Танец смерти - Чайлд Линкольн - Страница 84

• Предыдущая
• 84/93
• Следующая

– Пустая болтовня.

– Мы будем действовать на моих условиях, – сказал Диоген. – Слышишь меня? На моих условиях!

– Я выдвигаю два условия, – спокойно сказал Пендергаст. – Первое: обмен должен произойти на Манхэттене через шесть часов. Второе: осуществлен он должен быть так, чтобы ты не смог меня обмануть. Теперь изложи свой план, а я его оценю. У тебя имеется всего один шанс.

– Ты выдвигаешь не два, а целых пять условий. Еще бы, братец, еще бы! Должен признать, проблема не простая. Перезвоню через десять минут.

– Через пять.

– Новые условия?

И телефон замолчал.

Наступила долгая пауза. На лбу Пендергаста появилась испарина. Он вынул из кармана пиджака шелковый платок, промокнул лоб и положил платок на место.

– Мы можем ему доверять? – спросил Д'Агоста.

– Нет. Никогда. Но не думаю, что за шесть часов он сможет придумать что-то, чтобы обдурить нас. И если он хочет Сердце Люцифера, а хочет он его с такой страстью, какой мы с тобой понять не в состоянии, то этой страсти мы можем доверять.

Телефон снова зазвонил, и Пендергаст нажал на кнопку.

– Да?

– Ладно, frater. Небольшой тест для проверки знаний в области городской географии. Знаешь место, которое называется «Железные часы»?

– Железнодорожный поворотный круг?

– Отлично! А знаешь, где он находится?

– Да.

– Хорошо. Совершим обмен там. Ты наверняка захочешь взять с собой своего верного оруженосца Винни.

– Да.

– Слушай внимательно. Я встречу тебя там... без шести минут в полночь. Войди в туннель VI и встань под фонарь. Пусть Винни остается в темноте и прикрывает тебя, если хочешь. Он может взять с собой оружие на выбор. Я поведу с вами честную игру. Ты тоже можешь вооружиться. Стрельбы не предполагается, если только что-то не сорвется. Но сорваться ничего не должно. Я хочу свой бриллиант, а ты хочешь свою Виолу да Гамба. Если знаешь расположение «Железных часов», то поймешь, что это лучшее место для нашей сделки.

– Понимаю.

– Так. Неужели я заслужил твое одобрение, братец? Поверил, что обманывать тебя не собираюсь?

Пендергаст на мгновение задумался.

– Да.

– Тогда a presto[34].

И телефон замолк.

– Меня этот подонок в дрожь вгоняет, – сказал Д'Агоста.

Пендергаст долго молчал. Потом снова промокнул лоб платком.

Д'Агоста заметил, что руки Пендергаста слегка дрожат.

– Ты нормально себя чувствуешь? – спросил он.

Пендергаст покачал головой.

– Давай покончим с этим.

Но вместо того чтобы двигаться, он сидел, глубоко задумавшись. Потом, кажется, пришел к какому-то решению. И, к удивлению Д'Агосты, взял его за руку.

– Я хочу тебя кое о чем попросить, – сказал Пендергаст. – Заранее предупреждаю: тебе как партнеру и другу это не понравится. Но ты должен поверить: это единственный способ. Другого решения нет. Ты сделаешь это?

– Пока не знаю.

– Такой ответ я не принимаю. Прежде пообещай.

Д'Агоста колебался.

Лицо Пендергаста выразило озабоченность.

– Винсент, пожалуйста, это необходимо. Я должен опереться на тебя в сложный момент.

Д'Агоста вздохнул:

– Хорошо, обещаю.

Пендергаст явно испытал облегчение.

– Хорошо. Тогда внимательно слушай.

Диоген Пендергаст долго смотрел на сотовый телефон, лежавший на сосновом столе. Единственным признаком обуревавших его сильных эмоций было слабое подергивание мизинца. На левой щеке появилось серое пятно. Если бы взглянул в зеркало – а делал он это, только когда накладывал грим – то непременно увидел бы, что выглядит мертвеннее, чем всегда.

Наконец его взгляд оторвался от телефона и перекинулся на бутылочку с резиновой мембраной и лежавший рядом с ней шприц. Диоген взял бутылочку, повернул вверх дном, вставил шприц, набрал небольшое количество жидкости, чуть-чуть задумался, набрал еще, заткнул бутылочку пластиковой пробкой и положил в карман пиджака.

На краю стола лежали карты Таро. Это была колода Альбано – Уайт, Диоген предпочитал именно такие карты. Взяв колоду в руки, перетасовал ее и положил на стол три карты лицом вниз.

Остальные карты отложил в сторону, а сам перевернул первую карту: Верховная жрица. Интересно.

Перевернул вторую карту. На ней был изображен высокий худой человек в черном одеянии. Человек отворачивал склоненную голову. У ног его лежали перевернутые золотые кубки, из них выливалась красная жидкость. На заднем плане текла река, за ней – мрачный замок. Пятерка Чаш.

Диоген резко втянул ртом воздух.

Рука его боязливо потянулась к третьей, последней карте. Поколебавшись, открыл ее.

Эта карта была перевернута. Рука над пустынным пейзажем выходила из дымного облака. Рука эта держала тяжелый меч с рукояткой, украшенной драгоценными камнями. На кончике лезвия была золотая корона.

Туз мечей. Перевернутый.

Диоген с минуту смотрел на карту, потом медленно выдохнул. Поднял ее дрожащей рукой, затем резким движением порвал пополам, потом еще раз пополам и рассыпал кусочки.

Теперь его беспокойный взгляд обратился к черной бархатной ткани, завернутой по краям. На бархате лежало 488 бриллиантов, почти все они были цветными.

Он смотрел на них, и беспокойство потихоньку отступало.

Рука двинулась над океаном блестящего, пойманного в ловушку света, пока не вынула один из самых больших бриллиантов – ярко-голубой камень в тридцать три карата. У него было имя – Королева Нарнии. Диоген положил его на ладонь, смотрел на заключенный внутри свет, а затем осторожно поднес бриллиант к здоровому глазу.

На мир он смотрел сквозь глубины камня. Казалось, в этот момент он слегка приоткрывал дверь и в образовавшуюся щель видел кусочек волшебного мира, мира красок и жизни, настоящего, совершенно отличавшегося от того фальшивого, плоского и серого, который представлялся его глазам.

Дыхание его стало более глубоким и ровным, и мизинец уже не дрожал, мысли вышли из тюрьмы и отправились по давно забытым переулкам памяти.

Бриллианты. Все неизменно начиналось с бриллиантов. Он лежал на руках у матери, на ее шее сверкали бриллианты, свешивались с ушей, блестели на пальцах. И голос ее был похож на бриллиант, чистый и прохладный. Она пела по-французски. Было ему тогда не более двух лет, и плакал он не от горя, а от ранящей его красоты материнского голоса. Вероломное совершенство песни притягивает меня к себе, сердце жаждет быть кому-то нужным...

Сцена эта померкла в сознании.

Теперь он бродил по большому дому на Дафни-стрит, по его длинным коридорам, загадочным комнатам, многие из которых, даже тогда, были постоянно закрыты. Но когда он отворял дверь, непременно обнаруживал что-то волнующее, удивительное и странное: огромную кровать под тяжелым покрывалом, темные картины с изображением женщин в белых одеяниях и мужчин с мертвыми глазами. Там можно было увидеть экзотические предметы, привезенные из дальних стран, – костяные флейты, обезьянью лапку в серебряной оправе; испанское медное стремя; оскалившуюся голову ягуара; забинтованную ступню египетской мумии.

Всегда можно было убежать к матери, к ее теплу, нежному голосу, к бриллиантам, радужно сверкавшим при малейшем ее движении. Бриллианты были живыми, они никогда не менялись, не выцветали, не умирали. Они навсегда сохранят свою красоту.

Как же отличает их это от бренной плоти.

Диоген понимал ощущения Нерона, смотревшего сквозь бриллиант на пожар Рима, который сам же устроил. Император понимал преобразующую силу драгоценных камней. Он знал, что взгляд на мир сквозь такой камень означал преобразование не только мира, но и себя. Свет – это флюиды. Пройдя сквозь бриллиант, они достигают глубинных слоев души. Большинство людей этого не чувствуют, может, и никто на земле этого не ощущает. Кроме него. Драгоценные камни говорили с ним, шептались, дарили силу и мудрость.

Вдохновение сегодня подарят ему не карты, а бриллианты.

• Предыдущая
• 84/93
• Следующая