На днях землетрясение в Лигоне - Булычев Кир - Страница 36

• Предыдущая
• 36/41
• Следующая

Я не перебивал отца Фредерика.

– С моей точки зрения, контрабанда наркотиков – самое низменное из человеческих занятий, ибо они отнимают у человека не только тело, но и душу. Я долгое время не хотел в это верить, несмотря на доказательства, которые приводил мне покойный капитан Васунчок, но, когда я убедился, наконец, в этом, я пришел к единственно возможному для меня решению. Я решил сделать все, чтобы пресечь торговлю наркотиками. И спасти этим не только тех людей, которым предназначается опиум, но и самого князя. Я знал лишь одного человека, обладавшего смелостью, чтобы бороться с князем. Это был капитан Васунчок. И с тех пор я передавал ему все, что мог почерпнуть из разговоров с князем или из тех слов, которыми князь и его приближенные обменивались в моем присутствии. С моей помощью капитану удалось узнать, когда с севера прибывает очередной груз опиума, и Васунчок попытался перехватить его. Это было за две недели до вашего прилета. К сожалению, капитана постигла неудача. Он был ранен. Затем мне удалось узнать еще об одном грузе. Вчера отряд солдат уезжал к сосновой роще, но я не знаю, чем это кончилось. Думаю, что ничем, потому что во главе отряда был капитан Боро, который вряд ли посмел что-либо предпринять без разрешения князя.

– Вы правы, – сказал я.

– Вчера Васунчок умер. Я глубоко убежден, что виновником его смерти, как ни тяжело это говорить, был князь Урао.

– Да.

– Тогда я решил прийти к вам. Вы здесь новый человек, и вряд ли князь успел опутать вас, как других.

– Нет, – сказал я не улыбаясь, хотя, конечно, был некоторый мрачный юмор в том, что мы обсуждали мою собственную продажность, – он даже и не пытался этого сделать.

– Я позволил себе говорить долго, чтобы вы поняли меня и поверили мне. То, что я скажу, – правда, но вам придется делать усилие над собой, чтобы поверить в нее, так как эти сведения исходят от меня, белого миссионера.

– Я верю вам, отец, – сказал я. – Я ведь сам из Танги. И мой отец был с вами в одном японском концлагере.

– Да, я помню его. Он погиб там... Довольно давно, может, полгода назад, в доме князя было совещание с другими сепаратистами. Я никогда не вмешивался в их дела, так как полагал, что каждый народ сам избирает себе правление и в случае, если правительство ему не нравится, некого винить, кроме самих себя. Тогда, может, вы помните, была вспышка сепаратистских настроений в связи с очередной попыткой правительства лишить князей их привилегий. Князья готовились к восстанию, которое сорвалось из-за их разногласий, но когда обсуждалось, как обороняться от лигонских войск, они решили заминировать некоторые дороги и здания в Танги...

– Что! Вы знали об этом и молчали?

– Я думал тогда, что это пустая похвальба князей. Об этом открыто говорилось на обеде, который давал князь Урао своим сторонникам. На этом обеде, кроме меня, был и тогдашний губернатор и капитан Боро. Они даже имели название для этого плана: «Треугольник».

– Но что заставило вас изменить...

– Судите сами. Вечером я навестил княгиню Валимору в загородном доме, а затем ездил на своей машине в Моши, чтобы поглядеть, как будут размещены школьники. По дороге из Моши я встретил гроб с телом капитана Васунчока. В очень подавленном состоянии я вернулся в город и поспешил к князю, так как его мать просила узнать, когда он покинет город. Слуги отлично меня знают, и потому я прошел к дому без предупреждения. Князь находился в библиотеке со своими помощниками. Так как я в последние недели взял за правило останавливаться у дверей и слушать, о чем говорит князь, то и на этот раз я услышал о том, что они намереваются привести в действие операцию «Треугольник». Я сразу вспомнил о бахвальстве князей на обеде, и мной овладела тревога... Что я знаю об истинных интересах и намерениях Урао? А вдруг в своей дьявольской игре он захочет, чтобы землетрясение больнее ударило по городу, чтобы вы не смогли вывезти ценности и людей, а затем свалить вину на военное правительство? Может быть, так?

– Да, – сказал я. – Это одна из причин. Есть и другие. Но вы узнали, когда и что он намерен взорвать?

– Нет, – сказал Фредерик. – Я ничего не знаю. Когда я вошел в библиотеку, они прервали разговор. В последние дни мне кажется, что князь о чем-то догадывается. Может быть, у меня на старости лет разыгрались нервы. Мне даже казалось, что за мной следили.

В самом деле, полгода назад князья готовились к восстанию.

– Вам надо подумать, – сказал отец Фредерик. – Разрешите мне уйти? Не хотелось бы, чтобы меня видели около этого дома.

– Спасибо, отец, – сказал я. – И не беспокойтесь за ваших учеников. Грузовик будет в восемь у школы.

Я проводил миссионера до двери и остановился, размышляя, с чего начинать. Действовать надо было быстро. Я подошел к окну, чтобы посмотреть, стоит ли у подъезда дежурная машина. Машина стояла. Уже начало светать, и отец Фредерик, широко шагающий по дорожке вдоль газона, был до колен скрыт утренним туманом. Я смотрел ему вслед. Добрый старик, подумал я вдруг об отце Фредерике, всегда давал нам, мальчишкам, конфеты. Это было давно, но вкус конфет сохранился. Тогда были голодные времена, и больше нам никто не давал конфет.

Сверху, со второго этажа, мне виден был и газон, и окружающие его кусты, и проходящая дорога, и даже деревья вдали, за дорогой. За кустами стоял человек, так же как и отец Фредерик, по колени в тумане. Он вышел из-за кустов. Миссионер не видел его, он шел опустив голову и задумавшись. Я вдруг понял, что миссионеру грозит опасность. Я хотел крикнуть ему, но окно было закрыто, и я, вместо того чтобы выстрелить прямо сквозь стекло и вспугнуть того человека, стал открывать окно. Я увидел, как сверкнул маленький, сверху нестрашный огонек, и тут до меня долетел тихий щелчок. Отец Фредерик, не останавливаясь, прошел еще три шага и во весь рост упал вниз, в туман. И исчез.

Убийца побежал к кустам и скрылся в них. Отец Фредерик все-таки был прав. Его похоронят в Танги, около церкви, если она останется стоять после землетрясения. Я бросился вниз Последний день Танги начался с выстрела.

Есть ли высшая справедливость, подумал я, прочтя в постели записку портье Джонсона? И кто направляет безжалостную руку судьбы? Клянусь всем святым, у меня и мысли не было убивать отца Фредерика.

Зная человеческую натуру, я подозревал, что миссионер побежит с доносом к майору. Я полагаю, что отцом Фредериком руководила не корысть, а неправильное понимание чувства долга, а может, просто страх перед смертью и воображаемым высшим судом. Я приказал следить за ним, ибо полагал, что он мог подслушать наши разговоры. И вот записка... Что ж, мои руки чисты, думал я. Будем считать отца Фредерика праведником, позаботимся о его погребении, щедром даре на его школу.

Итак, я лежал в постели, размышляя, насколько лучше было бы для Фредерика и христианской церкви, если бы он умер в японском концлагере и попал в число мучеников. И в этот момент я услышал – ночью слышно далеко,

• Предыдущая
• 36/41
• Следующая