Сыщик - Алферова Марианна Владимировна - Страница 41

• Предыдущая
• 41/75
• Следующая

– Уже проверили. Нет никаких данных, подтверждающих твою версию. Зато масса улик указывает на Фабия…

– Дело уже расследовали?

– Нет. Сенатор Фабий Максим попросил все остановить. Поскольку его сын готов удалиться на Петру. То есть фактически в добровольное изгнание. Теперь наследником сенатора Фабия станет не сын, а племянник. Ты, я думаю, понимаешь, что для сенатора это означает.

– И ты согласился?

– Неприятно, что дело бросает тень на Лери. Я не хочу его раздувать.

– Странно, что защитная стена не помогла, – заметил Марк.

– Она и не могла помочь. Фабий знал код доступа. Стену уже убрали. Дорогая и никчемная затея вигилов. Через стену слишком многие имели возможность пройти. Давно известно, что самый лучший охранник – человек.

«Точно. А ведь Друз совершил настоящий подвиг, – мысленно усмехнулся Марк. – Сжег всех наемных убийц одной гранатой. Потом вызвал вигилов. Этому парню надо поставить памятник. А лучше – помочь получить в качестве приза Лери».

– Кстати, как поживает Друз?

– Идет на поправку. Сегодня уже явился в гости к Лери. Я не препятствую. Теперь. – Старик многозначительно усмехнулся.

– Думаю, патриции делают большую ошибку, не допуская плебеев в свои ряды.

– Марк… – старик покачал головой. – Ты только-только прибыл на Лаций и уже делаешь далеко идущие выводы.

– Зато я помню, что было здесь двадцать лет назад. И тридцать, и сорок – тоже. Год от года ничего не меняется. Патриции слишком упрямы. Будь у плебеев шанс получить патрицианство за заслуги, они бы не стали конфликтовать с вами. То есть с нами… Извини, не знаю, могу ли я уже говорить это «нас».

– За заслуги нельзя включить генетическую память.

– Но можно выдать патрицианку замуж за плебея. А мы лишаем наших дочерей памяти…

Старик нахмурился, сплел в замок тонкие пальцы:

– Отчего, Марк, тебя так волнует судьба плебеев?

– На Колеснице ни один раб не мог получить свободы. Но там покой колесничих берегли управляющие чипы в ошейниках. У плебеев нет управляющих чипов, значит, нужно придумать что-то другое…

Кажется, старому Корвину не очень нравилось то, что говорит внук.

– Спесь еще никому не помогала удержать власть. – Марк и сам удивился, откуда у него столько дерзости. Впрочем… Почему бы ему не быть смелым? Когда раб утрачивает страх, он утрачивает весь страх без остатка.

А сенатор и не собирался гневаться. Напротив, он улыбнулся:

– Из тебя получится прекрасный глава рода, малыш.

– Я готов в любое время, когда тебе понадобится, явиться на церемонию, – сказал Марк.

– Можно завтра… пожалуй… – сенатор похлопал внука по плечу.

– Кстати, ты не знаешь, где Флакк? Я просил его выполнить одну мою просьбу.

– Он уехал куда-то.

Значит, Флакк отправился на Психею. Будем надеяться, что в этот раз трибун будет осмотрительнее, и Корнелии не сядут ему на хвост. Впрочем, возможно, на Психею отправился кто-то другой… Не Марку учить космического легионера, как заметать следы.

– Что-нибудь хочешь, мой мальчик?

– Конфет.

– Ты сладкоежка? – Старик улыбнулся.

– Тех, что жует Лери.

– А, мнемосинки! – Дед вытащил из кармана пакетик. – Уж не знаю, кто их так назвал. А конфетки вкусные. Я их тоже люблю.

Марк схватил конфеты. Наконец-то! А то его дети унаследуют от отца воспоминания по полной программе: и туалет, и сцены пыток, и не слишком эстетичные медицинские процедуры. Теперь, отправляясь в латрину[8], можно бросить в рот одну из мнемосинок – и все в порядке…

Друз сидел на открытой террасе, подперев голову руками. Перед ним было черное пространство – вместо прекрасного сада «Итаки». Воняло мерзко.

– Как ты? – спросил Марк, подходя.

Друз выставил ногу, вокруг которой был обернут пластиковый цилиндр – переносная регенерационная камера.

– Неплохо. Только ходить еще трудно. Нога сильно пострадала. Регенерация кожи идет медленно.

– Ты молодец. Но если бы вы, ребята, не сняли камеру наблюдения, не пришлось бы жертвовать конечностью, – заметил Марк.

– Иногда мне удается исправить собственные ошибки… Не многие могут этим похвастаться.

Друз замолчал. Марк напрягся. Он уже знал, какой вопрос сейчас услышит.

– Я давно хотел тебя спросить… Но как-то не решался. Ты еще не вспомнил, как погиб мой отец? Я уверен, что его убили те же люди, что расправились потом с твоим отцом.

Марк неловко передернул плечами:

– Я этого… не видел. То есть самого момента. Извини… пытаюсь увидеть во сне и не могу. Наверное, такое случается. Что-то особо страшное не желаешь вспоминать. Даже генетическая память противится.

Друз помедлил и протянул Марку упаковку «трубочек памяти»:

– Тогда попробуй вспомнить наяву. Лери говорит, так проще.

Марк кивнул и спрятал упаковку в карман брюк.

На террасу вышла Лери. На ней было длинное белое платье до пят, похожее на древнеримскую столу. Лицо чуть бледнее, чем обычно. Марк спешно положил в рот мнемосинку: он не хотел, чтобы кто-нибудь запомнил предстоящий разговор.

– Ребята, ну как вы? – Лери улыбнулась. – Честно говоря, не могу понять, зачем вы здесь сидите? Вонь ужасная. Меня от нее тошнит.

– Тошнит? – округлил глаза Друз.

– Не воображай ничего такого! – нахмурилась Лери. – Тошнит, когда я смотрю на наш изуродованный сад. Все деревья погибли.

Друз пожал плечами:

– Кто же считал галлов под Каннами?

– Я говорил с дедом, – сообщил Марк. – Привел неоспоримые доказательства в пользу вашего брака. Похоже, дед выслушал меня благосклонно. Теперь, когда Фабий вам не может помешать…

– Так он согласен? – воскликнула Лери, и глаза ее вспыхнули.

«Неужели можно так влюбиться в столь бестолкового парня, как Друз?» – подивился Марк.

– Похоже, что да, хотя и не сказал об этом прямо.

– Но там, на корабле, ты сказал «нет», – напомнил Друз. – Так почему теперь стал нашим союзником?

– Во-первых, на корабле я перебрал фалерна. Во-вторых, тогда я не знал о планах плебеев лишить патрициев памяти. А лучший способ предотвратить бунт – это поделиться с будущими бунтарями частью своих привилегий. Вовремя поделиться.

– Ах, Марк, какое счастье, что завтра ты станешь моим братом! – воскликнула Лери. И бросила на него взгляд, в котором читалось обожание. Да, да, подлинное обожание.

Если бы Марк умел летать, он бы прянул в воздух. Сердце его билось как сумасшедшее. Разбираться в хитросплетениях политических интриг, управлять чужими судьбами – все казалось ему проще простого.

– А что ты все время жуешь, Марк? – невинным тоном осведомилась Лери.

– Не все время, а изредка. «Мнемосинки»… как ты советовала.

Она рассмеялась:

– И ты поверил?! Он поверил! – Лери захлопа-|р в ладоши.

– Но ты же сама сказала…

– Розыгрыш, братец! Обычный розыгрыш. Бытовые мелочи вообще не запоминаются. Зачем запоминать, как день изо дня ты завтракаешь по утрам. Или умываешься. Или посещаешь туалет…

Марк почувствовал, что краснеет.

– Мелочи тут же выветриваются из памяти. А если ты еще при этом что-то жуешь – неважно что, – забвение банальностей тебе гарантировано. Это было давным-давно подмечено патрициями: практически не запоминаешь, как ты ешь. Не что, а как…

В каком она восторге! Будто выиграла миллион в галактическую лотерею.

– Лери, дорогая, можно один вопрос? – Начинающий следователь постарался говорить как можно более язвительным тоном.

– Ну конечно, дорогой братец. – Она вновь прыснула от смеха.

– Ответь мне, дорогая, что такое утром ты сказала Фабию, если вечером он приказал тебя убить?

– Мы говорили о любви, братец. О чем еще могут говорить жених и невеста?

«Да, милый разговорчик, после которого жених отправил к невесте наемников с Петры».

«Разумеется, ты догадываешься, почему люди Фабия явились в сад, – думала Лери, отводя глаза. – Но ты не знаешь, как все было. К счастью, не знаешь… А знать все будет лишь мой ребенок. Если ему позволят родиться патрицием».

• Предыдущая
• 41/75
• Следующая