит, несет и бросает. Вода швыряла камни, тащила их по дну, и камни глухо стучали под водой. Все время раздавался этот стук, не в одном месте, так в другом. Вода размывала берега, и очень быстро. В одном месте тропинку снесло, и видно, что быстро, за считанные дни, а может быть, даже часы: совсем свежие следы шли до размыва и после. Так же быстро река намывала: Саша показал косу, которой не было три дня назад.

Да, Ой была очень, очень быстрая и очень шумная река. И в то же время — маленькая река. В ней все было маленькое. Ширина — от силы метров сто, а местами, пожалуй, и семьдесят. Берега высотой метр, самое большее два. Коса длиной три метра. Остров длиной метров восемь, высотой в полметра. На Енисее все было, что и говорить, несравненно больше, основательней.

По тропинке шли минут десять-пятнадцать и прошли где-то километра два — здесь-то идти было легко.

— А вон и Красная скала.

— Ага!

Саша наблюдал очень внимательно, как вперились в нее глазами Стекляшкины и вместе с ними — и Хипоня.

— А переправа — вот она.

— Мы полезем в эту реку?!

— Можно и не лезть… Можно вернуться и поехать сюда на машине. Через четыре, пять часов пути будем опять вот здесь… Если не пойдет дождь, мы переедем на ту сторону и станем у Красной скалы.

— Гм… А если дождь пойдет?

— Через час река так вздуется, что не проедем. Разве что — упали первые капли, и сразу же — в машину и сюда.

— А если мы будем на той стороне и не успеем переехать?

— Так и будем сидеть на той стороне, пока вода не спадет… Но она быстро спадает. Дождь кончится, и через несколько часов.

— А если дождь будет надолго? Суток на трое?

— Тогда сидеть будем дней пять.

— Помрем!

— Зачем же сразу помирать? В любом случае не помрем, а чтобы лучше было, надо взять с собой запас еды на день-два… И все!

— Я так понимаю, что ведь и не только в машине дело… — встрял Хипоня, — я так понимаю, что машина машиной, а мы и без нее зависим от погоды. Перейдем мы на тот берег, и сиди жди, пока спадет вода… все верно?

— Конечно. Ну что, Ревмира Алексеевна, будем переправляться?

— Будем, будем! Другие же переправляются.

— Вот это правильно, — не удержался Саша от оценки.

— Только все же непонятно, как переправляться… — пытался уточнить Стекляшкин, глядя в несущуюся воду.

— Перила делать будем.

— Это как?

— А вот сейчас покажу, как… Мужики… Ревмира Алексеевна… У всех купальники есть?

— Ну, вы же нас предупреждали…

— Что, Паша, сделаем дело?

Павел кивнул, торопливо скидывал одежду. Саша деловито крепил конец троса к приземистой корявой иве. Судя по потертостям коры, к ней крепили концы постоянно.

— Надо бы третьего… — явственно остановился взгляд Саши на Стекляшкине.

— Сейчас! — тоже сбросил куртку и штаны Стекляшкин, поежился от холода бледной пупырчатой кожей.

— Ну, начали…

Бухта каната так и лежала на плечах Саши. Мужик двинулся в воду, канат натянулся, и Саша его подтравил.

— А ну!

Павел вошел в воду, положил руки на плечи Саше. Стекляшкин подошел, мужчины положили руки на плечи и ему. Все трое стали поворачиваться в реке, словно танцевали какой-то медленный вальс на троих. Саша подтравливал трос. Стекляшкин оказывался лицом то к одному берегу, где застыли Ремвмира с Хипоней, то к другому берегу, пустому, где над высокой террасой торчала красная скала.

Под неглубокой водой, от силы по пояс мужчине, шли ровно уложенные камни: склизкие от тины, окатанные голыши; между камнями — жесткая трава, ухитрявшаяся так крепко держаться, что ее не сносило течением. Уже на первой трети пути все силы уходили только на то, чтобы не дать себя сбить с ног; чувствовалось, что стоит ослабеть, пожалеть себя, и вода заставит сделать шаг… другой… пока человек не потеряет равновесие, не упадет, и его не потащит по этим окатанным, голым и склизким камням.

Давно уже не чувствовалось тело, и холод был как бы трехслойным — сверху очень холодно. Потом вроде бы теплый слой. А дальше, в глубине тела — совсем холодно, невыносимо.

Совершенно внезапно дно пошло резко вверх, шум воды немного отступил, не надо было беречь ноги от камней, что перекатывает по дну, уносит в низовья река. На лицо упала тень от ветвей ивы.

• Предыдущая
• 37/115
• Следующая