Не будите спящую тайгу - Буровский Андрей Михайлович - Страница 60
- Предыдущая
- 60/93
- Следующая
— А этому начальнику тогда… зачем ты жалился?
— Эх, Гриша, рано я тебя хвалил! Ну вот не стал бы я канючить… Сразу бы он подумал, а чего это вдруг старый хрыч так спокойно на смерть остается? Значит, что-то здесь нечисто! Он же хотел, чтоб я пропал, а может, и чтоб оба мы пропали. Ну и пусть получит то, что хочет. Не на самом деле пропадать, а пыль с коленок отряхнуть нетрудно…
Помолчали. И весело вскинул голову Гриша:
— Ну что, Алексеич, пошли костерок разводить?
— Не-е… Пусть подальше уйдут, чтоб уж наверняка не вернулись.
— А что может с ними случиться?!
— А что угодно и может. Медведь из берлоги вылез. Ноги кто-то поломал. Приступ болезненный. Какая разница?! Сейчас выжидать надо, Гриша, чтобы уж наверняка. Тогда и костер будет, и рюмашечка. Нам тут неделю сидеть, пока растает да пока ремонт…
А спецгруппа уходила по снегам, и как ни тяжко было двигаться — все удалялась от самолета. Во время разговора — километра на два. К середине дня морковно-красный, огромный диск солнца встал высоко — градусов пятнадцать над горизонтом. Снег окончательно стал влажным, зернистым, со слежавшейся плотной коркой сверху. А группа была от самолета уже километрах в пятнадцати.
И ничего живого не было вокруг, все, что могло, попряталось от снега. Наверное, и было самое тяжелое в пути — это отсутствие жизни. Невольно становилось жутко в том мертвом полулесу, в видном на километры вокруг мертвом пространстве без движения.
В первый день шли свежими, прямо с отдыха, и за дневной марш-бросок сделали больше тридцати километров. Красножопов превосходно знал, что завтра так они идти не смогут.
Может быть, сможет Костя Коровин. Наверняка — Андрей Крагов. Крагов вообще молодец, весь день задавал темп, показывал этим ребяткам, как надо ходить без лыж по снегу, что такое спортивная форма. И вообще гонял, не давал валять дурака, побуждал работать над собой. Все правильно, не должен застаиваться народ, не должен считать, что все уже сделано. Над собой должны люди работать! Постоянно над собой работать!
Заводя с людьми разговоры, Крагов показывал, какие возможности таятся в самообразовании, какие они все еще глупые, значит, не давал молодым облениться, зарасти самодовольством и в этом был глубоко прав.
Фому Косорылова уличил в том, что тот не читал книги «Далеко от Москвы», даром у него мать учительница литературы!
Игоря Дементьева — в том, что тот не знает, что евражки — это такое название сусликов. А когда куда-то летишь, об этом месте надо узнать побольше…
Гарик Иванов понятия не имел о рок-группе «Маринованные уши»… А в каком же мире он живет?! Имеет ли вообще право работать на почтенную контору такой невежественный тип?!
Вадик Валуевский слыхом не слыхал про указ о репрессированных национальностях и был тоже уличен и высмеян.
Антон Козлов и Вася Дряхин мало того, что были интеллектуально плохо развиты и довольно некрепки умом, к тому же и физически не дотягивали.
— Что, подмогнуть? — спрашивал Крагов, обгоняя жадно хватающего холодный воздух, нетвердо стоящего на ногах мужичонку, и при том делал такое лицо, что принимать помощи никто не стал бы.
— Смотри-ка, твердый попался! — комментировал Крагов, когда Костя Коровин никак не мог разрубить звеневшего под топором комля. Под градом советов и костер не разжегся у Кости.
— А давай-ка я! А то обожжешься еще, — полез было Крагов к поленьям. Костя оттолкнул его так, что Крагов едва не упал.
Красножопов утихомирил возможную драку задолго до ее начала, но Костя при этом тяжело дышал, скрипя зубами, а Крагов только улыбался преехидно, кривил губы от презрения. И Красножопов убеждался: Крагов — это да! Крагов — человек своего круга!
Измученные люди заканчивали переход, наступало время чая, горячей еды и вроде вели себя неплохо… Но Красножопов знал прекрасно — все это еще никакие не великие дела! Это все так, подготовка…
Строго говоря, его поколение уже опоздало вершить истинно великие дела, не говоря про этих сопляков. Вот его отец делал дело истинно великое! После его работы на юге Эстонии в некоторых деревнях не оставалось взрослых мужчин — вот это дело! Были районы Литвы, где исчезла половина населения! Вот это серьезные дела, дела строителей Империи!
Такого не досталось даже ему, а ведь с каждым поколением люди становятся все жиже и жиже. Все глуше звучит для них зов великой идеи, все тише стучит в их сердца призыв строить Империю, хорошо бы на весь земной шар, но уж хотя бы от Тихого океана до Германии. Этот так, для начала…
Красножопов не был уверен, что истинно великие дела способно творить это жалкое поколение времен перестройки и гласности. Великие люди проплывали перед внутренним взором уже лежащего в спальнике Красножопова. Капитан гвардии Марьясов лично задушил и загрыз больше сотни контрреволюционных латышских детишек. Майор почтенной конторы Кудимов расстрелял все враждебное советской власти население в тридцати городах поголовно. Полковника Фридыщенко настигла вражеская подлая пуля в момент, когда он улучшал расу на тридцатой монахине из католического монастыря под Львовом, — явного рассадника клерикализма и контрреволюции.
Кто из ныне живущих, тем более кто из молодых мог сравниться с ними — строителями великой сталинской Империи?! Разве что Крагов из всех…
Утром выяснилось плохое — двое совсем разболелись. Воздух с трудом, через стоны, шел в болящие, сожженные бронхи. Температура, кашель, слезящиеся глаза. Ясное дело, с маршрута их надо было снимать.
— Маменькины сынки! — буркнул Крагов. — Щенки хилые!
По одному из заболевших Красножопов с ним бы согласился. Какой-то он был не такой, этот Василий Дряхин, вот и не подвела интуиция, заболел Василий Дряхин, ненадежным человеком оказался.
Вот Антон Козлов был как будто понадежнее — опытный, матерый боевик, и жаль, что он тоже выбыл.
Время не военное, и пристрелить этих двоих было необязательно. Больных оставили в снегу, прямо в спальниках, оставили пайки на три дня, медикаменты, оружие. Если смогут, пусть выходят сами. Если нет, пусть ожидают помощи (которая, конечно, не придет).
Оставляемые восприняли все это спокойно, уходящие прощались с ними, как будто уходили из казармы. Происходящее не было для боевиков ни преступлением, ни предательством. Спецназ не предназначен для возвращения. Идущие на задание могут и вернуться, но это вовсе и необязательно.
— Ну чего, от балласта избавились? — скалил зубы Крагов на маршруте, радовался, что вроде идут быстрее вчерашнего.
Мрачно смотрели на него прочие, наверное, учились, как надо жить.
Озеро открылось часа через три хода.
— Шли бы нормально, без квелых, ночевали бы на берегу! — резонно заметил Андрей Крагов, и был, как почти всегда, прав. Он же первым заприметил дым.
— Здорово, дед! — кричал спустя еще три часа Крагов, белозубо сияя Лелеко.
Были здесь люди? Были, ушли. Куда ушли? Кто его знает… А где жили, пока не ушли? Во-он там, три часа ходу. А почему ушли? Нам не докладывают… А как звали тех, кто тут жил? Ну как… Разные жили… Чижик жил, его люди жили, Михалыч жил, и тоже его люди жили… В одном лагере жили? Вроде в одном.
Видно было, что старик недоговаривает, а возиться с ним времени не было.
— Развязать им языки? Позволите, товарищ полковник, развязать?
— Нет, много времени уйдет. Ну их к черту.
— Так и хочется гранату кинуть. Нелояльны они нам, вот увидите…
— А пусть они нас в лагерь проведут — где раньше люди жили. Так и проверим, врут нам или нет.
На место лагеря Михалыча группу привели без разговоров. И не было там ничего. Все ценное унесли «чижики», остались брошенные палатки, обрывки брезента, рваная бумага, старая подошва сапога. И никаких зацепок, кто ушел отсюда и когда. Вроде бы совсем недавно ушли, да вот подижь ты…
Но куда надо идти — известно! Можно — вдоль озера, до устья Исвиркета. А можно — через горы, без тропы. Красножопов всмотрелся в отряд… Вроде бы все втянулись в поход, обветренные лица стали суше, другое выражение глаз, устают меньше, новых заболевших не должно быть. И снег стаивает на глазах.
- Предыдущая
- 60/93
- Следующая
