Северная Пальмира - Алферова Марианна Владимировна - Страница 65

• Предыдущая
• 65/82
• Следующая

Сколько он мчался так, не опасаясь, что может вылететь на встречную полосу или врезаться в дерево на повороте? Ну, может, минут пятнадцать, двадцать. Может, полчаса. Потом все же машина слетела с дороги. В дерево не врезалась – нырнула в кусты, перевернулась, встала вновь на колёса. Сам Элий чудом уцелел. Что его сберегло? Ну конечно – желание, заклеймённое Вером. Он так привык к этому, что почти не удивился – лишь констатировал факт.

– А в Рим я не вернусь, – проговорил он, оборачиваясь и разглядывая пустынную ночную дорогу, по которой только что мчался. И добавил: – Фекально все.

Он присел на обочину и стал ждать – не появится ли машина. Почему-то был уверен, что машина должна появиться. Если это исполнители, у Элия есть «брут», если запоздалый путешественник, его подвезут. Куда-нибудь. Он ведь даже не знал, где находится.

Внезапно он почувствовал боль в висках. Инстинктивно дёрнулся, схватился руками за голову. Услышал свой стон как будто со стороны.

– Отброс арены, – пробормотал Элий.

Что это было, Элий не знал, но такой боли, сверлящей череп изнутри, он не испытывал ещё в жизни. Боль металась внутри, а снаружи от темени к шейным мускулам как будто пролегла огненная дорожка, и боль стекала по ней капля за каплей. Элий поднялся и шагнул, не понимая, куда идёт. Вокруг была тьма, смутные очертания деревьев. Помеченная фонарями дорога качалась, пытаясь ускользнуть из-под ног. Элий брёл от фонаря к фонарю – как пьяный, падал, обдирая о камни колени и ладони. Брёл, как будто мог уйти от этой сумасшедшей боли. Боль стихла внезапно. Память о ней ещё пульсировала в висках, ещё сводило шею, а из носа шла кровь. Но боль растаяла. Только теперь Элий понял, что идёт назад к станции. Он оглянулся. Разбитая машина осталась далеко. Впереди мелькнул свет. Огни, прыгая, метались по придорожным кустам. Из-за поворота вынырнула машина. Элий махнул рукой и отступил. Вдруг это преследователи! Машина затормозила.

На дорогу выпрыгнул Логос. Красно-рыжие волосы его стояли дыбом и светились в темноте.

– Я с ними расправился. Со всеми. Садись. – В голосе его звучало самодовольство. Наивное хвастовство ребёнка. Странно слышать такие слова от бога.

Элий забрался на заднее сиденье. Логос развернул авто.

– Что ты делаешь?

– Мы едем домой, – отвечал Логос безмятежно.

– Но мы же проедем мимо станции.

– Это не страшно.

А только что было страшно. Элий потёр шею – боль засела где-то в позвоночнике и не желала проходить до конца.

Ночь была тёплая, тихая, звёздная. И почему-то в этой ночи где-то рядом очень громко плакали дети. Много детей. И голоса у них были очень громкие. От этого плача Элий почувствовал неприятный холодок меж лопатками.

Здание железнодорожной станции по-прежнему заливал тёплый жёлтый свет. А детский плач становился все громче. Логос затормозил – прямо по дороге на четвереньках полз человек, как ползает семимесячный младенец, и хныкал. Заприметив машину, он протянул руку и выкрикнул:

– Дай!

– Кто это? – спросил шёпотом Элий.

– Смотритель станции, – отозвался Логос почти весело.

Он выскочил из машины, подхватил человека под мышки и оттащил к обочине, как кулёк, усадил на скамью. Начальник станции заплакал, замахал руками и тут же принялся со скамьи сползать, опять же, как ребёнок, спиной вперёд, будто не мог достать до земли ногами.

Логос прыгнул назад в машину.

– А теперь домой! – закричал он.

– Гимп пустит за нами погоню, – предположил Элий.

– Не пустит! – весело отвечал Логос. – Он теперь ползает в своём купе и плачет. И Трион плачет вместе с ним. Они очнутся, конечно, но не сразу.

– А машинист поезда? – спросил Элий.

– Да, машинист! – Логос задумался. – Машинисту сейчас лет пять. В этом возрасте любят играть в паровозики. Ту-ту-у-у!.. Счастливого пути! Но он может вспомнить, как остановить состав. Дети, они ведь на самом деле очень умные, только не уверены в себе.

Элий оглянулся и посмотрел туда, где за деревьями, уже далеко, мчался поезд. Он не мог его видеть. Но казалось ему, что он слышит детский плач, несущийся из вагонов.

На вилле Аполлона не спали.

Свет из окон золотыми прядями ложился на ступени – то золотая полоса, то лиловая тень. Летиция стояла у двери в одной ночной тунике босиком. Рядом Ольга. Квинт поодаль.

Элий обнял Летицию. Обнял как-то механически – радости по поводу возвращения не было. Была только память о пережитой боли и какая-то удивительная пустота в сердце, в мыслях. И ещё ему хотелось, чтобы Логоса не было рядом. Но Логос был и требовал к себе внимания.

– Говорил же, что верну Элия! – хвастался юный бог, будто ему самому было сейчас пять лет. – Летиция, ты можешь меня похвалить.

– Спасибо, Логос.

– Нет, нет! Не так! Погладь меня по голове. Я хороший мальчик, не так ли? – И он наклонился, чтобы ей было удобно гладить его ярко-рыжие кудри.

– Иди спать как хороший мальчик. – Летиция улыбнулась через силу. – Пусть Морфей пошлёт тебе хорошие сны.

– Э, старина Морфей забыл обо мне и ничего не посылает – ни единого сна. Я сам сочиняю свои сны, а это так утомительно. – Логос сокрушённо вздохнул и отправился наконец в спальню.

– Мне он не нравится, – шепнула Летиция. – Он слишком глуп для бога.

– Это точно! – согласился Квинт. – Проснёмся поутру и начнём плакать, как дети, и будем ползать по полу и мочиться под себя.

– Я прослежу, чтобы он не выходил из комнаты, – сказал Элий. – Все равно я не засну.

Он сомневался, что это поможет. Разумеется, Логосу он отведёт дальнюю комнату во флигеле – в том, что не горел. А сам Элий расположится на террасе – охранять сон остальных. Но как охранять? Стены дыханию Логоса не помеха.

Ночью Летиция, проснувшись, вышла на террасу, увидела, что Элий что-то пишет. И не удивилась. Подошла сзади, обняла его за шею. Он поднял голову, поцеловал её в губы, хотел вернуться к своим бумагам, но она не позволила.

– Ты пил воду из колодца? – спросила строго.

– Что? – Он не понял – мысли его были заняты другим.

– Ты пил воду из колодца Нереиды?

– Да. Но что тут такого?

– Колодец дарует знания. Так что ты узнал такого особенного?

– Клянусь, ничего.

– Не может быть. Либо ты скрываешь, либо и сам не понял, что же открылось тебе там, в колодце. Или ты скрываешь своё открытие от меня. Как всегда.

Она шутливо погрозила ему пальчиком и ушла спать.

На рассвете Элий отложил исписанные за ночь страницы и вышел в сад. После бессонной ночи голова гудела. Весь мир приобрёл другие очертания, другие краски. Деревья были розовыми, трава – голубой, и вся во влажной росе. На рассвете мраморные статуи казались живыми. С ними можно было говорить. Иногда они советовали дельные вещи.

– Ты устал, тебе надо отдохнуть, – шептала мраморная Венера, примеряющая позолоченную сандалетку на свою крошечную ногу. В лучах рассвета мраморное тело богини казалось по-человечески розовым и тёплым.

– Сражайся, сражайся! – советовал Марс-Градив, потрясая мраморным мечом.

Им, богам, хорошо говорить! Ведь они блаженны и вечны и не ведают, что такое усталость. А он, Элий, так устал. Он только теперь понял, что изгнание – это непомерная усталость.

Тем временем Логос проснулся и вышел на террасу. Он увидел раскиданные на столе листы бумаги. С любопытством ребёнка он схватил первый попавшийся и стал читать. Одну страницу, потом другую. Записки его увлекли, он читал и хлопал в ладоши и бил себя по ляжкам, потом хватался за голову и клочьями выдирал рыжие волосы и бросал их на пол.

• Предыдущая
• 65/82
• Следующая