Сыщик - Алферова Марианна Владимировна - Страница 38

• Предыдущая
• 38/75
• Следующая

Друз склонился над ним и прошептал на ухо сопернику:

– Ты никогда не получишь ее, Фабий. Уж лучше она родит мне десяток плебеев в какой-нибудь колонии. Например, на Психее.

Фабий не ответил. Скрючившись от боли, он пытался оглядеться. Где же хоть один вигил из тех, что должны охранять усадьбу! Но вигилы наверняка торчали у главных ворот, а здесь, у боковой калитки, никого не было. Друз открыл портал в стене с помощью своего комбраслета и выпроводил «жениха» за ограду. Получалось, что Друза пускают в усадьбу в любое время дня и ночи.

Фабию в невесты досталась развратная дрянь!

Опозоренный патриций не помнил, как добрался домой, как вошел в свою комнату, захлопнул дверь и упал в кресло. Ему казалось, если он очутится здесь, в четырех стенах, спрячется, ему станет легче. Но не стало. Он съежился, обхватил себя руками, закрыл глаза… и тут ясно, отчетливо, будто наяву, увидел смуглую спину Друза с рельефной мускулатурой, более светлые ягодицы, ножки Лери, что обхватили спину плебея…

Фабий зарычал. Видение не исчезало. Он вскочил, заметался по комнате. Но скамья возле ротонды по-прежнему маячила у него перед глазами, и томительный стон Лери звучал в ушах.

Убить любовников, задушить… Это ничего не изменит. Теперь он не может жениться на Лери. Разумеется, не может. Даже если другая женщина родит ему сына-патриция, все равно эта сцена останется в памяти наследника. Фабий только сейчас понял, что дерзкая девчонка не только опозорила его, но и нанесла смертельную рану. Она убила его память. Фабий затрясся, и слезы сами собой потекли по щекам. Подлая тварь… Она лишила его права иметь наследника. Фабий осознал это так явственно, будто кто-то всадил ему нож под ребра. Краткая боль. Она почти сразу прошла. Ну, хорошо… пускай. Пускай во главе рода Фабиев встанет его племянник. Зато сам он теперь абсолютно свободен. Ни в чьей памяти уже не всплывет эта мерзкая сцена. И то, что он задумал, не узнает никто. Он отомстит. Заставит этих мерзавцев, оскорбивших его, умыться кровью. Заплатить сполна. За все.

Они чувствуют себя в безопасности за своей прозрачной стеной. Как бы не так! Лери, кажется, забыла, что племянник Фабия командует всеми вигилами. Ему под силу снять любую защиту, проткнуть сквозь любое, самое надежное, поле. Он сам – воплощенная охрана. Сам – стена. И в эту ночь, ночь смерти, все стены рухнут…

Фабий не знал, что может выражаться так высокопарно. Но месть требует такого языка, потому что нуждается в оправдании.

Кому поручить нападение на усадьбу? Ответ пришел сам собой: петрийским наемникам. Они способны на любое дело. Сейчас как раз четверо ребят с Петры сидят в карцере, дожидаясь решения суда. Вот кто исполнит все, как надо. Что сделать с этой дрянью? Убить? Или притащить сюда и оттрахать на глазах у Друза. Тогда ее дети будут помнить, как их мать насиловал Фабий. А потом отдать ее на потеху петрийским наемникам.

Марк привел Флакка в винный погреб. Эта часть вырубленного в скале хранилища пустовала. В нишах не хранились больше бочки с вином. Здесь вообще ничего не было, даже пыли. Марк поставил светильник на пол. Черные тени заметались по сводам и замерли.

– Здесь был убит граф Эрхарт, посол Неронии, – сказал Марк.

Флакк огляделся:

– Единственное дело, которое не раскрыл твой отец.

– Именно так.

– Зачем мы сюда пришли?

– Видишь ли… Это дело отец действительно не раскрыл. Но он велел обследовать все стены, все ниши, проверить, нет ли где жучков. Когда все проверили, отец закрыл эту часть подвала, и код замка на двери из аморфной стали знал только он. И я… как ты понимаешь. Здесь нас никто не подслушает. Разве что дух покойного Эрхарта, если он до сих пор бродит под этими сводами.

– В принципе, подслушать могут где угодно, даже здесь, – заметил Флакк. – Но в этом подвале вероятность невелика. Итак, я слушаю.

– У меня к тебе просьба, Флакк. Ты хочешь, чтобы я узнал, что случилось с твоей сестрой. Я займусь этим делом немедленно. Но… услуга за услугу.

– Разве мало того, что я тебя спас?

– Недостаточно. – Марк помолчал. – Ты должен отправиться на Психею, забрать спрятанные в тайнике записи и передать их в сенат. Место тайника я укажу.

– И все?

– Да… Но учти: Корнелии меньше всего на свете хотят, чтобы эти записи нашлись. Ты сам видел, на что способен наварх.

Флакк помолчал.

– Можно узнать, что в этих записях?

– На твое усмотрение.

– Тогда лучше не надо. Я все сделаю, как ты просишь. Записи будут в сенате. Но ты расследуешь дело Эмми.

«Если мне это по силам», – едва не сказал Марк.

Но никаких «если» быть не могло. Он дал слово.

Вино за обедом подавалось легкое, так что Марк не слишком опьянел. Большую часть разговоров он понимал пока весьма смутно. Хотя политическую ситуацию он уяснил из воспоминаний отца и деда. Его предки всегда находились в гуще событий. Несколько десятков патрицианских родов управляли Лацием, но в замкнутом мирке благородных не наблюдалось и намека на единство. Они враждовали, и вражда их была смертельно опасна. Интриги, постоянные удары в спину, попытки получить под контроль, хотя бы временный, богатейшие колонии Лация – и более опытный человек с трудом бы мог разобраться в хитросплетениях этих союзов и вражды.

Но в этот вечер за столом сенатора Корвина собрались только друзья: сами хозяева, трибун Валерий Флакк и Друз. Центурион был занят лишь своей прекрасной возлюбленной (он сумел за время обеда пролить на свою тунику вино и вдобавок опрокинуть поднос с горячим мясом). Сам Марк возлежал за столом подле своего деда. Отныне он патриций, равный остальным во всем по рождению и крови, а главное – равный своей памятью.

– Где молодой Фабий? – спросил сенатор. – Мне казалось, ты его пригласила, Лери. Где же он? Его место пустует.

– Да, сиятельный, – официально обратилась Лери к деду. – Он был у меня в гостях утром. Но уже ушел.

– И не захотел остаться на обед?

– Он был сыт по горло, – довольно дерзко ответил вместо Лери Друз.

Сенатор глянул на молодого плебея не слишком любезно:

– Если ты рассчитываешь помешать браку Фабия и моей дочери, центурион, то зря надеешься.

– Знаю, мне теперь рассчитывать не на что, – с напускным смирением отвечал Друз.

Сам он едва сдерживал смех, вспоминая, как вел за шкирку к калитке незадачливого женишка.

– Кто может объяснить, что происходит? Почему непременно надо родиться на Лации, чтобы получить генетическую память? – спросил Марк достаточно громко.

– Этого никто не знает, – сказал сенатор. – Но абсолютно точно известно: лишь зачатие, а затем рождение на Лации дает патрициям их уникальные способности.

– Значит, если кого-то надо наказать, достаточно его изгнать с Лация? – Эта фраза вырвалась непроизвольно.

Но едва Марк произнес ее, как понял, что сказал нечто совершенно недопустимое. В столовой повисла напряженная тишина.

– Это самое страшное наказание, какое может постигнуть патриция, – сказал, наконец, сенатор.

Теперь, вспоминая свою неуместную фразу, Марк вновь содрогнулся от неловкости. Кто знает, может быть, втайне он испытывает к патрициям зависть, даже ненависть, прежняя рабская суть вновь и вновь возрождаясь в нем, ищет пути отмщения? Он потрогал протектор на шее. Завтра ошейник снимут. Завтра он станет точно таким же, как Флакк и другие патриции.

Марк не мог заснуть. Он распахнул окно, выходящее в огромный сад. Чем-то усадьба Корвинов напомнила ему усадьбу Фейра… Нет, не думать. Он не был там. Не было никакой усадьбы Фейра. Есть только этот дом и этот мир. И этот сад с огромными серебристыми оливами, с желтыми фонариками, развешанными меж деревьев. А может он вернуться на Колесницу в качестве Марка Корвина и выкупить рабыню Эбби у барона Фейра? Может или нет?.. Нет, конечно. На Колесницу ему путь закрыт. Во всяком случае, пока. Там его ждет смерть. Или – как особая милость – рабство.

• Предыдущая
• 38/75
• Следующая