Кухтеринские бриллианты - Черненок Михаил Яковлевич - Страница 20

• Предыдущая
• 20/41
• Следующая

– Что здесь происходит?! Кто позволил?!

– Проводится обыск, Станислав Яковлевич, – спокойным голосом ответил прокурор. – Хорошо, что вы приехали.

– Кто вам позволил?! – Крохин всем корпусом повернулся к прокурору, как будто хотел броситься в драку. Он вроде бы задохнулся, несколько раз глотнул ртом воздух и, с трудом приходя в себя, все еще возмущенно заторопился: – Знаю, что вы прокурор района, что имеете право, до… Как можно без хозяина шариться в его доме?!. Я не преступник, чтобы подвергаться такому унижению…

– Ваша жена сегодня ночью покончила с собой, – перебил прокурор. – Она повесилась.

Крохин замер с полуоткрытым ртом, бессмысленным диким взглядом обвел присутствующих.

– Этого не может быть… – шепотом проговорил он.

– Труп только что увезли в морг.

Лицо Крохина стало бледнеть. Он схватился за ворот трикотажной рубашки, медленно качнулся на бок и вдруг со всех ног ринулся к кухне. Антон со следователем бросились за ним. Крохин одним махом пролетел крутую лестницу, ведущую вниз, рванул крышку подпола и словно провалился в люк. Тотчас оттуда послышался короткий сдавленный крик. Когда подбежавшие Антон и следователь заглянули в люк, Станислав Яковлевич без сознания лежал у тайника.

Прибежавший следом Медников быстро спустился в подпол и склонился над Крохиным. По его просьбе женщины-понятые быстро принесли воды. Поначалу Антону показалось, что Станислав Яковлевич симулирует обморок, но чем дольше с ним возился Медников, тем лицо Бориса становилось серьезней. И Антон понял: обморок настоящий. Приведя Крохина в сознание, Медников попросил связаться по рации из оперативной машины с дежурным по райотделу и вызвать повторно машину «Скорой помощи».

Через узкий люк Крохина с трудом подняли из подполья. Придерживаемый с двух сторон Медниковым и следователем, Станислав Яковлевич, медленно переставляя ноги, стал подниматься из кухонного коридора по лестнице в залу. Антон, идя позади, машинально разглядывал его большие резиновые сапоги, перепачканные засохшими лишаями зеленоватой озерной тины и слюденистыми крапинками рыбьей чешуи.

От Крохина Бирюков решил идти пешком. Прокурор со следователем заканчивали формальности, связанные с обыском, и ждать их не было смысла. Возле районного Дома культуры белобрысый подросток и усатый седой старик, похожий на художника-профессионала, заменяли старые фотографии на районной доске Почета новыми.

– Веня, милок, ну смотри, что ты учудил… – миролюбиво выговаривал седой усач подростку. – Всех украинцев в один ряд собрал. Будто по ранжиру выстроил: Приходько, Галушко, Бондаренко. Ну-ка помешай их с другими национальностями. Да за направлением взгляда на портретах следи. Те, что глядят в объектив, они всегда на зрителя будут глядеть, а вот другие… С другими, милок, думать надо, чтобы в центр смотрели. Возьми, к примеру, Птицына… Видишь, какой героический парень с медалями! А куда он у тебя смотрит?… Отвернулся от всех. Ну-ка помести его между Галушкой и Бондаренкой…

Антон остановился возле доски Почета и стал разглядывать крупный, застекленный в красивую раму портрет передового механизатора из Ярского. Показалось, будто задиристый чубатый Птицын с усмешечкой щурит с портрета глаза и собирается подмигнуть: ловко, мол, надул я корреспондента-очкарика с мотоциклом!

Совершенно неожиданно на Антона навалилось острое чувство досады за то, что очень уж безропотно поддался уговору подполковника и отложил поездку к новому месту работы, в Новосибирск. Тогда казалось, что совместно с Голубевым дело отравившегося ацетоном старика можно будет свернуть буквально в несколько дней, а теперь вот, как по извечному закону пакости, свалилось новое дельце – самоубийство Крохиной. И, судя по всему, самоубийство это не простое, придется с ним повозиться. Сразу же в голове один за другим закрутились вопросы: из-за чего вчера произошел между Крохиными скандал? Почему и куда Крохин вчера так поспешно уехал? Что хранилось у него в тайнике?… Действительно ли Торчков и «заготовитель» выпивали в четверг на той неделе у Крохина?… Отчего соседка Крохиных заявила, что у высокого обе руки?… Куда девался завернутый в простыню сверток, похожий на ковер, который вчера лежал на диван-кровати в мезонине?… Что было в этом свертке?…

Вопросов набиралось бесконечное количество, и ни на один из них Антон ответить не мог. Сейчас он походил на студента, вытянувшего на экзаменах совершенно незнакомый билет. Проходя мимо «Соснового бора», со злостью решил зайти в кафе и перекусить – время обеда давно уже миновало. Заказал окрошку, котлету и стакан кефира. Окрошка показалась пресной. Хлебнув пару ложек, отодвинул тарелку и раздавил вилкой котлету. Котлета тоже не лезла в горло. Выпив кефир и оставив на столе почти нетронутую еду, заторопился в райотдел.

Подполковник Гладышев сидел в кабинете один, сосредоточенно изучал какие-то документы. Он кивнул Бирюкову и показал на стул возле своего стола. Положил на стол документы, заинтересованно спросил:

– Что на Береговой? В самом деле самоубийство?

Антон сжато рассказал о результатах выезда на происшествие. Подполковник задумчиво разглядывал мундштук дымящейся папиросы– Когда Антон замолчал, спросил:

– Как Крохина на работе характеризуется? Не узнавал?

– Очень положительно.

– М-да… – Гладышев затушил окурок в пепельнице. – Положительная служебная характеристика, к сожалению, еще не избавляет человека от психического заболевания. А может быть, предстоящий стыд перед разоблачением махинации с лотерейным билетом толкнул ее в петлю.

– Кстати, товарищ подполковник, – вставил Антон. – Позвоните в Ярское Чернышеву. Я утром просил его направить ко мне механизатора Птицына. Он обещал, но Птицына до сих пор нет, и наш дежурный говорит, что он не появлялся в райотделе.

Подполковник снял телефонную трубку и стал набирать номер председателя Ярского колхоза. Чернышев ответил быстро. Разговор состоялся недолгий. Подполковник сослался на сильную занятость, узнав необходимое, попрощался с Чернышевым и, положив трубку, задумчиво сказал:

– Птицын через полчаса после твоего телефонного разговора с Чернышевым на собственном мотоцикле выехал к нам.

– Куда же он делся? От Ярского не больше двух часов езды до райцентра, а уж полдня прошло.

Гладышев пожал плечами и стал уточнять детали, связанные с лотерейным билетом и самоубийством Крохиной. Когда разговор был исчерпан и Антон собрался было уйти от подполковника, зазвонил телефон. Гладышев снял трубку, ответил и посмотрел на Антона.

– Бирюков?… Уже около часу у меня сидит… – сказал он. – Птицын появился? Направь ко мне.

Через минуту обитая дерматином дверь бесшумно отворилась, и в кабинет вошел крепко сложенный плечистый парень с лихим, будто у казака чубом, густо закрывающим правую половину лба. Бирюков сразу узнал его по фотографии на районной доске Почета, хотя вместо черного костюма с медалями в этот раз на Птицыне была синтетическая коричневая куртка с замком-»молнией». Покручивая в правой руке за ремешок защитный шлем и водительские очки, парень улыбчиво прищурился и сказал:

– Птицын я, из Ярского. Вызывали?

Подполковник кивнул головою, показал на стул:

– Проходите.

Парень посмотрел на свои запыленные сапоги. Осторожно, стараясь не наступить на ковровую дорожку, прошел к стулу, положил возле него на пол очки со шлемом и сел.

– Что так долго ехали, товарищ Птицын? спросил подполковник. – Заезжали куда-то?

– Заднее колесо, как на грех, спустило. Хорошо, запаска с собою была, а то вообще бы сегодня не доехал до райцентра. – Птицын расстегнул на куртке «молнию», опять прищурился. – Умудрился на шоссейке гвоздь в покрышку поймать.

– На своем мотоцикле ехали?

Парень утвердительно тряхнул чубом. Подполковник помолчал, переложил на столе бумаги и спросил:

– Догадываетесь, по какому поводу вас пригласили?

Птицын пожал плечами:

• Предыдущая
• 20/41
• Следующая